Она бросила на него короткий взгляд. Это был мужчина лет пятидесяти, с седой бородкой, грубоватый и лишенный иллюзий, но, очевидно, поднаторевший в своей профессии. Было заметно, что Элизабет поразила его.

— Вы, мадемуазель, действительно знаете свое дело, — проворчал он, обрабатывая щеку, разрезанную каким-то острым предметом. — Позвольте поинтересоваться вашим именем?

— Меня зовут Элизабет Паладин из рода Людей Льда.

Доктор слегка присвистнул.

— Люди Льда! Ну теперь я понимаю! Этот народ знает больше, чем то, как лечить резь в животе слабительным! Вы… одна из них ?

— Нет, — улыбнулась Элизабет. — Но я была в учениках у двоих из них.

— Да, мы слышали о старом Ульвхедине! Он был необыкновенно умелым врачом.

— Он мой прадедушка по отцовской линии. Он еще жив. А вторая — моя дальняя родственница Ингрид Линд из рода Людей Льда.

— Ведьма из Гростенсхольма, да у нее бы и я не прочь подучиться!

— Вы знаете, что ее обзывают ведьмой? — спросила Элизабет несколько озабоченно. — Ей это может причинить вред!

— В нашей профессии имя Людей Льда вызывает самое большое уважение. Им нечего опасаться нас, тем более что у них налажено постоянное сотрудничество с врачами и они никогда не переступают черту нашей сферы деятельности.

— Не считая нынешней ситуации, — сказала Элизабет.

— Это совсем другое дело. Да, здесь разыгрался адский спектакль! Но зачем же так кричать? Поможешь мне подержать вот здесь? Я сейчас стяну рану.

Элизабет закончила перевязку, тщательно вытерла руки и встала с колен, испачканных с глиной. Она села сверху на раненого мужчину, чтобы зажать его руки и одновременно крепким захватом держать голову.

Мужчина с удивлением уставился на нее.

— Да это же чертова баба! — простонал он.

— Да, так тоже можно сказать, — процедил врач сквозь зубы.

Элизабет восприняла эти два высказывания как комплименты, которыми они, несмотря ни на что, действительно являлись.

«Как можно работать в таком хаосе?» — думала она в отчаянии, устраивая после того, как помогла врачу, сухой настил для пострадавших. По-прежнему лил дождь, ее волосы прилипли к лицу, потому что она должна была постоянно наклоняться вперед. Все были до нитки мокрые, перепачканные в глине, крики несчастных были невыносимыми. Вокруг них плотным полукругом столпились зеваки.

Но самым примечательным зрелищем была Карин, которая все еще стояла на берегу реки и размахивала руками. То, что она давно не убежала домой, было выше понимания Элизабет.

— Нам нужно больше бинтов, — сказал врач, вытирая от дождя лицо.

— Госпожа Карин, — позвала Элизабет. Благородная дама осторожно приблизилась к Элизабет. Гордая, по-прежнему глубоко оскорбленная и, вероятно, слишком сбитая с толку, чтобы смело идти домой в одиночку.

— Госпожа Карин, простите меня за резкие слова — я вышла из себя и не ведала, что говорю. Я завершу свою службу у вас, если вы этого желаете, но сейчас хочу спросить у вас, могли бы вы нам помочь? Только вам под силу помочь этим несчастным.

Душевнобольная недовольно кивнула головой.

— На этот раз я тебя пощажу. Ты только будешь понижена в должности с дамы по присмотру до горничной.

— Хорошо. Госпожа Карин, не были бы вы столь любезны и не принесли бы из дому желтые простыни. Они лежат в шкафу для полотняного белья. Пожертвуете их на повязки?

— В шкафу для полотняного белья? — тяжело задышала Карин. — Но это же моя одежда невесты! И она отнюдь не желтая! С чего бы это ей такой быть? Я вышила последнюю монограмму на прошлой неделе.

«О, Боже», — с огорчением подумала Элизабет. Она опять опростоволосилась.

К одежде невесты никто не прикасался годами!

— Да, естественно, извините, — быстро произнесла она. — Но если вам известно, где лежат старые простыни в доме…

— Но ты ведь понимаешь, что я не могу пойти домой одна! Так не пойдет, ведь тогда я стану законной добычей молодых парней, которые постоянно болтаются у моего дома.

Элизабет огляделась вокруг и выбрала женщину, на которую можно было положиться.

— Вы не могли бы пойти с госпожой Карин домой и подождать ее на улице, пока она не найдет пару простыней? И внимательно присматривайте за госпожой Карин! Она очень хрупкая и требует защиты.

Женщина одобрительно кивнула головой, и после нескольких слабых протестов Карин дала себя увести.

Врач многозначительно посмотрел на Элизабет. Она как раз успокаивала плачущего ребенка, у которого было разорвано одно веко. Рана на вид была страшнее, чем на самом деле.

Держа голову ребенка, Элизабет пыталась объяснить.

— Карин лишилась чувства реальности из-за пережитого шока. Она, собственно говоря, прекрасная женщина, но не чувствует времени, пространства.

— Я слышал, как Вы ее отругали — я как раз тогда подошел. Меня поразило, что она тогда не ушла.

— Я у нее одна, — коротко ответила Элизабет. — Все остальные ее бросили — кроме одного молодого человека, который обеспечивает уход за ней, но он держится «на заднем плане». Она, разумеется, невыносимая эгоистка, но я думаю, что это лишь оболочка.

— Весьма вероятно. Хотите, я ее как-нибудь обследую? Я имею в виду, ее психическое состояние.

— Да, спасибо, я была бы глубоко вам благодарна — при условии, что вы не поместите ее в сумасшедший дом, потому что там она провела слишком много времени в одиночестве. Но тот, кто нанял меня присматривать за этой дамой, утверждает, что нельзя воскрешать ее память. Он считает, что это ее убьет.

— А что произошло?

Элизабет пожала плечами.

— Бог его знает. Ну что же такое творится, неужели некому заняться этими бездомными? Они вон бесцельно бродят вокруг и убиваются от горя!

— Это не наше дело.

— Я понимаю, но если бы у нас было хоть какое-нибудь место под крышей, куда бы мы могли отнести раненых!

— А где его искать?

Она взглянула на происходящее вокруг. Маленькие, жалкие лачуги, которые еще были обитаемы…

— Хороший вопрос.

Карин Ульриксбю вернулась, гордо и милостиво передала три старые простыни. Доктор тепло поблагодарил и похвалил ее. Карин сияла от радости.

«Разумный мужчина, — подумала Элизабет, обрадовавшись, что делит теперь бремя забот о раненых с профессионалом. — Но ее я не пойму. Я грубо отругала ее, а она вернулась! Я ничего не понимаю!»

И вдруг над своей головой Элизабет услышала голос. Сердитый, недовольный голос.

— Чем это ты здесь занимаешься?

Они подняли головы и увидели разъяренного, как бык, Вемунда Тарка.

— Что ты имеешь в виду? — столь же воинственно спросила Элизабет.

— Это ты вытащила сюда Карин?

— Госпожа Карин оказала нам неоценимую помощь, — коротко сказал доктор. «Спасибо», — подумала Элизабет.

Виновница разговора слышала эти слова и сияла, как солнце. Она была окружена детьми, которые хотели пощупать ее изысканную одежду, и она с гордостью демонстрировала свою юбку.

Вемунд враждебно посмотрел на доктора и продолжил более тихо:

— Ей же нельзя быть среди людей. Представьте себе, что она встретит знакомого? Или какой-то знакомый увидит ее?

Элизабет так устала, что особо не взвешивала свои слова.

— Хватит там стоять и мелочиться, лучше бы взялся за дело и начал нам всем помогать! Тоже мне, называется, здоровый, крепкий мужик!

Вемунд напряг губы, чтобы с них не сорвались ругательства, осознавая правоту ее слов. Но в этот момент Карин увидела, кто пришел, и подошла к ним, шлепая по грязи.

— Ну наконец, теперь есть, с кем поговорить, — защебетала она. — Элизабет так занята, и к тому же она так плохо себя со мной вела. Очень плохо, за что я объявила ей выговор, который она заслужила. Но я ее простила. Вемунд, я здесь помогала! И этот очаровательный доктор сказал, что я молодец!

— Хорошо, — проворчал Вемунд равнодушно.

Он спросил у Элизабет, чем он мог бы ей помочь, но она прогнала его на тяжелые работы. Там он мог бы принести больше всего пользы.