— Ты так же умна, как и красива, Элизабет, — улыбнулся Лиллебрур и тут же почувствовал на себе быстрый взгляд матери. Хвалить положено ей, понятно?

— Но ты можешь ответить на один вопрос, — решил исправиться Лиллебрур. — Это ведь содержанка Вемунда, не правда?

И тут Элизабет проявила неосторожность, дав волю своей необузданности.

— Нет, никакая она не содержанка! У Вемунда вообще нет содержанок. Это — пожилая, весьма воспитанная и добрая дама, которую я глубоко уважаю.

Госпожа Тарк лишь многозначительно подняла брови, удивляясь ее горячности и покрасневшим щекам.

— Я извиняюсь, — коротко выпалила Элизабет. — Я просто не хочу, чтобы Лиллебрур так плохо думал о своем брате.

— Ну, содержанки-то у каждого есть, — фривольно произнес он.

Эта реплика покоробила Элизабет, укрепив ее в решимости не выходить за него замуж. Ей нужен Вемунд, этот упрямый трус, который хотел отдать ее своему лоботрясу-брату.

Госпожа Тарк взялась за дверцу экипажа.

— Эх, мой любимый старший сын!.. Ты его изредка видишь, Элизабет?

— Да.

— Мы его никогда не видим. Это причиняет мне такую боль, что я не могу передать ее словами!

— Да, — сказал Лиллебрур. — Помните, матушка, как мы, два брата, сидели у ваших ног и слушали ваши мудрые слова?

— Конечно, помню, — сказала мать нежным голосом. — Вемунд был таким мягким, таким послушным. Он был хорошим сыном для своей матери…

«Но Вемунду удалось вырваться из числа твоих почитателей, — опять строптиво подумала Элизабет. — А теперь ты готова драться руками и ногами за то, чтобы сохранить идолопоклонство Лиллебрура. Если бы он был мне нужен, я бы вступила в борьбу, Эмили Тарк. Но я не хочу. Можешь оставить его себе!»

Лиллебрур прервал невольную паузу:

— Дядя Мандруп через пару недель едет в Данию, чтобы навести справки насчет Габриэльсхуса.

— Но зачем? — удивилась Элизабет. — Я не хочу этой усадьбы!

Ее будущая свекровь погрозила пальчиком.

— Не пренебрегай своей графской кровью, Элизабет! Или, если посмотреть еще дальше в прошлое, своим титулом герцогини!

Раздразненная желанием раз и навсегда разделаться с этими двумя субъектами, Элизабет резко парировала:

— Ну, поблизости имеются и более высокие титулы, если уж мы решили обязательно блистать. Мать моей бабушки по отцовской линии звали Мариной. И она была герцогиня Ризенштейн. Кроме того, мой предок Александр Паладин был маркграфом — дом Швартцбургов, к которому он принадлежал, был тоже княжеским.

Это произвело колоссальное впечатление! Двое из Лекенеса молча уставились на нее. «Мелкие торгаши, — подумала Элизабет, по-прежнему пребывая в боевом настроении. — Выскочки! Ползают на брюхе, дабы добыть никчемный титул!»

Она воспользовалась случаем, чтобы снисходительно улыбнуться и попрощаться.

По дороге домой она задумалась над тем, что скажет об этом Вемунд. Может, не стоит вообще упоминать об этой встрече?

О, Вемунд! Она тосковала по его рассудительности, по его сильным, надежным рукам.

Нельзя допустить, чтобы такой мужчина умер! Он ведь нужен ей! Она не хотела никого другого.

В ту ночь она проснулась от беспокойного крика Карин:

— Элизабет! Ты не могла бы подняться на минутку ко мне?

Она набросила на себя халат и, не мешкая, поднялась наверх. Карин лежала на спине на кровати и смотрела в потолок. Когда Элизабет зажгла свет, она увидела, что из старых глаз Карин лились слезы.

— Мне так страшно, Элизабет, — прошептала она, потянувшись за ее рукой. Элизабет села на кровать и успокаивающе взяла ее хрупкую руку.

— В чем дело, госпожа Карин?

Они могли беспрепятственно разговаривать. Младенец, как обычно по ночам, был внизу в комнате госпожи Воген.

— У меня голова идет кругом от мыслей, Элизабет. Я больше не знаю, кто я такая или где я нахожусь. Все так перепуталось.

— Вы раньше себя так чувствовали?

— Нет, никогда! Как будто что-то грозное и ужасное подкарауливает меня за углом. А я не могу нигде спрятаться от этого. Мне страшно быть одной.

— Госпожа Карин, выслушайте меня! Что касается этой ужасной тьмы… Вы понимаете, Вы были очень больны очень длительное время. Именно это и бродит в ваших мыслях. Дурные воспоминания со времен болезни. Теперь у вас дела пошли на поправку, и это тяжелый процесс. Вы должны быть сильной.

— Да, — прошептала в полузабытьи Карин. — Я спала. Долго, долго. Я сегодня увидела в зеркале незнакомую…

Она резко вздрогнула.

Элизабет пыталась внушить ей уверенность и спокойствие, но сама была до отчаяния неуверенной. К тому же у нее замерзли ноги. Она незаметно засунула их в тапочки Карин. Это помогло.

— Мы теперь должны смотреть в будущее. Не оглядываться в прошлое! На нас возложена большая ответственность. За малютку Софию Магдалену. Она — ваше будущее, и это самое важное.

— Да, — с облегчением произнесла Карин. — Она так много для меня значит, эта крошка.

«И, к сожалению, она подорвала надежную почву, которой несмотря ни на что являлись воспоминания», — подумала с расстройством Элизабет.

Карин оживилась.

— У меня так много планов…

— Это замечательно!

— Нам нужен большой дом. В деревне. Город не слишком хорошее место для маленьких детей.

— Мой дом детства Элистранд всегда открыт для вас обеих.

— Ты так добра, Элизабет. Я хочу, чтобы мы стали друзьями, настоящими друзьями. Ты ведь весьма благородного происхождения. Называй меня, пожалуйста, Карин.

— Спасибо, с удовольствием.

Элизабет сочла это правильным и действительно своевременным. Она никогда не принадлежала к разряду подчиненных, которые с подлинным воодушевлением повторяли «Да, госпожа Карин» и «Нет, госпожа Карин».

В голосе женщины опять зазвучал страх.

— Но тени! Они там, и я никуда не могу от них деться!

— Тебе никогда не придется оставаться одной, Карин. Кто-то всегда будет находиться рядом с тобой.

Мысли путались.

— Есть кое-кто, кого мне следует вспомнить. Но я не могу! Буби…

— Забудь об этом, Карин! Смотри только в будущее!

— Память постоянно куда-то уносится, и это так неприятно! Если бы я только знала…

— Ты не думаешь об этом днем, не так ли?

— Конечно, нет, днем я полностью занята уходом за крошкой Софией Магдаленой. Благословенная малышка!

— Ты хочешь принять снотворное? У меня есть.

— Да, спасибо, это было бы кстати. Мне так страшно этой ночью, как никогда раньше! Как будто я каждое мгновение ждала, что кто-то громко постучит в дверь.

— Никто не постучит. Я останусь здесь, пока ты не заснешь. А завтра вечером сюда может придти Вемунд. Тогда ты будешь чувствовать себя в безопасности? Я должна на пару дней уехать домой, но с тобой будет Вемунд.

— Да. Вемунд такой сильный. Это хорошая идея. Но будет ли это comme-il-faut?[51]

— Здесь будет кормилица госпожа Воген.

— Кроме того, завтра опять появится доктор Хансен.

Она услышала, как Карин засияла от этих слов.

— Да, доктор Хансен. Ты знаешь, он сказал, что я сейчас выгляжу намного лучше.

— Да, это на самом деле так, Карин. Ты выглядишь, как молодая девушка.

Элизабет готова была откусить себе за это язык. Как это у нее вырвалось! Ведь Карин верит в то, что она действительно молода.

Но все обошлось. Карин сказала только, пребывая в замешательстве от своих собственных мыслей:

— Я не понимаю. Я ничего не понимаю! Сколько же мне, собственно, лет?

Элизабет, струсив, ответила лишь:

— Я не знаю. Ты можешь спросить об этом у Вемунда.

— У Вемунда? Он прекрасный человек. Элизабет, о, моя голова! В ней так пусто, и она такая большая. И в ней все бессвязно.

— Это из-за болезни, Карин. Все восстановится в памяти само по себе. Боже сохрани!

— Ты так думаешь? Это ужасно, когда ты ничего не помнишь!

— Я понимаю. Лучше всего было, если бы ты начала сейчас все снова — начала новую жизнь, как будто раньше ничего не было. Жизнь, посвященную маленькой сироте Софии Магдалене. Которая получила такую замечательную, заботливую мать, как ты.