— Зоран, не нужно, остановись… — Нейб преградил ему путь.

Наемный убийца посмотрел на южанина пустыми, безжизненными глазами.

«А не развалить бы мне тебя, как и всех предыдущих?»

Нейб закрепил меч на поясе и примирительно выставил перед Зораном открытые ладони.

— Не нужно… — с просьбой и страхом в голосе повторил он.

Улыбка потихоньку начала спадать с лица Зорана, а глаза его забегали, будто возвращалось трезвое осознание происходящего. Он промолвил, медленно опуская меч:

— Да… Видимо, это уже лишнее.

— Спасибо… — с трудом дыша от страха, поблагодарил сдавшийся боец.

Одержавшая победу троица стояла посреди арены. Израненный южанин с трудом держался на ногах и продолжал терять кровь. Зоран, напротив, выпрямился, тем самым возвысившись над своими товарищами, как скала возвышается над морскими волнами. Окровавленный, большой и твердый, с ниспадающими на лицо черными волосами, под которыми во время боя скрывалась жуткая и вместе с тем радостная улыбка, он являл собой совершенную машину для убийства. Настоящее проклятие для всего живого, что осмелится встать у него на пути. Гном, осмотрев трупы, обратился к Зорану со смесью страха и восхищения:

— Ты просто гребаный изверг.

Услышав во многом правдивые слова гнома в свой адрес, мастер-ворон кивнул Рогги в знак того, что принял его сомнительный комплимент.

Нет, Зоран, конечно, презирал в себе убийцу, мягко говоря. И сказать, что после стольких лет ему надоело делать то, что должно, — означало бы нанести оскорбление самому слову «надоесть». Зоран раскаивался в своих деяниях, и нет того эпитета, который в достаточной степени охарактеризовал бы те муки совести, которые изо дня в день рвали его сердце на куски.

Они пунктуально являлись к Зорану в преддверии убийств. Они неизменно сваливались на него после их совершения.

Но были также минуты, когда Зорана им было не догнать…

Ведь во время самого процесса он испытывал только лишь наслаждение, хоть и не признавался в этом даже самому себе…

Так было почти всегда: муки совести до и муки совести после. Но ни в коем случае не во время кровавого танца…

Ибо во время него будто хор ангелов начинал петь над головой Зорана. Будто сама душа распускала крылья отправляющейся в полет птицей. Будто извергалась она вулканом, орошая все вокруг своей смертоносной любовью подобно лаве.

Родословная давала о себе знать. Зоран из Норэграда — сын Ремула Жестокого, последнего берсеркера Пепельных Островов, самого кровожадного человека из самого опасного уголка севера.

Зоран был рожден и выкован для этой работы, и, наверняка любил бы ее до сих пор, не черней презрение и ненависть к ней более беспросветно, чем солнечное затмение.

Муки совести — до и после. Нечто другое — во время…

Маньяк, который стыдится своей природы.

Ворота, находящиеся напротив Зорана, Нейба и Рогги, открылись, и из них, построившись в две колонны, вышли около двадцати наемников, после чего половина из них принялась уносить трупы, а остальные, наведя арбалеты на выживших гладиаторов, удерживала тех от попытки побега. Когда все трупы были убраны, наемники удалились с поля боя, а ворота за ними снова закрылись. После этого Анонсер наклонился к Кульверту Прантону и закивал головой в знак повиновения, слушая какие-то указания. Затем он выпрямился и обратился к одержавшему верх трио:

— Мой господин желает, чтобы проигравший боец был убит! Исполняйте!

Нейб и Рогги переглянулись, бессловесно споря, как поступить.

А тем временем Зоран тяжелым взглядом посмотрел на Кульверта Прантона. Так могла бы смотреть гробовая плита, обладай она глазами. Тогда бы она говорила: «Твое время тоже наступит, и случится это быстрее, чем ты думаешь».

Но хозяин арены глаз не отвел. Легко быть смелым, когда знаешь, что до тебя не добраться.

— Так, ну хватит, — вымолвил Рогги. И подался было вперед, чтобы добраться до сдавшегося бойца, выполнить команду и все-таки уйти живым…

Но мощная ладонь легла ему на плечо, удержав от дальнейших перемещений. Гном поднял голову и увидел над собой мрачную в своей решительности физиономию Зорана. Костолом понял: выполнять команду не стоит. Ведь куда безопасней спорить даже с демонами преисподней, чем с Зораном из Норэграда.

Наемный убийца вдруг ответил анонсеру, и голос его звучал подобно грому:

— Тогда пусть твой господин спустится и сам убьет его!

По арене разошелся гул шокированных дерзостью Зорана зрителей. Анонсер побледнел и раскрыл рот, а его господин, Кульверт Прантон, разгневавшись, стал похожим на спелый помидор.

Хозяин арены впервые за всю битву встал, и тогда Зоран понял, зачем ему нужен анонсер: голос Кульверта был смешным и визгливым, что не слишком гармонировало с его напыщенно-важным обликом. Он завопил так, что от исступления у него даже щеки затряслись:

— Спустить волков!

Через секунду ворота, расположенные по обе руки от Кульверта, со скрипом отворились, и на арену, рыча, выбежали почуявшие кровь волки, коих оказалось в общей сложности восемь.

Нейб и Рогги снова разбежались по разным сторонам, оставив Зорана в центре. Единственный выживший человек разгромленной ими команды душераздирающе закричал. Его плоть уже рвали на куски двое голодных хищников.

На гнома также набросились два волка, и он принялся в своей излюбленной манере отгонять их от себя булавой. Южанин тем временем пытался справиться лишь с одним зверем.

На Зорана набросились сразу три волка: от него сильнее всех пахло кровью. Когда первый из них, обезумев от ярости, прыгнул Зорану прямо в грудь, тот вонзил ему меч в открытую пасть. Клинок вошел в тело животного по самую рукоять, и наемный убийца не успел его вынуть: два оставшихся волка уже повалили новоиспеченного гладиатора на землю и принялись вгрызаться в плоть. Один из них кусал его за правое бедро, чуть выше колена, а другой взобрался на грудь и пытался укусить за шею. Зоран орал и рычал, левой рукой отталкивая навалившегося сверху хищника, а правой нанося сокрушительные удары по его голове. Волк тоже в долгу не оставался и передними лапами царапал Зорану лицо, однако, получив очередной мощнейший удар, отключился. Возможно, просто потерял сознание, а возможно, насовсем. Тем временем зверь, кусающий Зорана в бедро, вгрызался зубами в мясо все глубже. Еще чуть-чуть, и ногу не спасти. Зоран кое-как дотянулся до рукоятки меча, торчащей из пасти первого убитого волка, уцепился пальцами за самый ее кончик и потянул на себя.

Хищник рычал и причмокивал, пытаясь оторвать от ноги кусок плоти. Наемный убийца, обезумев от невыносимой боли, орал, но продолжал вынимать меч. Когда ему, наконец, удалось это сделать, он рубанул по спине вцепившегося в бедро волка с такой силой, что едва не разрубил его пополам. Хватка животного тут же ослабла, Зоран разжал его челюсти и высвободился.

Нейб мечом искромсал дерущемуся с ним волку всю морду, и кровь от испещривших её глубоких ран заливала хищнику глаза. Посмотрев на это, Зоран понял, что южанин возьмет верх.

Рогги Костолом к тому моменту забил одного из двух, жаждущих его смерти волков, а второй, схватившись зубами за рукоять смертоносной булавы, пытался вырвать ее из рук гнома, получая при этом от последнего жесткие пинки. Наемный убийца, уверенный в силах гнома, принял решение заняться последними двумя хищниками, добыча которых оказалась самой легкой. Теми, которые продолжали вырывать куски плоти из уже мертвого тела того гладиатора, которого Зоран и товарищи пощадили.

Хромая на искусанную животным правую ногу, Зоран, насколько мог, тихо подошел со спины к беззаботно чавкающим волкам, склонившимся над трупом несчастного бойца. Затем вонзил меч в бок тому из них, что оказался ближе, и сразу его вынул. Ответ не заставил себя ждать: другой волк молниеносно бросился на Зорана, но получил лезвием по морде. Почувствовав отпор, он выбрал более хитрую тактику: решил обойти Зорана с фланга и оказаться у гладиатора за спиной. Эта попытка и оказалась для него фатальной: сжимая рукоять левой рукой, Зоран отвел клинок в сторону, намеренно обезопасив хищнику траекторию справа от себя, но, когда тот ступил по ней и оказался рядом, развернулся на здоровой ноге и, уже самолично встав сбоку от волка, ударом меча сверху вниз отделил от его тела морду.