— Я весьма польщен вниманием к своей скромной персоне, маркиз. Я путешествую по городам и помогаю органам дознания раскрывать преступления — разумеется, за вознаграждение. От подробностей я все же вас избавлю, в них слишком много человеческих трагедий и загубленных судеб, историями о которых я не хотел бы омрачать атмосферу праздника.

«Вечного праздника, которым является твоя жизнь, сладкая сволочь».

— Поверьте мне, детектив, судьбы людей — это то, что ежеминутно занимает умы дворянства в степени большей, чем вы, очевидно, думаете. Но все же заставлять вас рассказывать о себе я не собираюсь. Не так уж вы и интересны. А вы как считаете, Адела, много ли пользы обществу приносит частный сыск?

Адела, похоже, даже не слышала вопрос ван Кройса:

— И давно вы занимаетесь этим нелегким ремеслом? — спросила она с едва уловимой усмешкой.

— Всю сознательную жизнь.

От Магни ван Кройса, похоже, не укрылась ирония, заточенная в словах Аделы, и он явно нашел удовлетворение в наличии подобных интонаций по отношению к Зорану с ее стороны. Адела, очевидно, нравилась маркизу.

Но даже в жизни таких беззаботных людей, как он, бывают огорчения. И усмешка Аделы, как это порой случается с настоящими женщинами, означала вовсе не презрение, как это могло показаться.

А на площади тем временем зазвучала музыка какого-то очень известного и талантливого композитора. Медленная и романтичная, она заманивала пары на танец, и невозможно было ей противиться. Уж больно красивыми и чувственными были ее мелодии. Слишком убедительными для смягченных алкоголем человеческих сердец.

— Может, потанцуем, Зоран? — неожиданно для всех произнесла Адела.

Мнимый детектив, равно как и остальные, удивился, но, понятное дело, много более приятно, нежели Магни ван Кройс. После некоторого замешательства он ответил:

— С удо… — Адела не дала ему закончить фразу и, бесцеремонно взяв за руку, повела в сторону специально отведенной для танцев площадки, — …вольствием, Адела.

«Властные, наглые и своенравные. Так мне говорили о чародейках».

Они танцевали молча, и Зоран, который всю жизнь терпеть не мог этого занятия, к своему изумлению, получал от него странное удовольствие. Мало того, что его партнерша прекрасно двигалась и буквально стала одним целым с мелодией, демонстрируя неподражаемую грациозность и глубокую страстность натуры, так еще и ее духи, похоже, обладали магическим эффектом. Это был холодный запах — сандал и мускус, но было в нем что-то еще: нечто необъяснимое, одновременно пьянящее и тонизирующее, нечто такое, отчего Зорану казалось, что его реакция стала лучше прежней, а мир вокруг замедлился и размылся. Единственной же четкой картинкой оставалась Адела, и Зоран ею наслаждался. Он почти не сводил глаз с чарующей, похожей на полумесяц улыбки, лишь изредка, стараясь сделать это незаметно, переводя взгляд на бюст. Однако Зоран чувствовал, что Адела замечает абсолютно все.

Внезапно Зоран словно проснулся.

— Пойдем, — сказала Адела.

«Танец уже закончился?»

Зоран следовал за ней в направлении уединенной беседки. По пути он на секунду остановился возле слуги с подносом и взял у того два наполненных вином кубка. Кроме того, убедившись, что идущая впереди Адела не слышит его, он сорвал с одной из клумб свежую алую розу.

Выполненная из мрамора беседка, в которую вошли Зоран и Адела, была небольшой и довольно удаленной от основной толпы гостей. Рядом с беседкой росла чрезвычайно крупная яблоня, на фоне которой, если смотреть издалека, сама беседка могла легко затеряться.

Зоран сел на скамью справа от Аделы.

— Вина?

— Не откажусь, — Адела взяла в свою белоснежную ладонь один из кубков.

— Первый раз пью с чародейкой.

— Я знаю. Ты плохо скрываешь удивление.

— Обычно мне это легко дается. Но удивлять — это же твоя специальность. В твоих духах не только сандал и мускус, верно?

— Я сразу поняла, что ты наглый.

— На это есть избитая поговорка: наглость — левая рука счастья. Понять бы только, что тогда само счастье во всей своей полноте.

Адела снова улыбнулась своей неподражаемой улыбкой, столь гармонирующей с носимой ею маской лисы. Зоран тоже улыбнулся. Но из-за того, что делал он это редко и привык к мимике другого рода, улыбка его напомнила оскал. Впрочем, Аделу это нисколько не смутило.

— Гармония, — сказала она. — Истинное счастье — это гармония. С собой и с окружающим миром.

— Пожалуй, — после некоторого раздумья согласился Зоран.

— Тебе-то откуда это знать? Странствующим детективам, таким как ты, — тон Аделы стал подозрительно ироничным, — гармония неведома.

— С чего это ты так решила?

— Нельзя обрести гармонию, день за днем пропуская через себя, как ты выразился, человеческие трагедии. Постоянно видя смерти и чужую боль.

«А еще сея их лично».

— Тем не менее, я сама гармония. Наверное, слишком толстокож.

— Значит, ты еще и само счастье? Это так?

Зоран чувствовал испытующий взгляд Аделы, и в эту минуту ему нравился такой взгляд. Ему вообще нравились женщины, которые с ним спорят.

— Нет, счастливым я себя не назову.

— Как это? Ты же пару секунд назад сказал, что являешься воплощением гармонии. А минуту назад согласился, что гармония и есть истинное счастье.

Зоран рассмеялся.

— Ты — спорщица!

— Я просто очень умная.

— Скромность, очевидно, тоже одна из твоих добродетелей.

— Не похвалишь себя сама — забудешь вовсе, как звучат комплименты.

— По-моему, Магни очень старательно напоминал тебе, как они звучат.

— Старательно, но неумело. Впрочем, он куда галантней некоторых.

Зоран достал ранее сорванную им с клумбы и спрятанную розу, после чего протянул ее Аделе.

— Интересно, кого?

Адела, кокетливо улыбаясь, обхватила своими пальчиками стебель и поднесла бутон ближе к носу, после чего вдохнула аромат.

— Ммм… точно не тебя.

— Выпьем за знакомство, Адела?

— Да. Пока оно весьма приятное.

Некоторое время они сидели молча. Адела смотрела куда-то вдаль, а Зоран все время глядел на нее, стараясь запомнить каждый изгиб. Чаще всего взор его падал на лицо Аделы. Спрятанная под маской загадка терзала Зорана. Нет, он не сомневался, что у этой девушки с божественной фигурой, приятным, хоть и слегка необычным голосом и восхитительно милой улыбкой красивое лицо, но ему невероятно хотелось узнать, какое именно.

— Адела!

— Да, Зоран?

— Знаешь, если бы ты являлась цветком, то роза, которую ты держишь, была бы на твоем фоне страшненькой подругой.

Адела довольно громко и искренне рассмеялась и сквозь смех сказала:

— Какой… нелепый комплимент.

Зоран немного склонил голову. Он редко чувствовал себя пристыженным и порой даже не мог вспомнить, каково это. Но тут вдруг вспомнил. А Адела продолжила тоном уже более серьезным, благодарным и даже симпатизирующим:

— Но очень, очень приятный. Спасибо тебе, Зоран.

Чародейка сняла маску и пристально посмотрела на Зорана оказавшимися голубыми глазами. У нее были нордические черты лица: прямые, твердые и слегка угловатые, но при этом парадоксально женственные. Сочетание несочетаемого — всегда то, что привлекает мужчин в женщинах и женщин в мужчинах.

— А ты снимешь свою?

Зоран снял маску. Адела с бесстрастным и оценивающим видом посмотрела на его лицо.

— Неплохо. Немного хуже, чем я ожидала, но все же неплохо.

Зоран ощутил себя сделанным руками ученика глиняным горшком, который оценивает мастер-гончар. Чародейка продолжала рассматривать его физиономию.

— Хотя нет. Лучше. Намного лучше.

Зоран решил ее поцеловать. Но не успел он даже начать движение головой, чтобы сократить дистанцию между своими губами и ее, как Адела вдруг произнесла:

— Как там Андерс поживает? Он все такой же нервный зануда?

Зоран уставился на Аделу расширенными от удивления глазами и чуть не подавился собственной слюной.

Она знал, кто он.