— Черт, — пробормотал он и тут же завыл от страха и отчаяния: — Черт! Черт!

Остальные стояли, как вкопанные. Суль наслаждалась тишиной.

— И так будет с каждым, кто попытается сделать то же самое!

— Ведьма! — завопил солдат, бросившись к лошади. Он не догадывался, что Суль всего-навсего прибегла к элементарному внушению.

— Не прикасайся ко мне, презренная, паршивая тварь, — с холодной отчетливостью произнесла она. — Каждый, кто прикоснется к ней или ко мне, всю жизнь будет мучиться от того же, что и ты сейчас.

Все остановились в сомнении. Суль так гордо сидела в седле! Ее глаза сверкали золотом. В ее словах чувствовалась страсть. Лучше было не рисковать.

— Прочь отсюда, — нетерпеливо и бесстрастно сказала Суль. Ей уже надоели эти негодяи. — Подите прочь и скажите спасибо, что я не сделала большего!

— Об этом следует сообщить судье, — пригрозил один из солдат.

Суль посмотрела ему в глаза.

— Я сделала бы это на твоем месте, — надменно произнесла она. — Так давай же! А я займусь тобой, даже не приближаясь к тебе!

— Тебе не запугать меня, — произнес солдат с легкой дрожью в голосе. Было ясно, что он старается сохранить престиж в глазах остальных.

— Ползи назад, как собака, — бесстрастно произнесла она.

К изумлению своих приятелей он опустился на колени, завыл, словно жалкий пес, и попятился задом, стоя на четвереньках. Это было уж слишком! После минутного колебания один из них сложил вместе два пальца — указательный и мизинец — что служило защитой от Дьявола. Другой крикнул:

— Бежим!

И, словно перепуганные зайцы, они бросились врассыпную, кто куда, сопровождаемые лающей «собакой». Суль сняла с него гипноз — и он рванулся вперед. Он мчался так, словно за ним гнался сам Сатана!

Подождав, пока они превратятся в маленькие точки, Суль слезла с коня и подошла к бедняге, плачущей возле изгороди.

— О, Господи, — бормотала она, опуская платье женщины на ее оскверненное тело. — Настоящие скоты!

Наклонившись, она развязала ремни, которыми та была привязана к забору.

Лицо ее скрывала грива белокурых волос. Однако, судя по коже и рукам, это была не старуха. Наконец, бедняга с ее помощью стала на ноги.

— Вот это да! — воскликнула Суль. — Сколько же тебе лет?

— Тринадцать, — сквозь слезы ответила девочка.

— Моя дорогая крошка! — чуть не плача произнесла Суль, думая о том, что ей самой было всего лишь четырнадцать, когда она соблазнила юного Клауса. Но это было совсем другое дело.

Никогда не видела она ничего более беспомощного, чем этот ребенок. Ее заплаканное лицо когда-то, наверное, было округлым и здоровым, но теперь бедность и голод до предела иссушили его. Девочка так завшивела, что на ее одежде и волосах видны были насекомые.

— О Мария, — бормотала Суль, срывая траву и вытирая ею бедра девочки с внутренней стороны. — Тебя надо хорошенько продраить! Но сначала нужно уйти отсюда. Ты должна мне помочь, потому что я еду наугад. Как мне попасть в Тулларп? Или, вернее, на дорогу, что западнее Тулларпа?

Девочка попыталась побороть истерический плач.

— Вы уже приехали, фрекен.

— Уже приехала? Тогда мне нужна одна речушка, вдоль которой я поеду на запад от Тулларпа.

— Речка протекает вон за тем невысоким холмом.

— Хорошо, что ты это знаешь. Садись на мою лошадь!

— Я?

— Ты, конечно. И поживее!

Девочка попыталась залезть на коня, но тут же отступила с жалобным воем.

— Мне больно!

Суль пришлось подсадить бедняжку.

Сама она пошла пешком, ведя лошадь. Маме Силье вряд ли понравится, если Суль вернется домой вшивой. В этом деле Силье всегда проявляла неописуемую строгость, и чтобы избавиться от нежелательной живности детям приходилось терпеть бесчисленные неприятные процедуры.

К счастью, речка находилась не в той стороне, куда убежали солдаты. Они удрали в Тулларп, пояснила девочка, так что туда ей и Суль заходить не следует, к тому же они уже находятся западнее этого маленького городка.

— Как тебя зовут? — спросила Суль.

— Мета.

— Ты живешь поблизости?

— Да. То есть нет. Теперь уже не живу.

— Что?

Девочка вытерла рукой глаза, на лице у нее остались грязные полосы.

— Я теперь нигде не живу, — всхлипнула она. — Хожу по дорогам и прошу подаяние.

— Разве у тебя нет родителей? Нет никакого пристанища?

— Нет, моя мать была уличной женой. Она умерла этой весной. С тех пор я не имею крыши над головой и хожу по дорогам.

«Уличная жена? Красивое название для шлюхи!» — подумала Суль.

— Но ты, очевидно, до этого была девственницей?

— О, да. Мать так старалась, чтобы я не пошла по ее пути.

— И все-таки ты выбрала этот путь!

— Они знали, кем была моя мать, — стыдливо произнесла она. — И решили меня обучить…

Суль стиснула зубы.

— Я бы хотела обратить их в камни, оставив им человеческие чувства. Чтобы люди пинали их тяжелыми башмаками!

Мета онемела. «Кажется, я напугала ее», — подумала Суль, внимательно глядя на девочку.

— Все будет хорошо, — сказала она, — выдавив из себя улыбку. — А где жили вы с матерью?

— Около речки. Мы как раз идем туда.

— Прекрасно.

Это было довольно далеко. Девочка по-прежнему всхлипывала. Но теперь это был просто жалкий и несчастный ребенок, вцепившийся в гриву коня.

Наконец Мета указала на какую-то землянку, которую Суль даже не заметила и которая напоминала дыру в земле. Она помогла девочке спустить с коня.

— Я не думаю… — нерешительно произнесла Мета, — что нам следует туда входить…

— Почему нет?

— Я не хочу…

«Глупая, — подумала Суль, — тебе же нужен какой-нибудь дом!» Это была жалкая, мрачная нора, вырытая под крутым откосом.

Обнаружив что-то вроде входа, Суль нагнулась и вошла внутрь. На кровати, прямо напротив нее, лежал полуразложившийся труп.

«Выходит, она не могла похоронить мать! — удрученно подумала она. — Не с кем поговорить, некого позвать на помощь. Нужно забрать отсюда все необходимое, ребенку здесь жить нельзя».

Она нашла котелок — убогую посудину без ручки. Вышла и, с силой тряхнув пару столбов, завалила землянку.

— Вот. Пусть это будет ее могилой. Мир ее праху, — пробормотала Суль и быстро опустила в яму защитный амулет. Теперь дух мертвой не будет преследовать их. Суль не нуждалась в чтении молитвы, но ради девочки сложила из ивовых прутьев крест. То, что она сама называла предрассудками, было ей несвойственно.

Мета по-прежнему тихо и безнадежно плакала. Еще около часу они брели вдоль речки, пока не подошли к месту, где течение было медленным, Суль разожгла костер.

Это было красивое, открытое место, река здесь разливалась и заканчивалась небольшой плотиной.

Суль достала для девочки еду. Та набросилась на нее с такой жадностью, что Суль пришлось остановить ее:

— Ты заболеешь, если будешь так есть.

Когда девочка наелась, Суль встала и сказала:

— Ну, а теперь начнем.

Мета удивленно уставилась на нее.

— Что начнем?

— Тебя купать, конечно! Раздевайся и лезь в речку!

— Лезть в воду?! Нет! — испуганно завопила она. — Это опасно для жизни!

— Опасно? Похоже, ты боишься воды! Нет, купаться совсем не опасно. Наоборот.

— Нет, я не буду!

Дело закончилось тем, что Суль разделась и потащила Мету за собой в воду. Но сначала она достала щелочь и промыла как следует волосы и лицо девочки над котелком, в теплой воде. Мета кричала, думая, что умирает. А Суль в это время нахлестывала ее березовым веником.

— Посмотри! — вопила Суль (ей приходилось кричать, чтобы заглушить вопли Меты). — Посмотри в котелок! Видишь, там плавает целое полчище дохлых вшей, блох и еще Бог знает каких тварей, так привольно живших на тебе! А теперь в реку, смоем все, что осталось!

Вопли, последовавшие за этими словами, должно быть, были слышны на мили вокруг. Но Суль действовала решительно, к тому же она была сильнее — хотя и чувствовала вину перед ребенком, напуганным вторично. Но иначе было нельзя.