Но никогда бессовестный судья Снивель не потел так сильно, как сейчас, взбираясь вверх по склону горы, чувствуя, что тенеобразные существа следуют за ним по пятам.

На следующий день Винга и Хейке отправились в Гростенсхольм, чтобы принять его. Срок, установленный Снивелю, закончился.

Там они встретили перепуганного Ларсена.

— Ах, господин Линд, я так беспокоюсь! Мой господин не появлялся здесь ни днем, ни ночью.

— Не появлялся? Когда вы видели его в последний раз? — спросил Хейке и подумал, что это новая выходка Снивеля.

— Вчера после обеда. Пришел человек, который и раньше бывал здесь, и спросил его.

Ларсен рассказал об Аасене, желавшем купить участок земли, и о том, как они со Снивелем отправились на гребень горы.

Сначала Хейке разозлился от желания Снивеля продать землю, принадлежащую Гростенсхольму, на что он не имел никакого права. Но, когда Ларсен начал говорить о гребне скалы, Хейке почувствовал, что бледнеет.

— Вверх туда? — спросил он и показал рукой в окно.

— Именно, господин. И я так обеспокоен. Утром пошел туда, но и следов их не обнаружил.

Мертвым голосом Хейке спросил:

— Вы входили в лес наверху?

— Нет, — застеснявшись, ответил Ларсен. — Я стоял на самом краю скалы и звал господина Снивеля. Лес выглядел неприятным. Я не привык к жизни в сельской местности, понимаете?

Хейке осторожно спросил:

— Этот Аасен… Он ходил развязно и был довольно высоким?

— Нет, совсем нет, господин Хейке. Он был небольшого роста, холеный, культурный. Поэтому и удивительно, что… от него…

— Почему вы замешкались?

У Ларсена было нехорошо на душе.

— Что от него исходил не очень хороший запах, господин. После его ухода я вынужден был проветривать помещение, так же, как и после первого его посещения. Господин Хейке, что мне делать с господином Снивелем? Я так волнуюсь!

— Беспокоиться причин у вас предостаточно, — подавленно сказал Хейке. — Почему никто не рассказал мне раньше об этом Аасене? Нет, нет, для этого и причин не было. Винга, ты останешься здесь с Ларсеном. Нет, я не хочу, чтобы ты сейчас шла со мной! Эту проблему я обязан решить один. Для отъезда все готово? — обратился он к Ларсену.

— Все упаковано и готово.

— Хм, — промолвила Винга, раньше неоднократно бывавшая в Гростенсхольме. — Здесь слишком пусто. Где, например, серебряный сервиз Ирмелин Линд? И коллекция фарфора тети Ингрид? Коллекция оружия Никласа Линда? И бесценные произведения искусства времен Шарлотты Мейден?

— Это… это… Я мгновенно распакую. Приказ Его милости…

— Самое разумное, что тебе предстоит сделать — распаковать все как можно быстрее, — жестко произнес Хейке. — Воровства мы не потерпим. Вылитый Снивель!

Он ушел, а Ларсен нервно стал вынимать из чемоданов драгоценные предметы под строгим наблюдением Винги.

Хейке спешно шел по лесу. У него были ужасные предположения о том, что могло случиться с судьей Снивелем. Вероятно, ему очень плохо там, наверху, наверняка загнанному по крутому склону горы Аасеном. И сейчас он беспомощный лежит там.

Хейке очень боялся.

Он был уверен в том, что Снивель намеревался обмануть и Хейке, и Аасена. Продать землю, не принадлежащую ему.

Но сейчас это было несущественно. Фактом являлось то, что судья исчез, его не видели целую ночь, и он, наверняка, нуждался в помощи.

Место Хейке совсем не нравилось. Почему именно гребень этой горы?

Он уже забрался наверх. На внешний край горы. Здесь стояла абсолютная тишина.

— Судья Снивель! — крикнул он.

Никакого ответа.

От растерянности не зная, что предпринять, он стал подниматься дальше к тому месту, встречи с которым он так хотел избежать.

В лесу было тихо-тихо. Но Хейке почувствовал, что в нем кто-то живет. За ним следили. Коварные, полные ожидания глаза. Злорадные, или… надменные.

Он оглянулся вокруг. Никого нет.

— Судья Снивель!

Никогда лес не был таким темным. Небольшая ветка, оторвавшаяся от ели и, шумя, пролетевшая вниз по ее зеленым ветвям, только подчеркнула эту бездыханную тишину.

И вот он здесь.

На этом ужасном месте со своими горькими воспоминаниями! Скала, где в ожидании сидела Винга. Здесь она в мольбе обратилась к волшебному корню, чтобы тот спас ее от жадных рук.

Круг…

О, Боже, как он его ненавидит!

Сейчас он должен бы почти исчезнуть, так Хейке напрягал все свои духовные усилия для его полного уничтожения. Неохотно он взглянул на круг и с трудом, почти с болью перевел дух.

— Нет, нет! Такого я вам не разрешал! — крикнул он в панике, почти теряя сознание от отчаяния.

Он зажмурил глаза перед этой ужасной картиной и в полуобмороке громко зарыдал без слез, потеряв всякую надежду.

Повешенный со своей обычной иронической улыбкой на устах, оказался рядом с ним.

— Мы, как помнишь, приняли твое предложение о весенней жертве. Вместо девственницы, которую ты, наш господин и мастер, не отдал нам.

Хейке наложил руки на свои зажмуренные глаза, словно хотел еще больше отдалить себя от останков судьи Снивеля.

Но ничто ему не помогло. Круг продолжал светиться в его закрытых глазах кроваво-красным цветом. И он слишком хорошо запомнил то, что только что видел: изодранное на мелкие куски, разорванное на части лежало там то, что недавно было судьей в Норвегии — провинции королевства Дании.

Он и раньше слышал, еще будучи в Словении, что тот, кто окажется во власти мертвецов, будет разодран так, что от него ничего не останется. Но он никогда не верил в это. Считал устрашающей народной выдумкой.

Сейчас он познал это на деле. Испытывая сильное отвращение, он отвернулся.

«Боже мой, — подумал он. — Правду сказали четыре моих предка: с серыми людьми шутить нельзя! Я не властвую над ними, Боже, что мне делать?»

В ушах прозвучал глухой голос Повешенного:

— Мы также одобрили твое предложение находиться в Гростенсхольме все время, пока ты жив. Или правильнее: предложение твоей женщины.

Хейке вспыхнул в сильном гневе:

— Да, я дал вам слово, потому что Винга просила об этом. Но я сказал также, что, если вы затронете, хотя бы волосок на ее голове, вам придется убраться. Назад в тот мир, где находились до сих пор.

— Там холодно и скучно, — легко промолвил Повешенный. — Нам лучше в Гростенсхольме. Но я уже обещал, что мы ее не тронем.

— Хорошо, но я требую большего, — неожиданно горячо воскликнул Хейке. — Вам запрещается появляться на глазах у слуг, или других людей, приходящих в дом. Это жизненно важно! Гростенсхольм уже приобрел славу замка с привидениями. Этот слух должен умереть.

Повешенный криво улыбнулся.

— Не беспокойся! Мы знаем наше место.

— И еще, в одну из комнат вы вообще не должны заглядывать ни при каких обстоятельствах.

— Знаю, — зевнул Повешенный, словно устав. — Ваша спальня…

— Предупреждаю самым серьезным образом! И залы. И жилища слуг.

— Это мы можем обещать, — равнодушно произнес Повешенный. — Что еще?

— Еще одна вещь: уберите все это после… вашей оргии! Каждый мелкий кусочек жертвы должен быть похоронен. На церковном кладбище, ибо я не хочу видеть его среди вас. Я подыщу небольшой гроб или что-либо подобное, принесу его на опушку леса сегодня вечером и позднее приду за ним. Сумели вы сделать это без нашего ведома, сумеете управиться и с гробом. Затем я позабочусь о том, чтобы доставить его к пастору и объяснить его исчезновение какой-нибудь достойной причиной. Договорились?

— Да, да. Мы сделаем все, что прикажет наш повелитель.

«Сомневаюсь», — кисло подумал Хейке. Но он понял, что Винга поступила правильно, дав им разрешение поселиться на некоторое время в Гростенсхольме. Ибо теперь он знал, сколь они опасны. Очевидно, Ингрид пыталась избавиться от них, но не сумела. А Ингрид была намного сильнее Хейке в искусстве колдовства!

Поэтому лучше жить с ними в дружбе. Как бы это ни терзало и ни огорчало его.