— Хорошо, я пообещаю вам… а вы? — спросил Фейд-Раута.

— Для начала — оставлю тебя в живых, — хмыкнул барон.

Фейд-Раута вновь внимательно оглядел дядю.

Хавата он ко мне приставит! Интересно, что бы он сказал, узнав, что это Хават устроил ту штуку с гладиатором, которая стоила ему главного надсмотрщика? Пожалуй, заявил бы, что я пытаюсь оболгать Хавата. Не-ет, добрый Суфир как хороший ментат, уж конечно, предусмотрел и такую возможность…

— Ну и что ты скажешь на это? — спросил барон.

— А что я могу сказать? Конечно, я согласен, — ответил Фейд-Раута. Хават! Значит, он ведет двойную игру… играет на себя, да? Или он переметнулся к дядюшке из-за того, что я не посоветовался с ним в деле с этим мальчишкой-рабом?..

— Ты ничего не сказал о моем решении приставить к тебе Хавата, — заметил барон.

Слегка раздувшиеся ноздри выдали гнев молодого человека. Сколько лет само имя Хавата было сигналом опасности для Харконненов… а теперь у него новое значение: по-прежнему опасен.

— Хават — опасная игрушка, — ответил он наконец.

— Игрушка? Не будь глупее, чем ты есть. Я знаю, что такое Хават и как им управлять. У Хавата, Фейд, слишком сильные эмоции. Человек без эмоций — вот кого следует опасаться по-настоящему. А сильные эмоции… ах, право, на них так удобно играть!

— Дядя, я вас не понимаю.

— Заметно.

На этот раз вздрогнувшие веки выдали негодование Фейд-Рауты.

— Ты не понимаешь и Хавата, — добавил барон.

Ты-то будто его понимаешь! — сердито подумал Фейд-Раута.

— Кого винит Хават за сложившиеся обстоятельства? — спросил барон. — Меня? Разумеется. Но, служа Атрейдесам, он многие годы, раз за разом, одерживал надо мной верх — пока не вмешался Император. Вот как он все это видит. Теперь его ненависть ко мне — это так, между прочим. Привычка. И он верит, что в любой момент может опять обыграть меня. Только пока он в это верит — он проигрывает сам. Ибо я направляю его, куда нужно мне — против Императора.

По мере того как Фейд-Раута осознавал это, его лоб прорезали напряженные морщины, плотно сжимались губы.

— Против… Императора?! — выдохнул он.

Ну-ка пусть племянничек распробует вкус этих слов: «Его Императорское Величество Фейд-Раута Харконнен»! Пусть прикинет, чего это стоит. Уж конечно, куда больше, чем жизнь старого дядюшки, который как раз и может помочь этой мечте осуществиться!

Фейд-Раута медленно провел языком по пересохшим губам. Может ли быть, что старый дурак говорит правду? Наверняка же здесь скрывается больше, чем кажется!

— А… а при чем тут вообще Хават? — спросил он.

— А Хават думает, что использует нас для мести Императору.

— И что будет, когда он осуществит эту месть?

— Дальше этого он и не думал. Хават — человек, созданный для служения, причем сам он этого о себе не знает.

— Я многому научился у Хавата, — признал Фейд-Раута и сам понял вдруг, насколько это соответствует истине. — Но чем больше я от него узнаю, тем больше понимаю, что мы должны от него избавиться… и очень скоро.

— Тебе не нравится, что он будет следить за тобой?

— Он и так следит за всеми.

— И он может посадить тебя на трон. Хават — тонкая штучка. Он опасен. Хитер. Но все же я пока не стану отменять антидот, который он получает с пищей. Видишь ли, Фейд, меч ведь тоже опасен. Но для этого меча у нас есть ножны: яд в его теле. Стоит только не дать противоядия — и смерть сделает его безопасным…

— Это похоже на арену, — заметил Фейд-Раута. — Финт внутри финта и в нем еще финт. Надо следить, куда поворачивается гладиатор, куда смотрит, как держит нож…

Он кивнул сам себе: его слова явно понравились дяде. Впрочем, про себя на-барон подумал: Как арена — это точно. И острием клинка тут служит ум!

— Видишь теперь, как я тебе нужен, — сказал барон. — Нет, племянничек, я тебе еще пригожусь.

«Да, мечом работают, пока он не затупится», — подумал Фейд-Раута.

— Да, дядя, — кивнул он.

— Ну а теперь, мы пойдем в казармы рабов, — сказал барон. — Оба. В крыло удовольствий. И я буду смотреть, как ты сам, своими руками, убьешь там всех женщин.

Лицо Фейд-Рауты потемнело.

— Дядя, вы…

— Ты примешь это наказание и усвоишь кое-что, — отрезал барон.

Фейд-Раута встретил насмешливый, почти издевательский взгляд барона. «Да, я запомню эту ночь, — сказал он себе. — А с ней я буду помнить и те… другие ночи».

— Ты не можешь отказаться, — проговорил барон.

«А если бы отказался — что бы ты сделал, старик?» — подумал Фейд-Раута. Но он знал, что за отказом последовало бы другое наказание, может быть, более изощренное. Более жестокий способ согнуть его.

— Нет, Фейд, я тебя знаю, — покачал головой барон. — Ты не откажешься.

«Ладно, — подумал Фейд-Раута. — Ты мне пока еще нужен, я это понял. Сделка заключена. Но придет время, и я уже не буду в тебе нуждаться. И тогда… когда-нибудь…»

Да, случалось мне сидеть перед многими правителями Великих Домов… но борова толще и опаснее, чем этот, мне видеть не приходилось! — сказал себе Суфир Хават.

— Можешь говорить со мной прямо, Хават, — прогудел барон. Он откинулся на спинку своего плавающего кресла, но глазки, утопавшие в складках жира, буравили Хавата.

Старый ментат опустил взгляд на стол между собой и бароном Владимиром Харконненом, отметив богатство узора. Даже и это следовало учитывать, общаясь с бароном, — как и красную обивку его личной комнаты для совещаний и висящий в воздухе слабый аромат трав, скрывавший тяжелый мускусный запах.

— Ты же не забавы ради посоветовал мне предупредить Раббана? — сказал барон.

Обветренное лицо Хавата оставалось бесстрастным, не отразив отвращения, которое он испытывал в этот момент.

— Я о многом догадываюсь, милорд, — ответил он.

— Вижу. Н-ну хорошо… тогда скажи мне, каким образом Арракис вписывается в твои догадки относительно Салусы Секундус? Мне недостаточно просто твоего утверждения о том, что Императора раздражает всякая попытка провести какую-то параллель между Арракисом и его таинственной планетой-тюрьмой. Так вот, я отправил Раббану это предупреждение сразу же только потому, что курьеру надо было отбыть именно на этом хайлайнере. Допустим. Но теперь я должен получить объяснения!

Он чересчур много болтает, подумал Хават. То ли дело был герцог Лето, который движением брови или руки мог передать мне все необходимое. Или взять Старого Герцога — тот мог целое предложение вложить в интонацию, с которой произносил одно только слово… А этот — тупая туша! Уничтожить его — это значит облагодетельствовать человечество…

— Ты не выйдешь отсюда, пока я не получу самое полное, обстоятельное и исчерпывающее объяснение. — заявил барон.

— Вы чересчур просто говорите о Салусе Секундус, — заметил Хават.

— Подумаешь! Исправительно-каторжная колония, только и всего, — отмахнулся барон. — На Салусу Секундус вся Галактика отсылает самую последнюю сволочь. Отребье. Ну и что еще надо знать об этой дыре?

— Хотя бы то, что условия существования на каторжной планете тяжелее, чем где-либо, — ответил Хават. — Вы, надо полагать, знаете, что уровень смертности у новичков превышает шестьдесят процентов. Что Император как только может угнетает их. Вы знаете все это — и не задаете никаких вопросов?..

— Император не позволяет Великим Домам инспектировать его каторгу, — проворчал барон. — Так зато и он не заглядывает в мои темницы.

— И всякое любопытство относительно Салусы Секундус, как бы это сказать… э-э… — Хават приложил узловатый палец к губам, — не поощряется.