Депла хихикнул.

— Постоянный риск в нашем деле, сэр. Можно ли мне поинтересоваться, какие дела привели вас в Париж?

— Я консультант по инвестициям, — солгал Джон. Он изобразил перед Депла озабоченного бизнесмена. — И я опаздываю на важную встречу по поводу одного проекта. Я вот думаю, не может ли отель предоставить мне напрокат машину с шофером, разговаривающим по-английски?

— С какого дня, сэр?

Джон проверил свои внутренние резервы — маловато. Но всего через четыре дня… Остров Эчилл… письма. Необходимо было еще кое-что сделать, прежде чем предпринять последующие шаги. Он чувствовал, что времени осталось мало. Придется изменить планы.

Джон глубоко вздохнул.

— Завтра?

— Разумно ли это, сэр? Вы выглядите намного лучше, благодаря отличной заботе Консуэлы, но даже так…

— Это необходимо, — сказал Джон.

Депла выразительно пожал плечами.

— Могу ли я спросить, куда вы направляетесь, сэр?

— В Люксембург. А потом, наверное, обратно в Орли. Я не уверен. Машина будет мне нужна на несколько дней.

— Машиной? — Депла явно был поражен. — Орли? Вы куда-то летите?

— Я собирался, когда было чуть сильнее…

— Поговаривают об еще одной забастовке авиадиспетчеров, — сказал Депла.

— Тогда я могу воспользоваться машиной, чтобы добраться до Англии.

— Так далеко! — По тону Депла было понятно, что он считает своего постояльца расточительным.

Как и весь остальной штат отеля, особенно Консуэла.

— Эти амьериканцы! Он не будет платить доктору. Сльишком дорого. Но он наньимает машину и водьителя, говорящего по-англьийски для подьобного путешествия. Мои амьериканцы в Мадриде проявльяли такьие же признаки безьумия. Они вопят на песетес, и потом они покьупают тельевизор, такой большой, что его нельзя двьигать, кромье как с брьигадой грьузчиков.

Не раздеваясь, Бекетт вытянувшись лежал на своей спартанской раскладушке в крохотной комнате ДИЦ. Он заложил руки за голову, чувствуя костяшками пальцев комковатую подушку. Единственным источником света в комнате были часы с подсветкой на столе возле его головы. Полтретьего ночи. Глаза Бекетта были открыты. В горле у него застрял комок, который он никак не мог проглотить.

«Слава Богу, моя семья пока в безопасности», — думал Бекетт.

Вся эта зона северного Мичигана была оцеплена войсками.

«Мы идем по пути Франции и Швейцарии».

«Распались».

Он знал, что стоит только закрыть глаза, как сознание заполонят воспоминания об умирающей Ариене Фосс.

— Я замерзаю! — не переставала она жаловаться.

Впрочем, между жалобами Фосс снабжала их клинической картиной своих симптомов, как они виделись изнутри сознанию, окончательно настроившемуся на медицинские детали.

В палате госпиталя были светло-зеленые стены и твердый пластиковый пол, покрытый пятнами засохшего антисептика. Окон не было. Лишь картина с горным пейзажем висела на стене, создавая иллюзию пространства за стенами стерильной комнаты. Линии проводов в сером изоляционном покрытии выходили из-под ложа Фосс, прячась в коробке электронной системы, наблюдавшей за ее жизненными показателями. Лишь одна прозрачная трубочка сбегала из капельницы в ее правую руку: раствор Рингера.

Со своего кресла возле ее кровати Бекетт мог держать в поле своего зрения и монитор, и пациентку. Губы Фосс шевелились. Звука не было, глаза закрыты. Губы шевельнулись снова, потом послышалось:

— Был наплыв той странной разновидности дезориентации, — прошептала она. — Вы уловили это?

— Да, Ари.

— И с Дореной тоже? Что она говорит?

Бекетт подвинул лампу ближе к тетради на своих коленях и сделал пометку.

— У нас скоро будет доклад от Джо, — сказал он.

— Скоро, — прошептала Фосс. — Что это означает?

— Через час или около того.

— Через час или около того меня уже здесь может не быть. Эта штука быстрая, Билл. Я это чувствую.

— Я хочу, чтобы вы мысленно вернулись назад, — сказал Бекетт. — Какой первый симптом заставил вас заподозрить, что это чума?

— На моей правой стопе этим утром появилось белое пятно.

«Белые пятна на конечностях», — записал Бекетт.

— А раньше ничего? — спросил он.

Фосс открыла глаза. Зрачки были остекленевшими, веки — опухшими. Ее кожа была бледной и бескровной, как у мертвеца. Почти такого же цвета, как и подушка под головой. Кукольные черты обрюзгли, вьющиеся волосы спутались и были влажными от пота.

— Вспоминайте, — приказал Бекетт.

Фосс закрыла глаза, потом прошептала:

— Ах, нет.

— Что? — Он склонился к ее голове.

— Это не могло быть симптомом, — прошептала она.

— Что?

— Позавчера я проснулась с мозолями, как у черта.

Бекетт быстро начал записывать.

— Вы это тоже протоколируете? — шепотом спросила Фосс.

— Вообще все, что может оказаться важным. Что еще?

— Я приняла ванну и… Иисусе! У меня болит кишечник.

Бекетт сделал пометку, потом сказал:

— Вы приняли ванну.

— Это было странно. Казалось, что вода никак не нагреется как следует. Я думала, что это проклятые сантехники, но была туча пара, и кожа у меня покраснела. Хотя мне было холодно.

«Сенсорное искажение», — записал Бекетт, потом:

— Вы не обливались холодной водой?

— Нет. — Фосс медленно качнула головой из стороны в сторону. — И я была голодна. Я съела два завтрака. Я думала, это просто весь этот беспорядок и… вы знаете.

— Вы не щупали себе пульс?

— Не думаю. Я не помню. Господи, меня это обеспокоило, так много есть. Меня всегда тревожит набираемый вес. Куда вы поместили Дорену?

— Чуть дальше по коридору. Мы поставили ультрафиолетовые излучатели и антисептические распылители в проходе между комнатами. Мы решили, что это хорошая идея… просто на всякий случай.

— На случай, если одна из нас получила порцию чумы, а вторая нет. Хорошая мысль. Что это за дрянь в капельнице?

— Просто раствор Рингера. Мы собираемся попробовать немного новой крови. Вам нужна лейкоцитарная стимуляция.

— Значит, она уже добралась до костного мозга.

— Мы в этом не уверены.

— Как только я увидела то белое пятно у себя на лодыжке, Билл, думаю, что уже тогда все поняла. У меня кишки стали, словно комок льда. Но мне не хотелось об этом думать. Вы заметили пятно у Дорены на руке?

— Да.

— Сделайте основательное вскрытие, — сказала Фосс. — Отыщите все, что сможете. — Она закрыла глаза, потом снова открыла.

— Я долго была без сознания?

— Секунду.

— Нет! Когда вы принесли меня сюда?

— Около часа.

— Это обрушилось, словно тонна кирпича, — сказала Фосс. — Я помню, как вы сажаете меня на край кровати, чтобы помочь надеть халат, а потом — ап!

— У вас упало давление.

— Я так и думала. А что с другими женщинами в ДИЦ? Это распространяется?

— Боюсь, что так.

— Дерьмо! — Она помолчала мгновение, потом: — Билл, не думаю, что от вашей антисептической обработки будет много толку. Я думаю, что носителями являются мужчины.

— Боюсь, что вы правы, — Бекетт откашлялся.

— Какая температура?

— Сначала был жар, а сейчас снижается — девяносто девять и семь десятых. — Бекетт посмотрел на монитор. — Сердцебиение сто сорок.

— Собираетесь попробовать наперстянку?