Акробат с разгневанным и недовольным видом уже шагнул в их сторону, как вдруг услышал, как стоявший с ним рядом незнакомец угрожающим тоном произнес:

— Ты куда-то собрался?

Эмиль обернулся и посмотрел на Зорана так, словно может ему что-то сделать.

— Шел бы ты отсюда, пока я не добрался до тебя, сразу после твоего хромого уродца.

Это было зря. Зоран в излюбленной и отработанной им на Бирге в Скале Воронов манере схватил Эмиля за горло своей ладонью-капканом и немного приподнял. Совсем чуть-чуть, ведь акробат был довольно тяжелым.

— Ты же не станешь им мешать, верно?

Эмиль хрипел, но сразу сдаваться не стал, а вместо этого попытался разжать пальцы Зорана. Не получилось. Тот лишь еще сильней сжал его горло.

— Не стану! Не стану! Отпусти! — все же слишком быстро сдался акробат для того, чтобы называть свои чувства к Флави настоящей любовью.

— Вот и хорошо.

Когда Зоран отпустил Эмиля, тот с поникшим видом ушел в противоположном от Флави и Динкеля направлении. Ему было невероятно трудно смотреть, как его бывшая девушка целует хромого, бесстрашного матадора.

А Зоран улыбался.

Зоран любил путешествовать из Скалы Воронов в Эйзенбург. На пути из севера в столицу королевства, по удачному стечению обстоятельств, находились населенные пункты, в которых жили некоторые из его немногочисленных друзей: в Навии — Динкель со своей труппой, а в деревне Ситцы, что в пятнадцати милях северо-западней Эйзенбурга, — травник Йокса, человек выдающегося ума и больших странностей.

Жонглера Зоран уже успел повидать и осчастливил свою душу соединением друга с любимой. Оставался лишь Йокса, до деревни которого самозваный детектив доберется уже завтра, после того как переночует в здешнем лесу, по которому он шел без особой радости, вспоминая о собственном убежище, Афрее, погубившем своими иллюзиями множество несчастных грибников и охотников.

Выбрав место для ночлега, Зоран разжег костер, что вызвало у него немалые трудности, так как после недавно прошедшего дождя было пока еще сыро. Затем наемный убийца расстелил на земле свой длинный черный плащ и, усевшись на него, принялся жевать сухари, которые прихватил с собой в дорогу, запивая их вином из фляги.

На огонь можно смотреть бесконечно. Он успокаивает. И даже Зорану, на котором одинокие посиделки сказывались весьма плохо из-за склонности к бесконечному самоанализу, при виде него становилось немного спокойней. До того момента, пока он не начинал вспоминать об Аделе.

Чародейка ураганом пронеслась по его жизни, разделив ее на то, что было до, и то, что осталось после. Всего лишь два вечера они были вместе, всего лишь несколько разговоров провели и всего лишь несколько улыбок подарили друг другу. Всего лишь один сумасшедший конкурс, всего лишь одна наполненная страстью ночь в оказавшемся иллюзией доме, а Зоран уже знал о себе нечто, о чем ранее и близко не догадывался, и уже чувствовал то, над чем до встречи с Аделой мог лишь посмеяться, читая в библиотеке дешевый любовный роман.

Всего лишь одно свидание. А потом полтора года и еще, вероятно, целая вечность разлуки.

Плененный воспоминаниями Зоран нащупал в одежде скрытый карман, где хранились два письма: оставленное ему на прощание чародейкой и вверенное Конратом для доставки в Эйзенбург. Он вытащил первое из них. От него до сих пор пахло женскими духами. Зоран внимательно перечитал каждую выведенную на листе строчку.

«Может, сжечь?»

Будто прочитав мысли наемного убийцы, ненасытное пламя костра накренилось в его сторону и жадно протянуло свои языки к краям бумаги.

Но Зоран не решился скормить письмо огню. Вместо этого он убрал его назад, в темную глубину потайных карманов. А после надолго прильнул к фляге, отгоняя болезненные воспоминания.

Однако с остающимся наедине с самим собой Зораном всегда все было не просто. Когда он в который раз убрал силуэт Аделы в наиболее дальние чертоги своего разума, на сцену сразу вышли совершенно другие и куда менее приятные его восприятию образы. Лица убитых им за всю его жизнь людей с укором смотрели на него, а рядом с ними плакали их близкие. Наниматели протягивали ему последние крохи, а он, не задумываясь, брал их снова и снова, оставаясь глухим всякий раз, когда они просили о чем-то еще, кроме как убить.

«Прочь! Прочь, я сказал!»

В голове снова стало тихо, когда Зоран усилием воли заставил себя перестать думать. Он потряс головой, после чего сделал несколько очень глубоких глотков вина, которое согревающей волной разлилось по всему его телу. И стало легче. Костер немного расплывался перед взором, но его треск зазвучал вдвое более успокаивающе. Мысли исчезли, и осталось лишь пьяное, наполненное убаюкивающим теплом спокойствие.

«Пора спать».

***

Зоран лежал на спине и смотрел на полное звезд небо. Что там, в этой бесконечно черной пучине? И зачем ей столько звезд? Может, это многочисленные глаза неведомых надзирателей, которые наблюдают за всеми живущими на этой земле? Может, когда-нибудь каждому, осмелившемуся стать частью мироздания, придется держать ответ за свои поступки? Наверняка это так. Наверняка россказни астрономов о том, что звезды — это бездушные небесные тела, примитивные космические объекты, — просто чушь. Это чьи-то глаза, умные, внимательные и справедливые. И холодные.

«Такие же холодные, как ветки этого чертова куста, под которым я улегся».

Зоран движением руки смахнул с лица влажные ветки растения и продолжил наблюдать за ночным небом, предаваясь философским размышлениям.

Он решил повернуться на бок и почувствовал, как его нога застряла в каком-то корне. Приподнявшись, чтобы оглядеться по сторонам и выбрать более удобное и ровное место для ночлега, Зоран замер от нахлынувшей на него волны ужаса.

Вокруг него из-под земли со всех сторон повылезали, словно пеньки, человеческие руки. И нога его вовсе не застряла в корне дерева. Ее сжимала чья-то торчащая из земли инеево-белая ладонь.

Руки были повсюду: они сгибались и разгибались в локтях, пытаясь коснуться Зорана, сжимали и разжимали пальцы, норовя схватить его за одежду мертвой хваткой. Они вылезали и вылезали из недр земли, и с каждой секундой их становилось все больше вокруг наемного убийцы, который, бледнее мела, сидел на своем плаще, раскрыв рот и вытаращив глаза.

— Нет… нет… отпустите, — просипел он.

А они были беззвучны. Более тихими, чем капля росы, стекающая с листа. Чем штиль. Чем дно мертвого озера. Более тихими, чем сама тишина, но оттого не менее неотвратимыми. И у всех у них была лишь одна цель: тот, на чьей совести были их смерти. Зоран из Норэграда, Ворон с горы Афрей.

Он заорал что было сил. Но ждать помощи было неоткуда.

А руки убитых им людей продолжали хвататься за него: среди них были те, что принадлежат жестоким помещикам, издевающимся над слугами, продажным чиновникам, за взятки закрывающим глаза на страшные преступления, работорговцам, насильникам и прочим мерзавцам, которых Зоран отправил на тот свет.

Но были руки и других. Тех, кому банально не посчастливилось встать на кровавом пути Зорана из Норэграда. Тех, чьей смерти стоило, но не вышло избежать…

И их было много, чертовски много. И каждая из них жаждала уцепиться хотя бы за крохотный кусочек плоти наемного убийцы. Они наваливались друг на друга и толкались между собой, пытаясь нащупать того, кого так сильно хотели заполучить.

Забрать к себе, под землю.

Упокоить в холодной, сырой почве.

Вот они схватили его уже со всех сторон, а он все продолжал кричать и вырываться из стальных объятий, не желая осознавать, что любая попытка освободиться обречена на провал.

И в тот момент, когда буквально каждый дюйм одежды оказался в плену, Зоран увидел, как к его горлу тянется небольшая, явно детская ладонь.

— Что ты здесь делаешь? — севшим голосом промолвил убийца.

Маленькая ладонь с силой, сравнимой разве что со смыкающейся челюстью бойцовской собаки, схватила Зорана за горло и принялась душить лжедетектива.