— О, нет. Только не это! — потрясение прошептала Силье. — Да, Ханна всегда любила Суль. И Лив, которой помогла появиться на свет. А когда мы приносили еду ей и Гримару, она всегда звала их «девочки мои». А на Дага внимания не обращает.

— Девочки очень много значат для Ханны, — это меня и радует, и пугает. Но мне не нравится, что Суль ходит туда одна.

— Ты думаешь, старая колдунья обучает… Суль?

— Боюсь, что так. Ханна сразу поняла, какие силы таятся в девочке.

— Нет, это слишком ужасно!

Тенгель погладил жену по плечу.

— Моя маленькая Силье, во что я втянул тебя?

— Замолчи! Ты сделал меня счастливой. Я безумно скучаю по тебе, даже когда мы расстаемся на несколько часов.

— Ты стала моей в шестнадцать лет. Сейчас тебе двадцать один. Мучаешься с нами уже много лет. Но ты предназначена не для изнурительной работы в доме бедняка.

— По-моему, я не жаловалась. Я знаю, что плохая хозяйка, но что поделаешь, если дети быстро вырастают из одежды и обуви. Я постоянно чувствую себя виноватой. Но ведь новую одежду негде достать. И я ужасно устаю от домашней работы. Я ее просто терпеть не могу. Меня мучает и то, что я не могу сшить детям одежду. А ведь я умею ткать. Но после этой страшной зимы во всей долине не осталось овец, а значит, нет и шерсти. Суль все дразнят за то пальто, что я сшила в прошлом году. К тому же я все время забываю стирать детскую грязную одежду и… Ну вот, я и начала жаловаться. Довольно об этом!

В его мягкой улыбке читалось понимание и полная беспомощность. Губы Тенгеля скользили по волосам жены.

— Думаешь, я тебя не понимаю? Я знаю, как тебе хочется что-то создать самой. Может быть, что-то нарисовать? Знаю, что у тебя есть дневник. Ты открываешь его, только когда все ложатся спать.

— Откуда ты знаешь? — испуганно воскликнула она.

— Я даже знаю, где он спрятан. Не бойся, я не буду его читать. Но остерегайся других. Если молодая женщина ведет дневник, то она определенно слуга Дьявола! И тебя могут даже сжечь на костре как ведьму!

— До чего жесток этот мир! И как нам спокойно тут, — немного удивленно произнесла она, словно только что поняла это. И быстро добавила: — Не страшно, если б ты даже и прочитал дневник. Я перелистывала его сегодня ночью. Каждая страница полна любви к тебе и детям.

— Тебе нравится писать?

— Да. Я в это время отдыхаю. Когда я читала свои записи, сама удивлялась, какие стройные у меня получаются предложения.

— Почему странно? Ты очень хорошо говоришь. Совсем не так, как другие в долине. Правду говоря, мне бы очень хотелось почитать.

Она радостно улыбнулась:

— Там ужасный беспорядок. Я ведь пишу, что думаю. Тенгель, милый, что ты делаешь?!

Его руки занялись своим делом. Он тихонько засмеялся и сильнее прижал ее к стене.

В Силье вновь пробудилась надежда. Особенно после того, как Тенгель поведал ей о своих думах и о желании покинуть долину.

Он потерся щекой о лоб Силье. Тенгель не носил бороду, и Силье прекрасно знала почему. Будучи на шестнадцать лет старше ее, он не хотел подчеркивать разницу в возрасте.

— Надо бы пойти навестить Бенедикта, — сказала она. — Я о них очень беспокоюсь.

— Да, конечно, — отстраненно пробормотал Тенгель. — Если бы я только знал, как лучше поступить. Уйти отсюда или все же остаться. Нам же некуда идти, и ты это знаешь не хуже меня.

Она дрожала и вибрировала под кончиками его пальцев. Он словно посылал ей какие-то импульсы. Она никак не могла насытиться им, человеком, что был для всех изгоем. Не только потому, что от природы в нем было очень сильно развито мужское начало. Да она и не сразу это обнаружила. Силье достаточно было только посмотреть на Тенгеля, как она уже начинала возбуждаться и желала лишь одного — полностью раствориться в нем.

Ей пришлось напрячь всю свою волю, чтобы спросить:

— А Бенедикт? Мы разве не сможем пожить там?

— Я не знаю даже, жив ли он. Не поедем же мы к этой ужасной Абелоне. Силье, поверь, мне очень хочется увезти вас отсюда, но я не могу рисковать.

Силье глухо ответила:

— Я не переживу еще одну такую зиму.

— Я знаю. И думаю об этом.

Его губы ласкали ее лоб, виски…

— Что мы делаем? — едва шевеля губами, пробормотала Силье. Ей стало трудно дышать. — Мы уже не молоды. Давно женаты. Но тут, на природе, все по-другому…

Она взобралась на невысокую каменную ограду, что шла вдоль дома. Теперь они стали одного роста. Высоко подняла юбки. Руки Тенгеля, ищущие и горячие, сомкнулись у нее на бедрах. Он долго целовал ее.

— Как хорошо, Силье. Это совсем на тебя не похоже. В последние годы ты стала такой… сдержанной, — прошептал он, трепеща. Тенгель был рад, что она так активно отвечала на его ласки.

— Да, вероятно. — Она удивилась, что муж ничего не понял. Прижалась к нему еще крепче… — Мне не хотелось тебе отказывать, но я так боялась…

Тело Тенгеля двигалось осторожно и неторопливо.

— Я знаю. Ты боялась снова забеременеть. Я и сам до смерти этого боюсь.

— Рождение Лив запомнилось мне как самое ужасное событие в жизни, — шепнула она. — Второй раз я этого не переживу.

— Но мы же так осторожны… С тобой все в порядке?

— Нууу… — протянула она в сомнении, поцеловав своими влажными губами Тенгеля в шею. Все было как и раньше. Он еще сильнее вжал ее в стену и посадил на небольшой уступ, приподняв ноги. Она обвила ими бедра Тенгеля.

— Моя самая большая радость в жизни пригвоздила и распяла меня, — смущенно прошептала Силье.

— Угу, — растроганно и счастливо подтвердил он.

Силье прикрыла глаза. Говорить не хотелось. А Тенгель все смотрел на нее. Она улыбнулась ему — мягко и беззащитно. Теперь он полностью овладел ею. Давно она не отдавалась ему так, как сейчас. Тенгель не понимал, почему.

Но он больше не мог ни о чем думать. Темная стена расплывалась перед глазами, по телу побежали мурашки; в нем проснулась неудержимая страсть.

— О, Силье! Силье! Моя любимая Силье, солнышко ты мое!

Элдрид уехала. Взяв весь свой скарб, они с мужем покинули долину, растворившись в одной из расселин ледника. Ушли в незнакомый, негостеприимный мир.

Когда они уезжали, Силье плакала. Вечером спросила у Тенгеля:

— Почему ты не захотел забрать скот? Он ведь наш.

Дети играли на улице, Тенгель чинил сеть, а Силье убирала со стола после ужина. Он вздохнул:

— Ты ведь не любишь, когда я говорю об этом.

— А вот теперь хочу услышать.

— Как хочешь, упрямица ты моя. Внутри меня в тот момент все словно взбунтовалось.

— Взбунтовалось? А, понимаю. Что-то в тебе было против, когда Элдрид спросила, не хочешь ли ты забрать скот.

— Да. Причем так сильно, как никогда ранее. Поэтому я и сказал нет.

— Но ты хочешь уехать из долины?

— Мне надо бы сначала уехать одному. Я должен найти место, где мы смогли бы устроиться. Но, милая, куда мы поедем? Нас, потомков Тенгеля Злого, гонят отовсюду. Боже, как это все ужасно!

— Я понимаю тебя, — тихо сказала Силье, взглянув на него украдкой.

Неужели он так ничего и не понял? Не понял, что с ней происходит?

И в то же время в душе она надеялась, что он ничего не заметил. Но как же она боялась! Как переживала! Больше всего ее страшило, что Тенгель может узнать обо всем. Ведь сказал же он после очень трудных родов Лив: «Никогда! Больше никогда! Если это случится еще раз, Силье, то я вытравлю плод. У меня есть порошок. Все произойдет быстро и безболезненно. И даже не проси меня больше о ребенке!»

Теперь у Силье появилась привычка тщательно рассматривать еду в своей тарелке — не подсыпал ли Тенгель туда порошок. Но он, скорее всего, ничего не подозревал. Ничего не заметил он и прошлым вечером, когда они любили друг друга у забора. Он так и не догадался, почему Силье отдалась ему так беспечно, без внутреннего напряжения.

Наверно, она просто сошла с ума, потому и решила оставить этот пока еще маленький комочек человеческой жизни. Комочек этот, возможно, станет продолжателем рода Тенгелей — таким же чудовищем, как Ханна или Гримар, или как та женщина у озера. Силье видела ее однажды — когда та возвращалась от Элдрид с сыром и яйцами. После этой встречи она долго не могла прийти в себя. Даже в самом страшном сне вряд ли приснится такое ужасное, злобное и неприятное существо.