Эмиль никогда не видел Флави такой злой.
— Флави, успокойся, пожалуйста. Ты просто устала в дороге.
Девушка замолчала.
Эмиль на шаг обогнал спутницу, встал к ней лицом, после чего посмотрел в глаза и заговорил:
— Прости меня. Возможно, я в чем-то был не прав, и впредь постараюсь стать лучше ради тебя. Давай просто забудем эту дурацкую ссору и продолжим жить как раньше. Я люблю тебя, Флави.
Циркачка глядела на Эмиля, и ей казалось, что высокомерная физиономия акробата вдруг приняла чуждое ее чертам выражение искреннего раскаяния. Или парень просто был хорошим актером.
— Наверное, я действительно просто устала. Но ничего, скоро мы вернемся в Навию, отдохнем, и все будет хорошо, — утешала она сама себя.
Эмиль посмотрел на Флави так, словно брошенная ей последняя фраза воспринялась им как незаконченная. Заметив это, девушка продолжила:
— Я тоже тебя люблю.
«Наверное».
Эмиль захотел поцеловать Флави, но не успел этого сделать, поскольку внезапно мирные звуки сборов труппы заглушил душераздирающий крик многочисленных голосов, полных ужаса. Эмиль и Флави начали оглядываться по сторонам. Вокруг была настоящая паника: циркачи бегали, кричали, забирались на деревья и толкали друг друга. А причиной этому оказался взявшийся не пойми откуда громадный черный бык. Он мычал, бегал от одной палатке к другой и крушил все на своем пути. И мчался. Неумолимо мчался прямо в сторону оцепеневших Флави и Эмиля.
***
Забежавший на место остановки циркачей в поисках своих коров парнокопытный ловелас снес стол, за которым в этот момент сидели друг напротив друга Зоран и Динкель. Он пробежал прямо между ними, тараня рогами деревянную конструкцию, и они лишь чудом успели отскочить, чтобы их тоже не задело.
— Беги, Динкель! — орал Зоран. — Лезь на дерево! Стой! Куда ты поперся! Там бык, мать твою!
Но Динкелю было наплевать на предостережения. Он услышал, как где-то неподалеку закричала Флави, и отправился к ней, так как не мог допустить, чтобы его любимой был причинен вред. Зоран подбежал к нему и схватил за руку, намереваясь своей могучей ладонью остановить безумный марш хромого жонглера.
— Отпусти меня, Зоран! Там Флави! — прорычал тот.
Тон Динкеля не терпел возражений. Зоран догадался, в чем дело, и передумал мешать своему другу, как бы этого ни хотелось. И произнес:
— Я пойду с тобой. Просто буду рядом на случай, если станет туго.
— Договорились.
Когда они проходили мимо палатки, в которой заночевал глотатель шпаг Престус, Динкель взял со стойки длинное острое орудие этого артиста и, бегло осмотрев, мрачно сказал себе под нос:
— Подойдет.
***
Флави и Эмиль бежали прочь от преследующего их быка, причем акробат безоговорочно бежал первым, как вдруг путь им преградил Динкель.
— От быка не убежать. Отойдите в сторону и спрячьтесь где-нибудь, — в руках у него была шпага и вечно носимый им алый плащ, который он зачем-то снял.
Пара инстинктивно послушалась жонглера, после чего акробат и Флави разбежались по разным сторонам. Эмиль скрылся за чьей-то палаткой, а девушка спряталась за большим деревянным ящиком и принялась наблюдать за происходящим.
Бык с бешеной скоростью мчался на Динкеля, а тот неумолимо стоял прямо у него на пути, держа впереди алый плащ, за которым была сокрыта от глаз животного шпага.
Когда быку оставалось пробежать каких-то пару ярдов до решившего, по всей видимости, покончить с собой циркача, Флави вскрикнула. Ей стало страшно от мысли, что она больше никогда его не увидит.
Тем сильнее Флави обрадовалась, когда увидела, что Динкель с несвойственной калекам ловкостью и даже некоторой грацией увернулся от бодающегося зверя, и от удара последнего пострадал разве что алый плащ, который бык пробежал насквозь.
«Не может быть… он и вправду матадор».
На секунду бык потерялся, пытаясь догадаться, в чем дело. Он вроде как и врезался во что-то, а вроде как и нет. Ощущения были не такими, к каким он привык. Он как будто впечатался рогами не в чью-то плоть, а в воздух. Это было странное чувство, ведь он видел, что за этим красным полотном, так напоминающим кровь, стоял человек, а от него ощущения должны быть совершенно иными. Бык развернулся, не понимая, что сделал не так, и обнаружил, что человек стоит на том же месте, прячась за тем же красным полотном. Никакой паники, никаких смертей и разрушений не осталось позади быка. Это неправильно. Это нужно исправить.
Рогатый снова помчался на Динкеля, и у Флави в этот момент чуть не остановилось сердце. Но матадор вновь избежал смерти — это не он сегодня был игрушкой в ее руках, а то огромное яростное животное, которое осмелилось бросить ему вызов и чуть не убило Флави. Это бык, сам о том не догадываясь, танцевал свой прощальный танец. Но не Песчаный Шторм.
Динкель, хромота которого будто бы стала менее заметной, вращался, был неуловим, как порыв ветра, и всякий раз «проваливал» туповатого быка при попытке атаковать.
«Она смотрит. Я должен сохранять грацию».
Флави почудилось, что в какой-то момент обезумевший от несостоятельности своих усилий бык все-таки задел Динкеля, попав рогом в его левый бок. Циркачка с облегчением выдохнула, когда увидела, что матадор движется по-прежнему ловко, ведь это значило, что она ошиблась. Но тут же у Флави появился новый повод для волнений: после очередной провальной атаки на Динкеля взбешенное животное на большой скорости влетело в палатку, за которой прятался Эмиль, и было не разглядеть, пострадал акробат от этого удара или нет.
Прошло несколько минут после атаки быком палатки. Он начал заметно уставать и замедлился, а еще через некоторое время, выдохнувшись уже окончательно, вовсе замер в какой-то паре шагов от Динкеля и уставился на последнего. Опытный матадор понял: сражение закончено.
«Знакомый взгляд. Он устал. Принял свое поражение и понимает, что его жизнь в моих руках. Нет, я не могу отпустить тебя, потому что в следующий раз, отдохнув, ты станешь хитрее. А я ранен, и на второй бой меня сегодня не хватит».
Динкель низко опустил плащ, держа его в левой руке. Бык опустил голову, сопровождая движения плаща взглядом и не обращая внимания на высоко поднятую правую руку жонглера. Ту, что сжимала шпагу.
Динкель со всей доступной ему скоростью подбежал к ожидающему своей участи быку, после чего с хирургической точностью вонзил в его тело, в участок между передних ребер, шпагу, попав тем самым аккурат в сердце. Животное тяжело рухнуло на землю и больше не дышало.
Флави тут же ринулась к палатке, за которой прятался Эмиль, и в который раз за это утро пришла в ужас: Эмиль лежал, не подавая признаков жизни.
— Нет… нет…
Но когда она склонилась над телом акробата, ей на плечо вдруг легла чья-то большая, твердая ладонь, после чего циркачка услышала глубокий, низкий голос:
— Не переживай, Флави, с ним все хорошо. Я все время был здесь и видел, как он просто потерял сознание от страха. Бык его даже не зацепил.
Циркачка посмотрела на незнакомца. Им оказался могучий и пугающий мужчина, который в прошлый вечер сидел с Динкелем у костра. Это был друг жонглера, но она никак не могла вспомнить его имя. Он продолжил:
— Вот кто действительно пострадал, так это Динкель. Его ранил бык во время боя. Я сейчас иду к нему. Ты со мной? — на этих словах Зорана Эмиль уже очнулся.
— Флави? Ты здесь? Я намеревался подбежать к тебе, чтобы защитить, как вдруг чертов бык оглушил меня.
Эмиль приподнялся, и на нем не было ни царапины. Флави посмотрела на него, и в ее взгляде не оказалось ничего, кроме равнодушия. Разве что отголоски презрения вдобавок. Ничего не ответив, она развернулась и пошла в сторону Динкеля, который тем временем сидел на земле, опершись спиной о тело быка, и держался за бок.
Зоран проводил ее взглядом. Он знал, что рана у Динкеля несерьезная, и хотел оставить двух циркачей наедине, понимая, что его помощь не потребуется, и, чувствуя, что Флави наконец-то закончила внутренний спор с самой собой. Закончила и выбрала того, кто ей по-настоящему нужен. Того, кто готов сделать для нее все что угодно, даже ценой жизни. Того, кого, в конце концов, она действительно любит. Однако рядом с Зораном стоял еще и Эмиль, и он вовсе не собирался отдавать Флави жонглеру.