Не шевелясь, она окинула взглядом его тело.

— Не ищи того, чего уже давно нет, — сказал он. — Некоторые формы близости стали недоступны для меня.

Она вновь посмотрела на его розовое детское лицо, которое в силу контраста с червеобразным телом казалось особенно человеческим.

— Если тебе нужны дети, — сказал он, — то я хочу попросить только об одном — чтобы ты позволила мне самому подобрать для них отца. Но я еще ни о чем тебя не просил.

Голос ее стал совсем тихим:

— Господин, я не знаю, что…

— Скоро я вернусь в Цитадель, — произнес он. — Ты придешь ко мне, и мы поговорим обо всем. Я расскажу тебе о том, что я предотвратил.

— Я напугана, мой господин. Я не испытывала такого страха никогда в жизни.

— Не бойся меня, Хви. С моей нежной Хви я могу быть только нежным. Что же касается других опасностей, то от них тебя защитят мои Говорящие Рыбы, которые в случае надобности прикроют тебя своими телами. Они не допустят, чтобы хоть кто-то причинил тебе малейший вред.

Дрожа всем телом, Хви встала с подушки.

Лето видел, как потрясли девушку его слова, и это причинило ему боль. В глазах Хви блестели слезы. Она изо всех сил сцепила руки, чтобы унять дрожь. Он знал, что она по своей воле придет к нему в Цитадель. Неважно, спросит ли он о чем-либо. Она ответит ему, как отвечают Говорящие Рыбы: «Да. господин».

Лето понял, что если бы у нее была возможность поменяться с ним местами и принять его тяжкий крест, она сама предложила бы сделать это. То, что она была не в состоянии этого сделать, наполняло ее еще большим страданием. Она была умна, очень понятлива, но начисто лишена гедонической слабости Малки. Она вызывала страх своим совершенством. Все в ней утверждало его в мысли, что. будь он в состоянии вернуть себе мужской облик, она была бы той женщиной, которую он избрал бы своей подругой.

Иксианцы знали это очень хорошо.

— Теперь оставь меня, — прошептал он.

— Мои Говорящие Рыбы сказали, что ты отправился в Цитадель сразу же после праздника Сиайнок, — произнес Лето.

Во взгляде Лето, которым он окинул Айдахо, стоявшего там, где всего час назад сидела Хви, било обвинение. Прошло так мало времени, но Лето ощущал такую пустоту, словно протекли столетия.

— Мне нужно было время, чтобы подумать, — сказал Айдахо и посмотрел в углубление, в котором лежал Лето.

— И поговорить с Сионой?

— Да, — Айдахо взглянул в лицо Лето.

— Но спрашивал ты о Монео, — сказал Лето.

— Они докладывают о каждом моем шаге? — требовательно спросил Айдахо.

— Нет, не о каждом.

— Иногда человеку надо побыть одному.

— Конечно, но не стоит винить Говорящих Рыб в том, что они очень озабочены твоей безопасностью.

— Сиона говорит, что ей предстоит испытание!

— И именно поэтому ты искал Монео?

— В чем заключается это испытание?

— Монео знает. Я полагаю, именно об этом ты хотел его спросить.

— Вы не полагаете. Вы все знаете наверняка.

— Сиайнок очень расстроил тебя, Дункан. Прости меня за это.

— Вы имеете хотя бы отдаленное представление, каково мне находиться здесь?

— Жребий гхола не назовешь легким. Некоторые живут очень тяжело.

— Я не нуждаюсь в этой юношеской философии.

— В чем же ты нуждаешься, Дункан?

— Мне надо знать некоторые вещи.

— Какие, например?

— Я совсем не понимаю людей, которые вас окружают! Нисколько этому не удивляясь, Монео спокойно рассказывает мне, что Сиона участвовала в восстании против вас. Это он говорит о собственной дочери!

— В свое время Монео тоже был мятежником.

— Вы же понимаете, о чем я говорю. Монео тоже был подвергнут испытанию?

— Да.

— Вы будете испытывать и меня?

— Я уже тебя испытываю.

Айдахо уставил в Лето пылающий взор.

— Я не понимаю, как вы правите, я не понимаю вашей Империи, я вообще ничего не понимаю. Чем больше я узнаю, тем больше осознаю, что не понимаю, что происходит вокруг меня.

— Какое счастье, что ты самостоятельно набрел на путь мудрости, — сказал Лето.

— Что? — Ярость Айдахо прорвалась боевым кличем, он проревел это слово, словно командовал на поле битвы. и этот рев заполнил все небольшое помещение.

Лето лишь улыбнулся.

— Дункан, разве я не говорил тебе, что как только ты начинаешь воображать, что что-то знаешь, это закрывает путь к дальнейшему познанию?

— Тогда скажите мне, что происходит.

— Мой друг Дункан Айдахо привыкает к новым для себя обычаям. Он учится заглядывать за пределы того, что считает известным для себя.

— Хорошо, хорошо, — кивнул Айдахо. — Тоща что именно за пределами моего знания заставило вас привести меня на Сиайнок?

— Я хочу привязать Говорящих Рыб к их командиру.

— А я потом вынужден от них отбиваться! Сопровождавшие меня хотели по дороге в Цитадель устроить оргию, а те, кто пришел со мной сюда…

— Они знают, как я люблю детей Дункана Айдахо.

— Будьте вы прокляты, я же не жеребец!

— Нет нужды так громко кричать, Дункан.

Айдахо несколько раз глубоко вдохнул.

— Когда я сказал им «нет», они сначала страшно обиделись, а потом стали обходиться со мной, как с… блаженным или тихо помешанным.

— Разве они не подчинились тебе?

— Они ни о чем меня не спрашивают… если это не противоречит вашим приказам. Я не хотел возвращаться сюда.

— Но они все же доставили тебя сюда.

— Вы же прекрасно знаете, что они никогда не ослушаются вас!

— Я рад, что ты пришел, Дункан.

— О, я прекрасно это вижу!

— Говорящие Рыбы знают, что ты — особенный, знают, как я люблю тебя, сколь многим я тебе обязан. Нет никакого вопроса о послушании или непослушании, когда Речь идет о тебе или обо мне.

— Так в чем тогда заключается вопрос?

— В верности.

Айдахо погрузился в задумчивое молчание.

— Ты почувствовал силу Сиайнока? — спросил Лето.

— Мумбо-юмбо, — буркнул в ответ Айдахо.

— Тогда почему ты так расстроился?

— Ваши Говорящие Рыбы — не армия, это полиция, охранная гвардия.

— Своим именем я уверяю тебя, что это не так. Полиция — организация неизбежно коррумпированная.

— Вы искушаете меня властью, — в тоне Айдахо прозвучало обвинение.

— Это и есть испытание, Дункан.

— Вы мне не доверяете?

— Я безусловно доверяю твоей верности Атрейдесам.

— Тогда к чему эти речи о коррупции и испытании?

— Это же ты обвинил меня в том, что я сделал из Говорящих Рыб полицейских. Полиция всегда следит за тем, чтобы преступники преуспевали. Плох тот полицейский, который не понимает, что процветание власти зависит от процветания преступников.

Айдахо нервно облизнул пересохшие губы и озадаченно уставился на Лето.

— Но моральная подготовка… я имею в виду законность… тюремное заключение для…

— Какой толк от законов и тюрем, если преступление не считается грехом?

Айдахо по-петушиному склонил голову.

— Вы хотите сказать, что ваша проклятая религия…

— Наказание греха может быть весьма экстравагантным.

Айдахо через плечо указал большим пальцем на выход.

— Все эти разговоры о смертных казнях… о пресловутой порке и…

— Я стараюсь, где это только возможно, покончить со случайными законами и тюрьмами.

— Но должны же у вас быть хоть какие-то заключенные.

— Зачем? Заключенные нужны только для того, чтобы создавать иллюзию пользы от суда и полиции.