Херити не задержался, чтобы взглянуть на плоды своих трудов. Ему все рассказал звук взрыва. Он спрятал передатчик в маленький потертый зеленый военный ранец, запихнул поверх него старый желтый свитер, затянул ремешки чехла и перекинул ранец через плечо. Херити покинул здание через черный ход, окрыленный успехом и удовлетворенный. Барни и его группа получат это послание!

Джон О'Нейл поднял взгляд от своих часов как раз тогда, когда оранжевая вспышка взрыва поглотила Мери. От кусков разбитого оконного стекла его спасла плотная портьера, отклонившая все осколки, кроме одного. Один маленький осколок зацепил кожу на его черепе. Ударная волна сбила с ног, бросив назад на стол.

Джон упал на бок, потеряв на мгновение сознание. Но он поднялся на колени, когда в комнату ворвался управляющий банком, крича:

— Боже милостивый! Что это было?

Джон, шатаясь, поднялся на ноги, отвергая и вопрос, и ответ, грохотавший в его мозгу, словно отголосок взрыва. Он пробрался мимо управляющего и вышел из офиса. Джон все еще был в шоке, но те то само нашло дорогу вниз по лестнице. Внизу он оттолкнул плечом в сторону какую-то женщину и, пошатываясь, выбрался на улицу, где вклинился в толпу, спешащую к месту взрыва. В воздухе стоял запах горелого железа, звуки плача и воплей.

Лишь несколько секунд Джон был частью людской толчеи, теснимой назад полицией и непострадавшими гражданскими, привлеченными для оцепления. Джон локтями проложил себе путь вперед.

— Моя жена! — кричал он. — Я ее видел! Она была там! Моя жена и мои дети!

Полицейский схватил Джона за руки и развернул кругом, закрыв от него зрелище перемешанных тряпок и окровавленной плоти, разбросанных по другую сторону улицы.

Стоны раненых, мольбы о помощи и крики ужаса привели Джона в состояние бессмысленной ярости. «Мери нуждается во мне!» Он бешено сопротивлялся.

— Мери! Она была прямо перед…

— Сюда едет «Скорая помощь», сэр! Помощь близко. Вы должны успокоиться. Сейчас вам туда нельзя.

Женщина слева от Джона сказала:

— Пропустите меня. Я медсестра.

Джон перестал сопротивляться полицейскому.

Людям помогают. Там медсестра.

— Во всем разберутся до мельчайших подробностей, сэр, — сказал полицейский. Голос его был раздражающе спокоен. — Что за скверный порез у вас на голове. Давайте-ка я помогу вам перейти через улицу туда, куда приедет «Скорая помощь».

Джон позволил провести себя по проходу сквозь толпу, видя любопытные взгляды, слыша всхлипы и призывы к Богу «взглянуть туда» — внушающие страх голоса, рассказывающие ему о том, чего он не хотел видеть. Хотя он знал, что там. И позади помогавшего ему полицейского кое-что было видно мельком на свободном от людей пространстве у здания через улицу от газона.

— Ну вот, сэр, — сказал полицейский. — Здесь о вас позаботятся. — Потом еще кому-то: — Думаю, его зацепило случайным осколком. Кровотечение, кажется, остановилось.

Джон стоял, прислонившись спиной к посеченной кирпичной стене, с которой все еще осыпалась пыль от взрыва. Под ногами хрустело битое стекло. Сквозь просвет в толпе справа от себя он мог видеть часть кровавого месива на углу. Людей, передвигающихся и склоняющихся над разбитыми телами. Ему показалось, что он узнает пальто Мери позади коленопреклоненного священника. Где-то внутри его возникло ощущение понимания этой сцены. Однако сознание оставалось замороженным, бесстрастно запертое в окаменевших мыслях. Если Джон позволит себе думать свободно, тогда события потекут, время продолжится… время без Мери и детей. Это было так, словно крохотный драгоценный камешек сознания оставался незатронутым внутри его, понимая, ЗНАЯ… но больше ничему нельзя было позволить шевелиться.

Кто-то дотронулся до его руки.

Джона словно ударило током. У него вырвался вопль — агонизирующий, разносящийся эхом по улице, заставляющий людей оборачиваться, чтобы взглянуть на него. Вспышка фотографа ослепила его на время, оборвав вопль, но Джон все еще слышал его у себя в голове. Это было нечто большее, чем просто крик. Это зарождалось глубже, исходя из какого-то места в душе, о котором Джон не подозревал, и у него не было от этого защиты. Его ухватили двое одетых в белое санитаров «Скорой помощи». Он чувствовал, как с него стянули пальто, разорвали рубашку. Потом укол шприца в руку. Джона затолкали в машину, когда охватившая его дремота затопила сознание, отключив начисто память.

Долгое время он не сможет вспомнить эти так потрясшие его минуты. Джон сможет припомнить маленький автомобиль, локоть в коричневом свитере в его окне и больше ничего. Он знал, что видел то, что видел: взрыв, смерть. Рациональное мышление принимало факты. «Раз я стоял у окна, то должен был видеть взрыв». Но подробности были скрыты за завесой, сквозь которую он не мог проникнуть. Они лежали замороженные в глубине его, требуя действия, ибо, оттаяв, они бы его уничтожили.

Стивен Броудер прочитал о взрыве на Графтон-стрит, сидя на газоне во дворе медицинского факультета колледжа в Корке. Студент третьего курса Броудер уже достаточно был знаком с учебной рутиной, чтобы предоставить себе долгий перерыв на ленч и возможность захлопнуть книжки и перевести дух между занятиями. Однако для ленча он выбрал именно это место, поскольку здесь ему частенько составляли компанию студентки-медсестры, среди которых он особенно выделял Кетлин О'Хара.

Был теплый день, и это многих привело во двор. Все они предпочли газон каменному готическому уродству здания факультета, напоминавшему скорее старую тюрьму, захватившую это место, чем современное медицинское учреждение. Выходящий в Корке «Экзаминер» в его руках предназначался всего лишь для подстилки, но его внимание привлекла фотография вопящего человека — «Американский турист лишается семьи», — и Стивен прочел историю, потрясшую его.

Увлечение Броудера Кетлин О'Хара не прошло незамеченным среди студенток-медсестер. Они теперь поддразнивали ее на этот счет.

— Вот он, Кети. Я одолжу тебе носовой платок, чтобы уронить перед ним.

Кети краснела, но не могла удержаться, чтобы не поглядывать через газон на Броудера. Он был тощим, глуповатым на вид юношей с песочного цвета волосами и широко расставленными голубыми глазами. Судя по его манерам, Стивен обещал стать одним из тех сутулых врачей общей практики, чья доброта пробуждает в пациентах великую веру. Ей нравилась его задумчивость. Робость непременно станет скромностью ученого и мрачной строгостью, что хорошо бы подошло к окончательно определившимся чертам его лица.

Броудер оторвался от своей газеты и встретился глазами с Кети. Он быстро отвел взгляд. Стивен уже две недели пытался набраться смелости и изыскать способ попросить ее прогуляться с ним куда-нибудь. Он теперь ругал себя за то, что не улыбнулся ей в ответ. Броудер не мог бы толком определить, чем привлекает его Кетлин. У нее была юная фигура, слегка крепковатая, но миловидная. Тонкие сосуды кожи придавали цвету лица розовый оттенок. Волосы у нее были ярко-рыжими, часть наследия викингов. Темно-коричневые глаза были довольно глубоко посажены под широкими бровями. Стивен знал, что Кетлин имеет репутацию хорошего работника, что она смышленая и веселая. Он слышал, как другая студентка говорила про нее:

— Она не красавица, но достаточно хороша, чтобы заполучить себе мужа.

«По-своему она прекрасна», — подумал он.

Броудер снова взглянул на нее, и их глаза встретились. Кетлин улыбнулась, и он заставил себя улыбнуться в ответ, прежде чем контакт оборвался. Сердце его сильно колотилось, и Стивен склонился над газетой, чтобы отвлечься. Вопящий мужчина на фотографии, казалось, уставился прямо на него, заставив Стивена похолодеть. Вся семья бедняги погибла в том взрыве — жена и двое детей. На мгновение у Броудера возникла фантастическая мысль о себе самом, женатом на Кети О'Хара, — ну, и дети, конечно. И они погибли бы. Все. Без всякого предупреждения. Все, что обусловило выбор профессии для Стивена Броудера, чувствовало себя оскорбленным этим взрывом.