— И какова же твоя трактовка, хотелось бы знать?

— Хм. Я бы охарактеризовал ее как совокупность принципов, которыми человек гордится особенно сильно, помноженную на способность следовать им, несмотря ни на что.

Зоран усмехнулся. Лауру это не понравилось:

— Ты бы дал другое определение? — недовольно отреагировал он.

— Нет, не дал бы. Но сравнил бы честь с приставшим к телу клещом. И проигнорировать его нельзя, и вырвать до конца не получается.

Ливень усилился неожиданно. Он хлынул на путников в буквальном смысле водной стеной, заставляя замолчать. И некоторое время они шли в полном безмолвии. До того момента, пока гнев небес опять слегка не утих.

— А ты, Генри, — прервал молчание Зоран. — с чем бы сравнил честь?

— С путеводной звездой.

— Да ты романтик, — иронично отозвался уроженец Норэграда.

— Скорее, реалист, выбирающий поэтичные формулировки, — вставил Лаур.

Генри промолчал. Он вообще оказался не очень словоохотливым человеком.

— О как.

— А разве в этом нет доли правды? — Лаур решил отстоять выбранную Генри метафору. — Того, кто ей обладает, честь всегда вынуждает сойти с того места, где он находится. Она всегда требует этого. Нет такой разновидности чести, которая призывала бы своего владельца оставаться в комфортном для него состоянии. Честь всегда заставляет принимать неудобные решения и идти рядом с теми, с кем хочется идти меньше всего, и туда, куда на первый взгляд не нужно.

— Это точно, — согласился Генри.

— Нас с Генри именно честь привела в свое время во Фристфурт. И именно честь, похоже, ведет тебя сегодня туда же.

— Путеводная звезда, — подытожил немногословный товарищ Лаура.

Зоран задумался о чем-то своем, а после промолвил:

— Пока что она привела меня разве что под этот гребаный дождь.

***

Время шло, стихия не унималась, а Лауру, как бы он ни бодрился, плохело.

Но Зоран разглядел вдалеке трактир, прямо возле дороги. Это давало надежду. И только он хотел открыть рот, чтобы призвать своих новых товарищей последовать в заведение, как вдруг Лаур, который уже едва оставался в сознании, тихим голосом произнес:

— Зоран… только ненадолго.

Видимо, самочувствие его совсем ухудшилось, иначе он бы не осознал необходимость все-таки позаботиться о своей ране.

— Не дольше, чем потребуется. Обещаю.

В придорожных трактирах всегда таится скупое, но притягательное очарование. И пусть про заведения подобного рода всегда найдется, что сказать плохого, будь то неизбежное присутствие сомнительных личностей, или дерьмовая кормежка, или неухоженность, обшарпанность и клопы, одного у них не отнять — ощущения безопасности и покоя, которое они дают уставшим, оголодавшим и избитым ливнями путникам.

Тот трактир, куда ввалилась насквозь вымокшая троица, назывался «Ушибленный цыпленок», и внутри него, за исключением хозяина заведения, никого не оказалось.

Зоран подошел к стойке, а за ним, опираясь на Генри, доковылял Лаур, вымотанный и бледный.

— Нелегкий путь выдался, а? — приветливо обратился трактирщик, крепкий усатый мужчина, волосы которого едва тронула седина, к вошедшим гостям.

— Льет как из ведра, черт подери. Да тут еще и поцарапались мы немного. Нам бы сухих полотенец, братец. Поможешь? — сказал Зоран.

— Отчего ж нет? Путнику помочь — дело святое. Для этого я здесь и нахожусь. Я — Джордж.

— Зоран. А это — Лаур и Генри. Еще раз: нам бы…

— Сухих полотенец и свободные комнаты. Пойдемте за мной скорее, я понял вашу спешку.

***

Позаботившись о ране Лаура, Зоран оставил его ночевать в комнате под чутким присмотрам Генри. А сам, скинув потяжелевший от влаги плащ, вернулся к стойке, где снова обнаружил Джорджа.

— Не спится? — поинтересовался трактирщик.

— Ага, — мрачно прохрипел Зоран, даже не попытавшись скрыть свое дурное настроение.

— Если хочешь знать мое мнение, — Джордж немного наклонился к Зорану с таким видом, будто хочет сообщить ему какую-то тайну. — в «Ушибленном цыпленке» лучшая выпивка, какую только можно найти в радиусе пятидесяти миль.

— Какая ненавязчивая рекомендация, — с нотками иронии начал Зоран. — Держу пари, еще и непредвзятая.

— Не смотри, что я хозяин этого заведения. В высказываниях о спиртном я беспристрастен, как верховный судья на каком-нибудь заседании.

— В том-то и беда. Беспристрастность сейчас не в моде у судей, по крайне мере, в Ригерхейме. Ну да ладно. Я на роль гурмана не претендую. Налей мне чего-нибудь на свой вкус.

— Вот и славно. Хоть настроение себе поднимешь. А то у тебя такой вид, будто, кроме дерьма, в твоей жизни ничего и не происходило. Без обид.

Зоран горько ухмыльнулся.

— Да какие уж тут обиды.

Не прошло и минуты, как Джордж поставил перед Зораном подносы с соленьями, печеным картофелем и сардельками, а затем и огромную прозрачную бутыль с мутной жидкостью внутри.

Трактирщик наполнил рюмку и подвинул ее к Зорану. Тот посмотрел на него исподлобья и промолвил:

— Бери вторую. Компанию составишь.

— Это с радостью.

***

Джордж оказался собеседником приятным. И, что свойственно людям его профессии, любопытным. Сразу после того, как они с Зораном выпили третью рюмку самогона, трактирщик спросил:

— Так вы, значит, подрались с кем-то?

— В дороге всякое случается, — отозвался Зоран.

— Стало быть, разбойники докопались?

Зоран ничего не ответил.

— Или между собой поцапались? — не унимался Джордж.

— Странное предположение.

— Ну, знаешь, порой и такое происходит: дружишь с человеком, ну прям не разлей вода, думаешь, что не поссоришься никогда с ним, а потом вдруг случается какая-то неприятность и разводит вас по разные стороны. И появляется ненависть. И сразу хочется придушить своего бывшего друга, а когда придушил, то сразу жалеешь об этом, сокрушаешься.

Зоран сразу подумал о недавнем расколе, который произошел в Ордене по его вине. Вспомнил, как убил Скельта. Только муки совести в этот раз душу отчего-то не навестили.

— Да, ты прав. Пожалуй, такое может случиться.

— Но и это еще не все. Бывает все куда проще и банальней: ссоришься со своим другом по пьяной лавочке и режешь его, пока разум твой затуманен. Пьяная ссора — она такая… все что угодно подойдет в качестве повода, любая мелочь.

— Наверное. Тебе-то откуда знать?

Джордж улыбнулся.

— Я же трактирщик, Зоран. Не существует на свете такой жизненной ситуации, которой бы со мной не поделились мои алкаши-посетители.

Теперь улыбнулся уже Зоран. И улыбка его была загадочной, что не укрылось от его собеседника:

— Или все-таки существует?

— Полагаю, нет.

Они пропустили еще по одной.

— Так где же твой друг получил ранение? — продолжил интересоваться Джордж.

— Твое первое предположение было верным. Разбойники.

— Поганцы, — злобно прошипел трактирщик.

— Каких поискать.

— Змееныши. Стервятники, — не унимался Джордж.

— Лучше и не скажешь.

***

Разговоры становились все откровенней. По крайней мере, со стороны хозяина заведения было именно так. Одна за другой из Джорджа сыпались истории о войне с южным альянсом, в которой, как оказалось, он участвовал. В своих рассказах он представал человеком редкой смелости и, что удивительно, создавалось впечатление, будто не врал.

— А каково тебе было, когда вернулся? — спросил Зоран.

— Оклемался не сразу. Долгое время мне вообще казалось, что вот-вот с цепи сорвусь, выйду на улицу и начну рубить всех направо и налево, настолько у меня крыша ехала. Но потом ничего, пришел в себя. Заведеньице вот открыл, как видишь. Дохода оно мне немного приносит, но на жизнь хватает. Всяко лучше, чем разбоем заниматься. Как считаешь, Зоран?

— Да уж. Я, кстати, многих знал, кто после похода на юг так и не обрел себя прежнего. Недаром говорят, что, вкусивший войну, уносит ее в себе. Именно поэтому те кто уцелел, зачастую не находят места в мирной жизни и продолжают заниматься тем, чем привыкли.