— Это безумие, — прошептал он.
— Да.
Он поднял ее подбородок и поцеловал в губы.
Она же изо всех сил прижалась к нему.
Они оба понимали, чем все это кончится. Она не сопротивлялась, когда он поднял ее и понес в спальню.
Айдахо заговорил только один раз.
— Ты не девственница.
— Ты тоже, мой любимый.
— Любимый, — прошептал он. — Любимый, любимый, любимый…
— Да… да!
Когда все закончилось, Хви вытянулась на постели в сладкой истоме, подложив руки под голову. Айдахо сидел на кровати спиной к ней и смотрел в окно.
— Кто были твои предыдущие любовники? — спросил он.
Она приподнялась на локте.
— У меня не было других любовников.
— Но… — он обернулся и внимательно посмотрел на нее.
— Когда мне не было еще и двадцати, нашелся один мальчик, который думал, что не может без меня жить. Потом мне было очень стыдно. — Она улыбнулась. — Какой я была доверчивой! Мне казалось, что я не смогу оправдать надежд людей, которые создали меня. Но они обо всем узнали и были очень довольны. Мне кажется, меня просто проверили.
Айдахо нахмурился.
— Со мной то же самое? Ты пришла, потому что нужна мне?
— Нет, Дункан. — У Хви был очень серьезный вид. — Мы дарили радость друг другу, потому что это была любовь.
— Любовь, — повторил Айдахо, и в голосе его прозвучала горечь.
— Мой дядя Малки говорил, что любовь — это плохая сделка, потому что нет никаких гарантий.
— Твой дядя Малки был мудрым человеком.
— Он глупец! Любовь не нуждается в гарантиях.
Саркастическая улыбка тронула губы Айдахо.
Она ласково улыбнулась ему.
— Любовь отличается тем, что ты даришь радость и не заботишься о последствиях.
Он кивнул.
— Я думаю только о том, что ты можешь оказаться в большой опасности.
— Что сделано, то сделано.
— Что мы будем делать?
— Мы будем радоваться, пока живем.
— Это звучит, как окончательный приговор.
— Это и есть приговор.
— Но мы будем видеться каждый…
— Так, как сегодня, мы больше не увидимся.
— Хви! — он бросился к ней и приник лицом к ее груди.
Она погладила его по волосам.
Голос его зазвучал глухо, когда он спросил:
— Что, если я…
— Тихо! Если суждено быть ребенку, то будет ребенок.
Айдахо поднял голову.
— Но тогда он точно обо всем узнает.
— Он все узнает в любом случае.
— Откуда?
— Я скажу ему.
Айдахо отпрянул и. выпрямившись, сел. Во взгляде его выразилась смесь недоумения и гнева.
— Я должна это сделать.
— Если он набросится на тебя… Хви я слышал много историй. Ты можешь подвергнуться страшной опасности.
— Нет. У меня есть потребности, и он это знает. Он не причинит вреда никому из нас.
— Но он…
— Он не уничтожит меня. Он знает, что если он причинит вред тебе, то тем самым уничтожит меня.
— Как ты можешь выйти за него замуж?
— Дорогой Дункан, неужели ты не видишь, что я нужна ему больше, чем даже тебе?
— Но он же не может… Я хочу сказать, что это невероятно, чтобы ты…
— Я не смогу получать с Лето ту радость, которую получаю с тобой. Для него это невозможно. Он признался мне в этом.
— Но почему тогда он не может… Если, он действительно тебя любит…
— У него гораздо более широкие планы и потребности. — Она взяла обеими руками правую руку Айдахо. — Я поняла это сразу как только стала к нему присматриваться. Его потребности гораздо глубже наших с тобой.
— Что это за планы и какие потребности?
— Спроси у него сам.
— Но ты их знаешь?
— Да.
— То есть ты веришь в эти истории о…
— В нем очень много честности и доброты. Это подтверждает и моя реакция на него. Мои иксианские хозяева вложили в меня некое вещество, которого оказалось слишком много, а оно открывает мне больше, чем они рассчитывали.
— Так ты веришь ему? — обвиняющим тоном воскликнул Айдахо и попытался вырвать руку.
— Если ты пойдешь к нему, Дункан, и…
— Он никогда больше не увидит меня!
— Увидит.
Она поднесла ко рту его руку и поцеловала его пальцы.
— Я заложник, — проговорил Айдахо. — Ты наполнила меня страхом за нас обоих…
— Я никогда не думала, что служить Богу легко, — сказала она. — Но я не могла даже предположить, что это настолько тяжко.
Глава 37
Моя память обладает весьма любопытным свойством, которым, как я надеюсь, могут обладать и другие. Меня постоянно изумляло, с каким старанием люди отгораживаются от своей предковой памяти, защищая себя толстой стеной мифов. О, я не жду, конечно, что они станут искать переживаний каждого момента в жизни своих предков, как это происходит со мной. Я могу понять их упорное нежелание вникать в мелкие подробности жизни предшественников. У вас есть веские основания опасаться, что настоящая жизнь станет беднее, если ее заслонит живое воспоминание о прошлом. Однако значение настоящего скрывается в смысле прошлого. Мы несем с собой всех наших предков с их радостями, переживаниями, горестями, муками и свершениями, словно живую волну. В этой памяти нет ничего лишнего и бессмысленного. Каждая мелочь оказывает воздействие на настоящее, и так будет до тех пор, пока будет жить человечество. Вокруг нас сияющая бесконечность, тот Золотой Путь непреходящего, которому мы приносим свою, пусть незначительную, но вдохновенную верность.
(Похищенные записки)
— Я вызвал тебя, Монео, в связи с тем, что мне сообщали мои гвардейцы. — сказал Лето.
Они стояли в темноте крипты, и Монео вспомнил, что самые свои болезненные решения Бог-Император принимал именно здесь. Монео тоже слышал эти сообщения Он ждал вызова с минуту на минуту, и когда после ужина его вызвали к Императору, мажордома охватил липкий страх.
— Речь идет… о Дункане, господин?
— Естественно, о Дункане!
— Мне сказали, господин, что его поведение…
— Убийственное поведение, Монео?
Монео склонил голову.
— Если вы так говорите, господин.
— Через какое время тлейлаксианцы смогут поставить нам нового Дункана?
— Они говорят, что у них возникли проблемы. Это может занять около двух лет.
— Ты знаешь, что мне рассказали мои гвардейцы, Монео?
Тот затаил дыхание. Если Бог-Император знает о последних… Нет! Даже Говорящие Рыбы устрашились такого противостояния. Если бы речь шла о ком угодно, кроме Дункана, то женщины сами устранили бы этого человека.
— Ну, Монео, я жду.
— Мне сказали, господин, что он собрал своих Говорящих Рыб и опросил их относительно их происхождения. В каких мирах они родились. Кто были их родители и как проходило их детство?
— Ответы его не удовлетворили.
— Он был очень испуган, господин, и продолжал настаивать.
— Словно от повторения он мог выяснить настоящую правду.
Монео от души надеялся, что это единственная проблема, беспокоившая Лето.
— Почему Дунканы всегда так поступают, господин?
— Причиной этому служит их обучение, раннее обучение, еще у первых Атрейдесов.
— Но насколько это отличается от…
— Атрейдесы сами служили людям, которыми правили. Мера их правления отражалась как в зеркале на состоянии тех, кем они управляли. Дунканы всегда хотели знать, как живет народ.
— Одну ночь он провел в деревне, господин. Побывал он и в нескольких городках. Он видел…
— Все зависит от того, как ты толкуешь результат Монео. Свидетельство ничего не значит без суждения.
— Но я знаю, что он судит, господин.
— Мы все так поступаем, Монео, но Дункан склонен верить, что эта вселенная является заложницей моей воли. Они знают, что невозможно ошибаться, если выступаешь от имени правды.
— Это то, что он говорит вам…
— Это то, что говорю я. Это то, что говорят все Атрейдесы, которые живут во мне. Эта вселенная не потерпит такого насилия. То, что ты пытаешься сделать, не будет долговечным, если ты…
