— Минуточку. Мне бы хотелось спросить, не чувствуете ли вы себя обманутыми? Вы уверены, что этот мальчик — ваш сын? А вдруг мы пытаемся обвести вас вокруг пальца? — спросил Тенгель.

— В том, что это Мейден, нет никакого сомнения. Силье говорила, что он похож на Шарлотту. Я бы сказала, что это ее копия, только очень симпатичная. Да, мы уверены, — твердо произнесла баронесса.

— Что ж, тогда можем продолжать.

— Так вот. Дочери никогда не нравилось в Тронхейме. В лене Акерсхюс у нас есть небольшая усадьба, приданое Шарлотты. На усадьбе стоит большой господский дом, а рядом домик поменьше. Если хотите, этот домик — ваш. Шарлотта с прислугой переедет на усадьбу, а вы будете жить в том маленьком домике и вести хозяйство.

Силье и Тенгель не могли произнести ни слова.

— Ну как, господин Тенгель? Может быть, слухи о Людях Льда распространились по всей Норвегии?

Тенгель очнулся:

— Не думаю. Наверно, о нас знают только в Трёнделаге.

— А ваш муж, барон Мейден… он согласен? — спросила Силье.

— Усадьбу в Акерсхюсе я получила в наследство от своего отца. Поэтому барон Мейден не имеет к ней никакого отношения.

Да, во все это невозможно было поверить.

— Так как?

Силье и Тенгель обменялись быстрыми взглядами. Тенгель обернулся к женщинам. На его лице сияла широкая улыбка, совершенно изменившая его.

— Я буду полным идиотом если откажусь от такого предложения!

Шарлотта облегченно вздохнула.

— Хорошо, — продолжала баронесса ровным голосом. — Мы не собираемся изнурять вас работой. Насколько я поняла, это не для Силье. Пока делаю вас управляющим, а там посмотрим. Вы будете контролировать работу нескольких человек.

Тенгель спрятал лицо в ладони, но тут же опустил их:

— Я не понимаю! Вчера все было чернее ночи. А сегодня… И все это потому, что Силье настояла на своем, что ей нужно в Тронхейм. Я даже не знал, что она собирается делать.

— Силье — сильная женщина, — задумчиво произнесла баронесса.

— Еще бы! — подтвердил Тенгель.

— Вовсе нет. У меня глаза вечно на мокром месте.

— Слезы и слабость — совсем разные вещи. Ты немножко поплачешь, стиснешь зубы и идешь дальше. Ты никогда не сдаешься. А помогает тебе любовь — любовь ко всему живому, любовь к природе.

— Именно в этом и заключается сила, — кивнула мать-баронесса.

По дороге назад мать Шарлотты все же спросила о своем ревматизме.

— Милая Силье сказала, что вы умеете лечить.

— Где болит? Во всем теле? — неторопливо спросил Тенгель.

— Нет. Плечи. Иногда руки. Я часто не могу заснуть от боли. Он заколебался:

— Если только плечи, я мог бы помочь вам, Ваша милость. Но…

— О, пожалуйста!

— Даже не знаю как быть. Видите ли, если вы хотите, чтобы я вам помог, нужно обнажить плечи. А это, наверно, не совсем удобно.

Решиться на это было далеко не просто.

— Матушка, но ведь вы ходили на балы с открытыми плечами!

— В молодости. А сейчас кожа состарилась и поблекла. А в карете-то уж тем более… неприлично.

Силье ее понимала. Так Тенгель действовал на многих. Он ждал. Не хотел мешать баронессе принять решение. Да и голова его была занята планами на будущее. По правде говоря, Тенгель имел очень смутное представление о том, как управлять усадьбой. И боялся, что попадет впросак. Но не мог же он, в самом деле, отказаться от такого заманчивого предложения? Семья спасена, им удалось бежать из опасного для них Трёнделага, они снова обрели свой дом. И все наконец сыты…

Женщины долго выясняли у Тенгеля, что он знает о ведении хозяйства на усадьбе, о выхаживании животных, об урожае, о том, какие сорта зерновых должны сменять друг друга, чтобы земля не истощилась. Тенгель старался изо всех сил произвести на дам хорошее впечатление.

Шарлотта убеждала матушку полечиться.

— Разве лучше мучиться бессонными ночами? Подумаешь, только чуть-чуть опустить платье. Мы задернем занавески.

— Я могу выйти, — предложила Силье. — Если вам так будет удобнее.

— Нет, — баронесса вдруг решилась. — Давайте!

— Пожалуйста, сядьте ко мне спиной. Вот так…

— Успеете до того, как карета остановится?

— Да. Нам еще долго ехать.

Задернули шторы, и баронесса обнажила свои белые веснушчатые плечи.

— Вам нечего стыдиться, Ваша милость. Кожа у вас совсем не старая, — напротив, мягкая и эластичная, — улыбнулся Тенгель.

Баронесса смущенно хихикнула, но ей было лестно это слышать. Когда Тенгель положил свои большие, сильные руки ей на плечи, она закричала от неожиданности.

— Будьте добры, сидите спокойно, — Тенгель словно гипнотизировал ее. — Расслабьтесь… Еще…

В карете стало тихо. Шарлотта смотрела во все глаза.

— Надо же, как тепло! И приятно, — сказала мать-баронесса.

— Тепло словно растекается по телу, — подхватила Силье.

— Да. Никогда еще не испытывала ничего подобного! — Довольная, она закрыла глаза.

Тенгель обследовал плечевой сустав и попросил вытянуть руки вперед. Это было непросто, так как баронесса все время порывалась поддержать платье на плоской груди. Но с помощью Шарлотты все уладилось. После тщательного осмотра Тенгель сказал:

— У вас не слишком сильный ревматизм, Ваша милость. Вы просто много сидели на сквозняке. Набрасывайте на плечи шерстяной платок. Проверьте, не дует ли у кровати, не переохлаждайтесь. Но и не одевайте на себя чересчур много. Не перенапрягайтесь, от этого у вас могут болеть плечи и шея. Будьте осторожны. Я дам вам мазь. Надо было бы дать кое-что еще… Но пока достаточно.

Тенгель убрал руки. Баронесса облегченно вздохнула.

— Боже, как приятно. — Она оделась. — Я должна вам заплатить…

Глаза Тенгеля потемнели.

— Это самый счастливый день в моей жизни. Пожалуйста, Ваша милость, не омрачайте мне его!

— Извините мою бестактность. Могу я порекомендовать… Нет, нельзя. Вас же преследуют. И, кроме того, вы переезжаете. Жаль! Мы вскоре последуем за вами, — в ее голосе звучала неприкрытая радость, — лишь бы подальше от мужа.

— Мама! — укоризненно сказала Шарлотта. — Простите мою мать. Если б вы только знали, что он за тиран. И все эти годы мы терпели.

— Вот мы и приехали!

— Мазь, … — напомнил Тенгель, выходя из кареты, — не забудьте про мазь.

— Ах да!

— Суль! Беги принеси… — И он что-то неразборчиво пробормотал.

— От ревматизма? Да, но у меня… — возразила девочка.

Тенгель забубнил что-то опять. Они говорили довольно долго. Потом Суль побежала к хижине.

— У меня еще не прошла нога, пусть Суль принесет, — объяснил он.

Мейдены удивились такому доверию к семилетней девочке, все-таки речь шла о лекарстве. Но ничего не сказали.

Ее милость получила мазь. Все было обсуждено. Вскоре карета скрылась за ивами и кустами черемухи.

Баронесса сдержала свое слово. Бенедикта выпустили из тюрьмы, а Абелоне пришлось уехать с хутора. Старый слуга Бенедикта снова пришел к нему на службу. Он-то и передал Силье и Тенгелю просьбу хозяина встретиться с ними.

Но Дюре Аулсону и другим мятежникам помочь не мог никто. Все семеро были казнены. Власти боялись крестьянских волнений, поэтому казнены несчастные были в глубокой тайне. Обо всем этом работник рассказал по дороге на хутор.

У Силье что-то сжалось в горле, когда она вылезла из двуколки на такую родную, знакомую лужайку перед домом. А увидев убитую горем, одетую в черное Грету, спускающуюся по ступенькам, не удержалась от слез.

Ни Бенедикт, ни Мария не смогли оказать им должного приема. Мария была прикована к постели — ради такого торжественного случая ее перенесли в гостиную, — а Бенедикт не мог подняться со своего любимого стула.

— Я совсем развалился, — сообщил он. — Такое иногда случается со стариками вроде меня.

Бенедикт рассказал им подробности трагического финала восстания. Впрочем, оно было обречено на провал с самого начала. Он сам видел, как осужденных повели на казнь. В тот день у него снова открылась язва. Язву желудка Бенедикт заработал от неумеренного потребления алкоголя. Но об этом он, естественно, умолчал.