— Это слушание или судебное разбирательство? — поинтересовался Макки.
— Мы будем действовать как при судебном процессе с учетом полученных улик.
Макки положил ладони на край стола защиты и уставился на судью, ощущая все большие сомнения. Дули был крепким орешком. Он оставил себе большой простор для действий в рамках судебного постановления. А сегодняшнее дело не только представляло непосредственную опасность для Бюро Саботажа. Оно могло стать прецедентом с далеко идущими последствиями — или окончиться катастрофой. Игнорируя инстинкт самосохранения, Макки задумался, не устроить ли саботаж в зале суда.
— Постановление робо-легума требует совместной защиты, — сказал Макки. — Я признаюсь в осуществлении саботажа против сейра Клинтона Уотта, но хочу напомнить суду о четвертом параграфе девяносто первой статьи Семантической поправки к Конституции, в котором говорится, что секретарь Бюро Саботажа не обладает правом на неприкосновенность. Предлагаю снять с меня все обвинения. В то время я был законным офицером Бюро, и в мои обязанности входила проверка способностей моего начальника.
Вонбрук бросил в сторону Макки суровый взгляд.
— М-м-м, — пробурчал Дули. Прокурор, судя по всему, понял, к чему клонит Макки. Если на момент разговора с пан-спекки Макки уже не являлся сотрудником Бюро, то обвинение могло развалиться.
— Прокурор желает предъявить обвинение в сговоре? — спросил Дули.
Впервые с момента появления на судебной арене адвокат Оулсон выглядел обеспокоенным. Он склонил свое испещренное шрамами лицо к увенчанной щупальцами голове Уотта и начал о чем-то перешептываться с подзащитным. При этом Оулсон все больше и больше мрачнел. Щупальца Уотта дергались от волнения.
— На сей раз мы не желаем предъявлять обвинение в сговоре, — сказал Вонбрук. — Однако мы готовы разделить…
— Ваша честь! — Оулсон вскочил на ноги. — Защита протестует против разделения постановлений в данном деле. Мы заявляем, что…
— Суд напоминает обеим сторонам, что это не говачинская юрисдикция, — раздраженно сказал Дули. — Нам не нужно осуждать защитника и оправдывать прокурора прежде, чем приступать к делу! Однако если кто-либо из вас желает…
На вытянутом лице Вонбрука появилось высокомерное выражение. Он поклонился судье.
— Ваша честь, — сказал он, — мы требуем снять обвинения с подзащитного Макки, чтобы его можно было допросить как свидетеля со стороны обвинения.
— Протестую! — вскричал Оулсон.
— Обвинению хорошо известно, что нельзя удерживать ключевого свидетеля под вымышленным…
— Протест отклоняется, — сказал Дули.
— Возражаю!
— Принято к сведению.
Дули подождал, пока Оулсон не сядет обратно. Знаменательный день, подумал судья. Бюро Саботажа обвели вокруг пальца! Однако заметив хитрый блеск в глазах чрезвычайного саботажника Макки, он вдруг осознал, что Макки и сам маневрировал в этом направлении.
— Обвинение может вызвать первого свидетеля, — объявил судья и послал кодовый сигнал роботу-клерку, чтобы тот перевел Макки от стола защиты к месту дачи показаний.
На мертвенном лице прокурора Вонбрука отразилось нечто, похожее на удовольствие. Он потер полуопущенные веки и сказал:
— Приглашается Пантор Болин.
Капиталист с Ахуса встал и подошел к кольцу, где происходила дача свидетельских показаний. На экране робота-клерка появился протокол: «Пантор Болин с планеты Ахус IV, официальный свидетель по делу A011–5BD4gGY74R6 Верховного суда системы ZRZ1».
— Пантор Болин принес присягу и готов давать показания, — объявил робот-клерк.
— Пантор Болин, являетесь ли вы главой организации, известной как Налоговые Наблюдатели? — спросил Вонбрук.
— Я… а… д-да, — запинаясь, ответил Болин и, пристально глядя на Макки, провел по лбу большим синим платком.
Он только сейчас начинает понимать, что я должен сделать, подумал Макки.
— Я показываю вам запись, приложенную к обвинительному акту робо-легума, — сказал Вонбрук. — Полиция системы подтверждает, что на данной записи запечатлен разговор между вами и Джорджем К. Макки, в ходе которого…
— Ваша честь! — запротестовал Оулсон. — Оба свидетеля этого так называемого разговора присутствуют на судебной арене. Существуют более прямолинейные методы представления значимой информации в этом деле. Более того, поскольку по-прежнему имеется непосредственная угроза сговора, я протестую против демонстрации этой записи, которая заставит человека давать показания против самого себя.
— Сейр Макки больше не является ответчиком в этом деле, а сейр Оулсон не является адвокатом Макки, — насмешливо заявил Вонбрук.
— Однако протест небезоснователен, — сказал Дули и посмотрел на Макки, сидевшего на трибуне для дачи показаний.
— В беседе с сейром Болином нет ничего постыдного, — сказал Макки. — Я не возражаю против того, чтобы эту запись представили суду.
Болин приподнялся на пальцах, словно хотел высказаться, но тут же сник.
Теперь он уверен, подумал Макки.
— Значит, я допущу запись к просмотру в судебном порядке, — сказал Дули.
Сидевший за столом защиты Клинтон Уотт уткнулся головой, увенчанной щупальцами, себе в руки.
Вонбрук, оскалив зубы, словно голый череп, сказал:
— Сейр Болин, я демонстрирую вам эту запись. Было ли в ходе данной беседы оказано на агента Бюро Саботажа Макки какое-либо давление?
— Протестую! — подскочив, взревел Оулсон. Лицо в шрамах искривилось в гневной гримасе. — В ходе так называемой беседы сейр Макки уже не был агентом Бюро! — Он посмотрел на Вонбрука. — Защита протестует против очевидной попытки прокурора связать сейра Макки с…
— Почему же так называемой беседы! — огрызнулся Вонбрук. — Сейр Макки сам признался, что она состоялась!
— Протест принят, — устало сказал Дули. — В отсутствие прямых улик сговора суд не станет рассматривать ремарки по поводу работы сейра Макки в Бюро Саботажа.
— Но ваша честь, — возразил Вонбрук, — действия сейра Макки не поддаются иной интерпретации!
— Решение по этому вопросу принято, — сказал Дули. — Продолжайте.
Макки поднялся и сказал:
— Позволит ли ваша честь мне действовать в роли советника в данном судебном процессе?
Дули откинулся на спинку кресла, подпер подбородок рукой и задумался. Это дело рождало у него чувство беспокойства, которое все крепло и крепло, но он никак не мог понять почему. Каждое действие Макки вызывало подозрения. Дули напомнил себе, что чрезвычайный агент саботажа знаменит хитрыми ходами, коварными и запутанными планами и дикими и самыми невероятными перестановками — как многослойный лук в форме пятимерной бутылки Кляйна. Неудивительно, что ему удалось практиковать юриспруденцию по говачинскому кодексу.
— Вы можете объяснить, что вы имеете в виду, — сказал Дули, — но я пока не готов внести ваши показания в протокол.
— Собственный Кодекс Бюро Саботажа прояснил бы дело, — сказал Макки, осознавая, что сжигает за собой мосты. — Успешно совершенный мною саботаж исполняющего обязанности секретаря Уотта — это факт.
Макки указал на массу щупалец, хорошо заметную теперь, когда Уотт поднял голову, злобно глядя на него.
— Исполняющего обязанности секретаря? — переспросил судья.
— Судя по всему, — сказал Макки. — Согласно Кодексу Бюро, если секретарь подвергается саботажу, он…
— Ваша честь! — вскричал Оулсон. — Мы рискуем спровоцировать утечку секретной информации! Насколько я понимаю, заседание транслируется!
— Будучи промежуточным директором Бюро Саботажа, я сам решаю, что является утечкой информации, а что нет! — рявкнул Макки.
Уотт снова уронил голову на руки и застонал.
У Оулсона перехватило дыхание.
Дули в ошеломлении уставился на Макки.
Молчание нарушил Вонбрук.
— Ваша честь, — сказал прокурор, — этот человек не давал присягу. Предлагаю пока отпустить сейра Болина, чтобы сейр Макки мог продолжить свое объяснение под присягой.