– Благодарю, – произнесла она, удивленная таким комплиментом. Он снова заколебался.
– Ты не можешь пойти со мной за конюшню, когда закончим разговор здесь? Я хочу кое-что с тобой сделать.
– Упаси меня Боже, – шутливо ответила она, а от страха сердце забилось сильнее.
Наконец он понял, что сказал. Он растянул рот в улыбке.
– Нет, такого приятного не будет, ты с ума сошла? Мы же брат с сестрой, ты это забыла?
На лице Виллему появилась вынужденная улыбка.
– Я просто пошутила.
– Догадываюсь. Так как, сможешь?
Она кивнула согласно головой, ничего не понимая.
– Ты сказал, что подвергаешься большей опасности, чем я? – сказала она после паузы.
– Да. Я… обследую, изучаю поместье. Большую часть дня, скрытно. Да и по ночам тоже…
– Не подвал ли? Без меня?
– Нет, там я еще не был. Пытался, но ключа нет. Кроме того, я сначала должен переговорить с точильщиком.
– Да? А что он вообще говорит?
– Что наша организация ожидает от нас многого. Раньше никто не осмеливался пробираться в такое гнездо, как это. Жаль, что я ничего не знал о Кристине. Но он придет сюда на следующей неделе. Да, они догадывались, что не все благополучно с рабочими в Тубренне. В самом поместье арендаторов нет, они не могли устроить так, чтобы кто-нибудь жил здесь. Их всегда интересовал вопрос о том, как хозяева поместья добиваются того, что хозяйство у них первоклассное. Они думали, что к нам здесь относятся несправедливо, применяют физическую силу. С тобой такого не случалось?
– Меня ни разу не ударили, – задумчиво произнесла Виллему. – Но переносить издевательства хозяйки, не давая ей отпора, трудновато.
Эльдар улыбнулся непривычно тепло.
– Ты, с твоим темпераментом! Могу себе представить. Мне приходится переносить пинки и удары, но не больше того, что можно было ожидать. Думаю, что они испытывают за нас некую боязнь, особенно за тебя. Ты же для них находка… и потом мы же их сторонники.
– Находка? Я? Более неуклюжей и беспомощной прислуги у них никогда не было!
– Это ты говоришь. Я думаю, что ты хорошая служанка.
– Должна понимать это как комплемент или как оскорбление? – хмыкнула Виллему.
– Но не следует возмущаться, здесь это опасно. Служанки – весьма почетная профессия.
Она поняла, что он прав, и сменила тему разговора.
– Что еще говорил точильщик?
– Что они скоро нанесут удар. День еще не определен, но во всяком случае это произойдет до Рождества. Они ожидают решения ряда мелких вопросов.
– От нас?
– Нет, нет. Неужели ты не поняла, что это касается всего Эстланда? Всей Норвегии? Это поместье лишь малая часть целого, один из пунктов, по которому они намерены нанести первый удар. Наша страна станет свободной, гусенок.
– Не называй меня гусенком, – фыркнула Виллему. – Я этого не заслужила. Во всяком случае от тебя, окаянный невежда!
– Ну, ну, бочка с порохом, – прервал он ее. – Никакой ты не гусенок. Но во всяком случае женщина.
– Да, и горжусь этим. Женское мышление во многом превосходит мужское.
– Ха!
– Ну хорошо. Имеет одинаковую цену.
С этим Эльдар согласиться не мог, но посчитал, что сейчас ему лучше промолчать.
– Если у тебя все, то пойдем.
Она последовала за ним за конюшню. Там он остановился. Здесь их никто не мог видеть.
Он засучил рукав и показал ей крестообразный шрам, расположенный ниже сгиба локтя.
– Он свидетельствует о том, что ты участвуешь в повстанческом движении. Засучи рукав!
– Но у меня нечем остановить кровь.
Эльдар сорвал широкий лист с растения на горке.
– Возьми его с собой в комнату.
Она согласно кивнула. Неизмеримо гордая тем, что она будет признана участником, давшим клятву, смотрела она, словно околдованная, на то, как нож прорезал глубокий крест и как полилась кровь, и тут ей стало дурно. Она чуть не упала в обморок. Вынуждена была на мгновение прислониться к стене конюшни. Боль была пронизывающей, острой. Ее собственная, темно-красная кровь капала на землю. Она напряглась. Это было уже слишком.
– Женщины, – презрительно фыркнул Эльдар, взглянув на ее белое как мел лицо.
Этого было достаточно, чтобы она пришла в себя.
– Я не в обмороке! – прошипела она. – Ела сегодня очень мало.
– Конечно, – произнес он скептически. – Беги скорее в комнату и перевяжи рану.
Виллему одарила его оскорбленным взглядом и повернулась в намерении уйти. Он остановил ее, схватив за руку.
– Что с тобой?
– Со мной? – переспросила она смущенно.
– Да с тобой. Ты так изменилась.
– Я не знаю.
– Нет, знаешь. Скажи мне, какие чувства питаешь ты ко мне сейчас?
Она удивленно подняла брови и холодно посмотрела на него.
– Те же, что и раньше.
– О, нет, не говори так. Ты краснеешь от одного доброго слова и начинаешь дрожать, как только я взгляну на тебя; что-то не верится твоим заверениям о том, что ты хочешь любить меня только поэтично и несексуально.
– Слушай, может быть, ты высказывался бы более осторожно? Сейчас ты говоришь не как брат. Но может быть мне, будет позволено спросить: что ты чувствуешь ко мне? Ты никогда этого не говорил.
Он притянул ее ближе к себе и проницательно посмотрел в глаза.
– Проклятие, я очень хочу тебя в постели, и ты это хорошо знаешь.
– Почему это? – попыталась она привести свои мысли в порядок, а сердце забилось почти в горле, мешая ей говорить естественно.
– Потому, что ты становишься слишком сильной для меня, и я вправе иметь желание наказать… показать, кто из нас двоих сильнее. Но ты можешь быть спокойна. Я не трону женщину из рода Людей Льда, иначе мы оба не сможем вернуться домой. А этого мы хотим, не так ли?
– Да, больше всего в жизни. Хорошо, Эльдар, я тоже буду честной. Я обнаружила, что жизнь состоит не только из поэзии.
Он безмолвно уставился на нее и смотрел долго. А затем произнес:
– Обнаружила?
– Да, но то же самое относится и к тебе, ты можешь воспринять это совершенно спокойно. Я тоже не хочу вернуться домой опозоренной. А сейчас… кровь льется мне на платье, может…
– Конечно, извини!
Он сразу отпустил ее. Вид у него был такой, словно он был полностью выбит из колеи, сбит с толку. Он не мог оторвать от нее взгляда.
«Кто здесь сильнее?» – радостно думала Виллему с просветленным чувством превосходства, которое приходит к женщине, когда она знает, что желанна. Она прижала лист к ране, опустила рукав блузки и, прижав руки к телу, перебежала двор и вошла в свою комнату.
«Я одна из них, одна из повстанцев, – счастливо думала она, завязывая рану тряпочкой. – Меня признали!»
Сама того не замечая, она подпала под сильное влияние Эльдара с его разговорами о революции. Можно бы сказать, что ей просто-напросто «промыли мозги». Научилась ненавидеть датское владычество до такой степени, что дома едва ли узнали бы ее. Это происходило постепенно, понемногу, по маленькой капле ежедневно во время встреч под деревом.
Сама она даже не представляла, насколько изменилась.
Она воодушевленно взглянула на свою повязку. «Что скажут дома об этом?» – думала она.
Дома. Внезапно она представила себе, что больше никогда не увидит Элистранда, Гростенсхольма, Липовой аллеи…
Виллему всхлипнула. Эльдар, восстание или нет – она так жаждет оказаться дома.
И в этот момент ее бесстыдные чувства к нему также обнажились. Но она была убеждена, что его ей бояться нечего. Он говорил серьезно, что никогда не тронет ее. К тому же для него семья в Свартскугене значила очень многое.
«И все-таки в нем есть что-то хорошее», – думала она, успокаивая себя.
Шел декабрь. Люди не помнили такого холодного декабря.
Сигнал передавался от одной деревни в другую:
«Губернатор в пути, направляется на несколько дней в гости к своим друзьям в Тубренн».
Со всей губернии Акерсхюс верхом или пешком двигались люди в тихие ночные часы – мужчины, которые должны взять судьбу Норвегии в свои руки. Целью их был захват губернатора. Тогда им будет легче справиться с фогдами. Его необходимо взять именно СЕЙЧАС, когда он далеко от столицы и датских кнехтов, а значит, беззащитен…