Гриф, гриф, гриф. Из всех документов, хоть как-то связанных с ясногорским инцидентом, доступны только списки оперативников безопасности, привлечённых к ликвидации нежити. Контроль очень быстро отогнал от тульского дела всех, кого сумел, и с тех пор никого не подпускал к загадочному объекту. А вот допрашивать полубезумного дедулю-некроманта оперативникам почему-то никто не мешал… То ли посчитали эпизод незначительным, то ли утратили былую хватку. Может быть, из-за того, что носитель этой самой хватки сидит нынче во главе магбезопасности. Но нет, не сходится: когда случился Ясногорск, Терехов уже занял нынешнее своё кресло. Его перебросили под шумок, как раз после не слишком аккуратного задержания братцев-контрабандистов… Хмурый умер в больнице, не приходя в сознание; Хмурого за несколько лет до того вежливо расспрашивал всё тот же контроль. Успели они вытянуть из парня что-нибудь про приятеля, баловавшегося фокусами с несуществующей зажигалкой?..

Верховский мрачно усмехнулся собственным мыслям. До памятного разговора с Тереховым его куда больше беспокоила сохранность неприглядных секретов.

От конторки архивариуса послышался тихий шелест бумаг. Мужику было отчаянно скучно – настолько, что он, похоже, даже решил поработать. Скрипнул картотечный ящик; изнывающих от безделья архивных служащих не так давно заставили перегонять аналог в цифру – в той мере, в какой позволяли правила работы с секреткой. Вот и стоило бедняге проходить круги аттестационного ада, чтобы в итоге перепечатывать текст с полуистлевших карточек в неторопливую память допотопного компьютера? Неудивительно, что монстры вроде Феликса брезгуют управской бюрократией: польза от процедуры сомнительная, а прятаться от ищеек магконтроля проще, чем лавировать между строками присяги и собственным интересом.

Верховский вздохнул, сделал несколько пометок в записях и перевернул страницу. Чтобы добраться до документов по тульскому, надо самому встать во главе магконтроля, не меньше. Что ж, ему, по крайней мере, позволено интересоваться делами мелких нелегалов, каких на исходе века наплодилось великое множество. Про самого некроманта он уже разузнал всё, чем располагала Управа; скудные, если не сказать – скучные, данные не отвечали на главный вопрос: где дед нахватался запрещённых знаний. То есть не отвечали рационально: сам-то задержанный так и сыпал мрачными пророчествами и отсылками к высшим силам. Старые протоколы допросов ничем не выдавали расцветшие позже психические расстройства. Будущий некромант вёл себя, как типичный обыватель, нежданно-негаданно попавший в поле зрения госорганов. Сломался он позже, может, даже и вследствие…

А вот его засекреченный коллега на волю после дознаний уже не вышел.

Рябов Василий Алексеевич, двадцать девятого года рождения, маг средне-высших категорий. Формально – нелегал, на деле – попросту жил, как привык, безо всяких присяг. Сколько их таких было: считали по инерции, что регистрационной записи по-прежнему достаточно, чтобы государство отстало и впредь без нужды не беспокоило… Обитал Рябов в двухкомнатной квартирке где-то на южных окраинах Москвы, в тихом старческом одиночестве. Работал, конечно же, в институте фундаментальных исследований – от основания и до расформирования. Спектр на зарисованной вручную диаграмме смещён в сторону зелёных тонов – это всевозможные пространственные манипуляции, от банального включения в чары передаточных сред до мгновенных перемещений. Ни намёка на дар к некромантии, зато – тесная дружба с институтским бухгалтером. Их задержали почти одновременно, только вот понять, что произошло с обоими дальше, из досье невозможно. Один вышел на волю и спустя несколько лет сошёл с ума. Второй отправился прямиком в психиатрическое отделение, которое и не покидал до самой смерти. Всего полгода не дожил до смены тысячелетий.

Формально Рябову пришили пункты третьей статьи о нелегальной практике и нелегальном наставничестве: он учил паренька-соседа, может, со скуки, может, чтобы не уносить знания с собой в могилу. Провёл под арестом три месяца, но как-то сумел то ли предупредить, то ли вызволить ученика. Тот сделал ноги прямо из-под ареста, примерно за год до смерти наставника. Владислав Журавлёв, процедуры аттестации не пройдены, маг средне-высшего потенциала, предположительно в бегах… С приложенной к досье фотографии слегка испуганно смотрел тощий интеллигентный юноша; на высокий лоб падали буйные тёмные кудри, лицо из-за впалых щёк напоминало обтянутый кожей череп. Такой пыток не выдержал бы. Если он правда сбежал, значит, знал, что его не ждёт ничего хорошего. Значит, мог бы порассказать, что тогда происходило на самом деле. Было ли всё это преступной ошибкой или умышленным злодеянием…

Тихо скрипнула входная дверь. Верховский недовольно покосился из-за монитора в сторону конторки; ему не нравилось, что его уединение станет нарушать кто-то ещё. Из-за стеллажей видно было только сутулую спину архивариуса, обтянутую дублёной безрукавкой. Витька, что ли, явился выцарапывать приятеля из подвала?

– Здравствуйте, – звонкий женский голос всколыхнул пыльную тишину архива. – Выделите мне компьютер на часик, пожалуйста. Вот удостоверение.

Верховский настороженно подобрался, не зная, как теперь поступить. Он совершенно точно не хотел её видеть. Не потому, что злился, – скорее, потому, что понятия не имел, как себя с ней вести.

– Не положено, – к великому его облегчению проскрипел скотинистый архивариус. – Режимный объект. В рабочее время приходите.

– Вы на работе?

– Так само собой…

– И я тоже. Значит, время рабочее. Дайте ключ, пожалуйста.

Мужик озадаченно замолк, переваривая мысль. Верховский невольно усмехнулся: до подобной аргументации он не додумался.

– Пожар у вас там, что ли? – раздражённо рыкнул архивариус. – После новогодних придёте и всё сделаете.

– После новогодних и так будет полно работы!

– Ну, значит, не сильно-то вам и надо.

Шилова растерянно смолкла. Стало жаль её; в конце концов, попросту несправедливо, что эта унылая плесень за конторкой решает в одно рыло, кого пускать в архив, а кого нет, руководствуясь не столько уровнем допуска, сколько прихотью левой пятки. Верховский неторопливо поднялся из-за компьютера, предусмотрительно убрав от считывателя собственный ключ, и с независимым видом выступил из-за стеллажей.

– Давно б уже пустил. Дольше демагогией занимаешься, – укоризненно сказал он.

Архивариус сердито обернулся. Неугомонный посетитель сломал ему всю игру в неподкупного стража.

– Не положено, – повторил он, как заведённый.

– Чего, допуска не хватает?

– Хватает…

– Ну так и пусти, чего тут устроил?

Марина взглянула на нежданного заступника с искренней благодарностью. Помогая хранителю архивных тайн определиться, Верховский коварно прибавил:

– Если не хочешь, так я сам поищу. У меня допуска-то побольше будет.

Архивариус яростно шмыгнул носом и полез за свободным ключом. Верховский позволил себе удовлетворённо хмыкнуть. Марине достался соседний, четвёртый компьютер; записавшись в учётную книгу, она проскользнула в царство тайн и пыли и смущённо улыбнулась соседу.

– Спасибо вам, – шёпотом, чтобы не раздражать архивариуса, сказала она.

– Да не за что. Чем ещё заниматься в новогоднюю-то ночь? – Верховский пожал плечами и вернулся за свой компьютер.

Шилова тихонько хихикнула и завозилась с барахлящим считывателем. Верховский же вновь раскрыл свои записи. Присутствие посторонней слегка его беспокоило; он отодвинул бумаги на дальний край стола и немного развернул монитор, отгораживаясь от научницы. Секретная всё ж таки информация. И слишком… личная, что ли. Напоследок Верховский оставил самый неприятный и самый трудный поиск. Он не знал ни подлинных имён, ни значимых координат – только несколько размытых дат из собственной памяти. С них и начал. Итак, примерно февраль-март на последнем издыхании прошлого века, ларёк-переросток на северных столичных окраинах, трое незадачилвых вредителей, явившихся за лёгкой наживой… Это должно было остаться, как минимум, в оперативных отчётах. И осталось.