За спиной кто-то хохотнул. Выступивший из темноты здоровяк, хмуро глядя на строптивую жертву, сверкнул в тусклом свете коротким ножиком, медленно провёл лезвием по тыльной стороне ладони и слизнул выступившие капли крови. Дешёвый спектакль; о смысле догадаться нетрудно. Верховский наскоро соорудил парализующие чары – совсем слабенькие, ровно на одну конечность, как местный анестетик. Нож выскользнул из разом утративших гибкость пальцев и кувыркнулся в жухлую траву. Его владелец испуганно охнул и уставился на собственную руку, плетью повисшую вдоль тела. Остальные принялись недоумённо переглядываться. Теперь короткая душеспасительная речь – и можно наконец домой, урвать пару часов сна до следующего рабочего дня…
Из тонущих во тьме зарослей донеслось невнятное мычание. Именно что мычание – жалобное и надрывное, как у хворой коровы. Это было настолько не к месту – и из-за того жутко – что обернулись на звук сразу все. Верховскому доводилось слыхать подобное, но не в черте же города, около самой столицы, вдали от любой мыслимой кормовой базы… К мычанию прибавился глухой неровный топот копыт, а через миг из темноты показалась нежить. Раздвигая лысые ветки безглазой мордой и покачивая тощими пегими боками, под тусклый свет фонарей выступила самая натуральная коровья смерть. Она жадно двигала влажными ноздрями и целеустремлённо тащила костлявое тело в сторону ошеломлённых людей.
Верховский без церемоний отпихнул в сторону попавшегося на пути молодчика, на ходу сплёл ловчую сеть. Кровь, запоздало понял он. Горячая, свежая, живая кровь, которую устрашения ради пустил себе балбес с ножиком. Оголодавшая тварь, которой положено бы бояться людей, почуяла желанную жизненную силу и позабыла об осторожности. Откуда она всё-таки тут взялась?..
Компания за его спиной встревоженно загалдела. Этого ещё не хватало! Конечно, коровья смерть – не полудница и даже не моровая язва, но это не повод трепать при ней бестолковыми языками. Со второй попытки Верховский стреножил тварь сетью – ледащая нежить возмущённо замычала, переступая застрявшими в ярко-рыжих нитях копытами – и как следует прицелился, прежде чем швыряться огнём. И так придётся объясняться с начальством по седьмой статье… И надзору придётся. Здесь же не ферма, не мясокомбинат и даже не зоопарк. Как сюда забрело это создание, грозное для всякого зверья и почти безобидное для человека?
Запахло несвежим горелым мясом. Верховский проследил, чтобы незваная гостья наверняка перестала существовать, и обернулся к сгрудившимся на мощёной дорожке минусам. Судя по тому, что страх их не отпустил, испугались они отнюдь не нежити. Ну и поделом, нечего путаться под ногами…
– По домам, а? – зло бросил Верховский, оглядывая компанию, с которой свет фонарей смыл весь налёт загадочности. Хулиганьё. Дети-переростки, сытые и благополучные, которым нравится резвиться по вечерам в малолюдном парке и чувствовать себя причастными к преступному миру. Знали бы они, что ничего хорошего там нету… – Ужин кушать, уроки делать. Ну?
– В-в-вы-ы-ы кто-о-о? – тихонько провыл здоровяк, в ужасе ощупывая парализованную руку.
Верховский, чертыхнувшись, снял собственные чары.
– Сотрудник службы безопасности, – хмыкнул он. – Давайте-ка отсюда. Мало ли, сколько их тут таких шастает…
Он выразительно кивнул на присыпанное пеплом горелое пятно на траве. Лукавил, конечно: одна-то коровья смерть в Москве – уже происшествие. Верховский проследил, как компания поспешно удаляется в сторону жилого массива, и спустился с дорожки. Наспех призванным порывом ветра развеял оставшийся от нежити прах. Посреди выжженной травы поблёскивала серебряная метка. Ну и дела – блудная нежить-то чейная! Обернув руку носовым платком, Верховский аккуратно подобрал невредимую бирку. Тула, две тысячи четвёртый, проба современная. Спецсерия. Выходит, коровка проковыляла без малого две сотни километров за каким-то неведомым интересом… Или от чего-то спасаясь. Шефы безопасности недвусмысленно отстранили шушеру вроде младшего командного состава от документов по тульской проблеме, но куда деваться, когда дело само бесцеремонно лезет к сотрудникам?.. Верховский спрятал находку в карман рюкзака. Надо будет сдать Харитонову. Пусть поднимают надзорщиков в экстренные рейды по Подмосковью и соседним областям. Не хватало ещё массового пришествия нежити в благополучный и уютный обывательский мирок.
Дома его, как всегда, не ждало ничего, кроме кастрюли с позавчерашним супом в холодильнике и разворошённой с утра постели. Верховский сунул рубашку в стиральную машину, до половины набитую грязным барахлом. Из-за дверцы уже попахивало, так что пришлось, пересиливая усталость, доставать порошок и приводить технику в чувство. Вот бы ему сюда домового… Хотя бестолочи вроде тех, что были ему знакомы по управской уборочной команде, со стиралкой не справились бы. Тогда не домового – женщину. Хозяйственную и молчаливую, потому что единственная женщина, с которой он хотел бы говорить обо всём на свете, вряд ли когда-нибудь объявится в тесной квартирке далеко за чертой Москвы. Верховский бросил мрачный взгляд в зеркало, усеянное белёсыми пятнышками от зубной пасты. Красавцем его точно не назвать, особенно с учётом скопившейся за годы службы коллекции шрамов. Если прибавить к этому сомнительную биографию, перспективы вырисовываются нерадужные. Хотя, наверное, зарабатывай он, как депутат Магсовета, на все недостатки нравные дамочки закрыли бы глаза.
Уже забравшись под одеяло, Верховский вспомнил, что начисто позабыл поесть. К состоянию постоянного голода он привык за годы бродяжничества и теперь вот вернулся – не от безденежья, а от нехватки сил и времени. Спать хотелось сильнее, чем есть. Решив, что до утра с супом ничего не случится, подающий надежды лейтенант магбезопасности провалился в вожделенный сон.
***
Первым, кого он встретил с утра в отделе надзора, стал бывший начальник. Боровков кисло улыбнулся, поинтересовался целью визита и слегка побледнел, услышав про коровью смерть. Он тяжело переживал нынешние карьерные успехи некогда младшего специалиста отдела надзора; Верховский и рад был бы его не разочаровывать, да как-то оно само собой получалось. Принесённые новости мигом привели надзор в движение. Хорошо бы они без подсказок так шевелились… Волноваться вроде бы не о чем: компетентные люди оповещены, покаянная служебка написана, сиди себе, лейтенант, разбирай рутину – но нет, не шло из головы вчерашнее маленькое приключение. До чесотки хотелось знать, что происходит. Вечером, последним покинув кабинет, Верховский вместо лестницы свернул к лифтам и нажал кнопку со стрелкой вверх. Не с начальством же разговаривать о засекреченных судебных процессах…
На двери у научников висела бумажка, информирующая, что группа исследования вероятностной магии в полном составе временно переселилась в виварий в связи с затяжной серией особо важных экспериментов. Верховский чертыхнулся и поехал обратно вниз, до подвала и дальше, на оборудованные для содержания нежити ярусы. Тот, кто додумался прозвать эти лаборатории виварием, обладал весьма мрачным чувством юмора: от стерильно-серых тускло освещённых коридоров так и веяло нежизнью. Из запертых дверей только одна была озарена светом жёлтой лампочки; это значило, что внутри кто-то есть – иначе горел бы зелёный, – но зайти и потревожить можно – иначе горел бы красный. Верховский, недолго думая, постучался туда.
– Войдите, – устало сказали из-за двери.
Основное освещение в лаборатории было выключено. Вольер для нежити занавесили на ночь непрозрачной тканью; на столе рядом с ним тихо возились в клетках лабораторные мыши. На металлических прутьях висели написанные от руки ярлычки, снабжённые датами и подписями: «Контрольная группа», «Заговор на здоровье (колдовство)», «Заговор на удачу (колдовство)», «Повышены позитивные вероятности (магия)», «Снижены негативные вероятности (магия)», «Прокляты (человек, колдовство)», «Прокляты (человек, магия)», «Прокляты (нежить)». В трёх последних клетках зверушки выглядели несколько более удручёнными – хотя, может, так казалось из-за ярлычков.
