В голове Зорана наконец все встало на свои места. Оказалось, Аделе гораздо труднее, чем ему самому, ведь на протяжении столетий она вынуждена выбирать между вынужденным равнодушием и возможностью дать волю чувствам. И, кто знает, может быть, она уже обжигалась раньше?

— А что сейчас? Снова будешь скрываться?

— Нет. Я уже поняла, что от тебя не скрыться. Но, к сожалению, мне теперь очевидно, что ты — эгоист.

Зоран почувствовал себя виноватым.

— Прости меня… Я, похоже, действительно эгоист. Но ты нужна мне. И я не могу тебя потерять.

— Значит, не потеряешь.

***

Был уже полдень, когда они только начали одеваться. Зоран очень надеялся, что на этот раз разлука будет не такой долгой. Теперь у него появился дополнительный стимул, чтобы дожить до следующей встречи. Адела пообещала, что не будет в дальнейшем прятаться от него.

— Как я смогу найти тебя?

— Сейчас я живу в Эйзенбурге, на Бархатной аллее. Мой дом — самый крайний по правой стороне, если идти в сторону королевского замка.

Это место находилось неподалеку от площади Владык, где Орденом недавно было совершено убийство Альвина Гроциуса, двойника Давена. Зорана передернуло от этого воспоминания.

— Я запомнил.

— Зоран, я хочу, чтобы ты кое над чем задумался.

— Над чем?

— Только обещай мне, что сделаешь правильные выводы.

Зоран нахмурился:

— Обещаю.

— Я сомневалась, стоит ли говорить тебе это, но все же: во время той беседы с Андерсом, когда он поведал мне, что ты должен стать его преемником, меня не покидало ощущение, что нас кто-то подслушивает. И знаешь… я буквально кожей чувствовала злобу этого кого-то. Злобу и протест.

— На что ты намекаешь?

— Ты легкомыслен, Зоран, вот на что. Рассказывая о преследовании со стороны братьев, ты беспечно улыбался. Однако не верится, что собственная жизнь не представляет для тебя ценности. Скорее всего, ты думаешь, что рано или поздно братья отстанут, но этого, увы, не случится. Они намного злопамятней, чем ты себе уже представляешь, а особенно — Конрат. Поэтому, сколько бы ни прошло времени, пожалуйста, сохраняй концентрацию. Не расслабляйся, как Андерс.

«Полная чушь. Какими бы они ни были, никто из них не посмел бы тронуть Андерса».

— Я — сама осторожность, Ада.

— Вот и хорошо. Доживи до нашей следующей встречи, ладно?

— Ладно.

Чародейка взмахнула руками, и прямо посреди комнаты появилось овальное образование, отдаленно напоминающее зеркало, только вместо отражений в нем виднелись улицы Эйзенбурга. Образование это покрывалось мелкой рябью, подобно встревоженной ветром озерной глади.

— Что это? — удивленно спросил Зоран.

— Всего лишь портал. Уж до чего я точно умею добираться короткой дорогой, так это до своего дома. До свидания, Зоран.

— Пока, Ада.

Чародейка ступила в прозрачный овал и исчезла из комнаты. Спустя секунду после этого исчез и сам портал.

Темно. Тихо. Настолько тихо, что начинаешь слышать голоса, которых на самом деле не существует. Они обволакивают. Они предостерегают.

Он знает, что что-то случится. Но он слишком маленький, чтобы это предотвратить.

Черная птица снится все чаще, и это становится невыносимым. Птица обрела лицо человека. Он улыбается ужасной кровожадной улыбкой. Он плохой. Он хочет убить папу.

«Я боюсь засыпать сегодня. Мои кошмары слишком страшные».

В них плохой человек поднимается по лестнице тихо, не издавая ни звука. Няня иногда встречает его на первом этаже, но молчит.

«Они знакомы?»

Папа, как всегда, задерживается. А когда придет, наверняка опять сядет в своем кабинете и будет что-то писать. После смерти мамы он стал замкнутым.

«Но я знаю, он любит меня. И я очень за него боюсь».

Он нашел на полках книгу о мифах Ригерхейма. Она оказалась иллюстрированной.

«Это вороны. Наемные убийцы с севера. Я почти уверен в этом. Но почему? Мой папа же хороший. Я дождусь и предупрежу его».

***

— Папа, мне страшно.

Профессор Чарльз Килбери ласково посмотрел на подошедшего к нему сына:

— Чего ты боишься, Рейнольд?

— Я боюсь, что тебя убьют. Я рассказывал про свои кошмары, помнишь?

Заботливый отец мягко положил ладонь на плечо мальчика и улыбнулся:

— Конечно. Ты говорил, что на меня нападает гигантская птица. Не нужно этого опасаться, таких птиц не существует. У тебя просто очень живое воображение. Думаю, мне стоит отдать тебя в художественную школу.

Но Рейнольда не утешили эти слова. Он относился к своим опасениям с величайшей серьезностью:

— Папа, ты невнимательно меня слушал. Я говорил, что у этой птицы человеческое лицо.

Профессор слегка усмехнулся:

— Рейнольд, ну это уже совсем фантастика. Наука еще не научилась скрещивать людей и птиц. Повторяю, тебе совершенно нечего бояться.

— Она была похожа на это, — мальчик открыл перед отцом толстую книгу в твердом переплете и указал на иллюстрацию, на которой одетый в черное человек платком вытирал окровавленный клинок своего меча.

Лицо Чарльза Килбери вдруг сделалось взволнованным:

— Кто это? — спросил он.

— Их называют Вороны. Это наемные убийцы с севера. Они охотятся на тех, кто творит зло. Один из них убивает тебя в моих снах, папа. Я очень боюсь. Я не понимаю, почему он приходит за тобой. Ты же хороший, я знаю это.

Чарльз Килбери побледнел.

— Да, сын. Я хороший. И тебе не из-за чего переживать. Дай-ка мне эту книжку, я сам поставлю ее на полку. А ты давай спать, час уже поздний. И не думай о всяких глупостях. Я никогда тебя не покину. Ты мне веришь?

— Да, папа.

***

Но Рейнольд не мог заснуть. Он вслушивался в тишину и радовался, когда слышал, как папа ходит по коридорам дома. Это успокаивало. Это означало, что папа жив, а страхи надуманы.

Глаза мальчика начали закрываться, подчиняясь приказу требующего отдыха мозга. Сознание покидало Рейнольда, и он уже почти уснул. Но вдруг его чуткий слух уловил голос находящейся на первом этаже няни. Она будто попыталась крикнуть, испугавшись чего-то, но внезапно передумала. Она словно подавила свой крик.

От желания уснуть не осталось и следа. Рейнольд, широко раскрыв глаза, сверлил взглядом потолок и продолжал вслушиваться в каждый звук, затаив дыхание.

По лестнице кто-то шел. Очень тихо. Так, будто идущий был не человеком, а кошкой. Никто не способен был его услышать. Кроме маленького Рейнольда, который знал, что эта ночь наступит.

***

Страх подняться с кровати был велик и парализовал все тело. Рейнольд не издавал ни единого шороха, боясь, что Ворон зайдет к нему в комнату и отнимет его детскую жизнь. Мальчик беззвучно щипал себя за ногу в надежде все-таки проснуться. Но это был не сон.

Мягкие, тихие шаги были уже на их с папой этаже. Они двигались к папиному кабинету. Рейнольд знал, что папа не спит, а сидит за столом и что-то пишет. Он был уверен в этом, потому что уже видел это во снах. В них папа всегда умирал, а Рейнольд продолжал лежать на кровати и не бросался папе на помощь, боясь потерять и собственную жизнь.

«Я должен попробовать это изменить».

Храбрый мальчик заставил себя подняться с кровати и ринулся в коридор, после чего побежал к кабинету своего отца.

В доме Чарльза Килбери двери никогда не скрипели, поэтому убийце удалось войти в кабинет профессора столь же беззвучно, насколько он поднялся по лестнице. Когда Рейнольд вбежал в это помещение вслед за тем, кого он называл Вороном, он обнаружил, что высокий, одетый в черное человек уже вплотную подкрался к его отцу, который ничего не заметил, так как всегда предпочитал сидеть лицом к окну, а к входу — спиной.

Незнакомец уже слегка отвел кинжал назад, чтобы следующим движением насквозь проткнуть им Чарльза Килбери, как вдруг маленький Рейнольд побежал в сторону убийцы:

— Папа!

Убийца и профессор одновременно повернули головы, когда Рейнольд с воплями схватился за плащ снившегося ему много ночей подряд человека.