Единственный раз, когда некто раскрыл личность Зорана, кончился весьма плачевно. Повторения пройденного в Ярре он хотел меньше всего.
А Адела, посмотрев на него, вновь улыбнулась своей улыбкой-полумесяцем.
— Ну ты же не думал, что такая очевидная вещь, как твоя принадлежность к Ордену, может от меня укрыться?
— Вообще-то думал.
— Не переживай, детектив Зоран, я не собираюсь выдавать твоих секретов. Поверь, я знаю, насколько дороги тайны таким, как ты. Потому что таким, как я, они тоже дороги.
— Надеюсь. — ответил ей сбитый с толку мастер-ворон.
Они помолчали какое-то время. Зоран прокручивал услышанное в своем мозгу, уставившись в землю и не обращая ни на что внимания, как не обращала его ни на что Адела, когда смотрела вдаль некоторое время назад. Сама она при этом с неподдельным интересом рассматривала своего собеседника.
— Зоран!
— Да?
— У чародеек завтра шабаш на Лысой горе. В полночь. Я бы хотела, чтобы ты был моим спутником на этом празднике. Заодно, сможешь меня о многом расспросить.
Молчание.
— Зоран, ты пойдешь со мной на шабаш?
— Пойду, — ответил Зоран, по-прежнему таращась на землю у себя под ногами.
— Отлично, я рада. Тогда завтра за час до полуночи встречаемся у городских ворот. А сейчас я вынуждена тебя покинуть.
Чародейка встала.
— До свидания, Зоран.
— До свидания, Адела.
«Что-то явно не так с моей конспирацией, черт бы ее побрал».
***
Облик чародейки вновь наполняли темно-красные тона в украшениях и одежде, однако платье она надела уже более короткое, чуть ниже колен, и свободное — полная противоположность носимому ей на карнавале, несмотря на схожий цвет. Освещенное лунным светом лицо выглядело загадочным и прекрасным, а сочетание завораживающих голубых глаз, бледной кожи и слегка хитрой улыбки рубиновых губ придавало облику Аделы Морелли схожесть с каким-то ослепительно красивым, но коварным ангелом. Белые волосы ее были распущены.
Зоран, одетый в черный камзол поверх темно-серой рубашки, поприветствовал опоздавшую на четверть часа чародейку:
— Здравствуй, Адела.
— Здравствуй, Зоран. Не просветишь, зачем тебе меч? — Адела кивком указала на длинные ножны, закрепленные у ее спутника на поясе. — Мы на праздник идем, а не на войну. Или ты возомнил себя членом давно канувшей в лету инквизиции и решил разом расправиться со всеми чародейками?
— Меч для меня — это нечто вроде нижнего белья. Никогда не забываю ни то, ни другое.
— Хм… интересное сравнение. Что ж, я рада, что ты не пришел сюда голым. Пойдем на шабаш.
— Пойдем.
Когда необычная пара отошла подальше от городских ворот и свернула с большака на узкую лесную тропу, Зораном овладело желание о многом расспросить загадочную женщину, тем более она сама дала для этого повод на карнавале.
— Откуда ты знаешь Андерса?
— Я помогала ему с восстановлением иссякшей со временем магии в Афрейских лесах. Иллюзии в какой-то момент стали редкими и слабыми.
— Почему именно ты?
— Так вышло. Услуга за услугу.
— А подробнее?
— Что ж, хорошо. Как ты, возможно, знаешь — а возможно, и нет, — магические силы чародеев развиваются путем долгих лет практик и изучения теории. Ты даже не представляешь, какое количество наук необходимо знать в совершенстве, чтобы овладеть хотя бы азами магического искусства. Но в конечном итоге, при должном усердии и прилежании, постигающий это самое искусство человек, становится чародеем — одним из самых достойных и ключевых представителей нашего общества, наделенным силами, которые простым смертным и не снились. Но на этом развитие чародея не заканчивается. В дальнейшем, чтобы увеличить свою силу, чародей занимается поиском артефактов древности — времени, когда магия зарождалась и когда наш мир населяли существа, куда более могущественные и мудрые, чем мы. В некоторых мифологиях их называют титанами, чародеи же называют их просто — древние. Так вот, артефакты — это личные вещи древних, в них сокрыта огромная мощь. Зачастую — чистая магия, а иногда — души демонов. В любом случае благодаря артефактам чародеи становятся сильнее.
— Как это вообще может быть связано с Андерсом? — недоуменно спросил Зоран.
— Однажды Андерс, в качестве платы за контракт, сам того не зная, получил в награду артефакт. Это был огромного размера изумруд, казалось бы — обычная драгоценность. Но когда-то эта драгоценность принадлежала одному из древних, а любой из чародеев за милю чувствует магию, сокрытую в подобных, ничем не примечательных на первый взгляд, вещах. Я почувствовала, что Андерс таскает с собой это бесполезное для него украшение, и завела с ним разговор, после которого он согласился отдать мне артефакт, но только в случае, если я помогу ему восстановить иллюзии в Афрейских лесах. Меня устроили условия сделки, и некоторое время я тайно работала в Скале Воронов.
— Понятно, — ответил Зоран, нахмурившись. Разговоры о магии всегда тяжело ему давались. — Андерс уверял всех нас, что не имел опыта общения с чародеями. И предостерегал от него. Старый лгун.
«Старый мертвый лгун».
Адела рассмеялась.
— Кстати, ты так и не ответил мне на карнавале, как он поживает, — вспомнила она.
— Он умер, Адела.
Чародейка изменилась в лице: на него легла печать грусти и сострадания. До этого момента Зорану казалось, что эта женщина не умеет сопереживать. Она посмотрела на своего спутника и произнесла:
— Сочувствую твоей утрате, Зоран. Я знаю, Андерс был хорошим учителем и верным другом многим из вас.
— Да уж.
Воцарилась тишина. Первой ее нарушила сова, которая вдруг заухала где-то неподалеку, а через несколько минут, когда убийца и чародейка зашли уже глубоко в лес, вновь заговорила Адела:
— Как это случилось? — спросила она.
— У него резко ухудшилось здоровье. Для старика Андерс был довольно бодрым, так что его уход стал большой неожиданностью. Жаль, что я не смог толком с ним проститься.
— Не смог? Почему?
— Потому что был на контракте, когда Андерс сдал. По возвращении я прощался уже с гробовой плитой.
— Так, значит, ты теперь магистр?
— Нет, с чего ты взяла? — Зоран состроил удивленную мину.
— Мы с Андерсом много беседовали, причем весьма доверительно: чем-то я с ним делилась, а чем-то со мной делился он. Самой непростой для него темой являлась судьба вашего Ордена. Андерс поименно рассказывал мне о братьях, размышляя о потенциальном преемнике. С его слов я знаю, к примеру, что Конрат наиболее дисциплинированный из вас, но чересчур при этом амбициозный, Бирг жесток и не блещет умом, но компенсирует это звериным чутьем, Креспий талантлив, однако мягок и, во многом из-за молодости, неавторитетен, а ты… о тебе он отзывался наиболее лестно. Рассуждал, что из тебя получится достойный магистр.
— Хм. Мне он говорил несколько другое.
— Что же именно?
Зоран тепло улыбнулся, когда в его голове зазвенели воспоминания обо всех матах, всех нравоучениях и гневных речах, коих не жалел для него учитель, когда был жив.
— Много чего. Он ругал меня чаще и яростней других, а иногда даже голос срывал от усилий. Не представляю ни то, чтобы он лестно отзывался обо мне, ни то, что мог взрастить в своей голове идею назначить меня следующим магистром. Вероятно, у Андерса были приступы деменции в те минуты, когда вы разговаривали.
— Он гордился тобой, — с серьезностью в голосе начала Адела. — И, что удивительно, по той же причине, по которой ругался и ворчал. Из-за твоих вечных сомнений и вопросов. Из-за вопросов, которые он боялся задать даже сам себе, хотя бы мысленно, потому что не знал ответов. Из-за вопросов, которые, не страшась, только ты произносил вслух.
Зоран задумался.
— Да, Андерса особенно злило, когда… когда некоторые вещи мне не удавалось понять до конца. Он всегда орал мне: «Делай то, что должно, и не умничай!» Таким образом, мои сомнения иссушалась, пока их не стало совсем. Но все же я ценил его.