С утра Забава взобралась по узкой лесенке на высокие мостки у ворот – проводить уходивших по Вихорской дороге. Она не одна там была; кому хватило духу, тоже залезли на частокол, подновлённый за лето свежими брёвнами. Рядом стоял братец Ладмир; его, старшего сына, пощадил княжеский указ. Льняную Волкову макушку Забавка долго видела среди остальных, покуда не вильнула дорога меж холмов, не увела брата прочь, в далёкую Вихору. Тогда люд стал расходиться с мостков – кто молча, кто с тихой молитвой. Забава не ушла. Долго ещё стояла, глядя на пустынные луговины, на одетые золотом леса.

Мстилось ей, что все, кто ушёл, тою же дорогой идут назад. К ней. К тихому, скромному её счастью.

***

Он давно уж знал, что в лесах объявились чужие. Обережные чары звенели повсюду весенней капелью; как бы ни таились незваные гости, им не под силу обойти незримое тонкое кружево. Было их много, шли с четырёх сторон – видать, знали, на кого ведут охоту. Драган не спешил выходить им навстречу. Ждал.

В распахнутые окна, оставленные с лета пустыми, задувал холодный предзимний ветер. Загляни кто в дом, подумал бы, что тут никто не живёт. Уйди сейчас волхв – так и искать не станут: решат, давно помер сам… Нехитрое дело: в несколько шагов сквозь чары убраться на дальние берега северных морей, жить там, как крачка, в скалах, прячась от человека и от дикого зверя. Можно и так, да только незачем.

Драган тяжело поднялся с лавки, взял в руки посох. Хромая, спустился из горницы, вышел на крыльцо. Вспомнилось вдруг: на дворе лето, сам он стоит вот так же в дверях, глядит, посмеиваясь, как Яр силится совладать с нравными чарами – приподнять над землёй тяжёлую колоду вместе с воткнутым в неё топором. Славно вышло, что он хоть под самый свой закат взял мальца в обучение. Славно и то, что степнякам до парнишки теперь не добраться. Пусть не вышло, как задумывал: за минувшие лета война не унялась, лишь разгорелась сильней; но через холодную черту чужим не шагнуть. Хоть за то душа спокойна.

Может, теперь и обошла бы старика стороной нечистая смерть. Старые вины его все канули в прошлое, а новых уж не будет. Станут теперь говорить, что, дескать, первого волхва Ильгоды погубили Агирлановы свирепые воины – сожгли дотла, как со всеми делают. Пусть. Дело его теперь – так уйти, чтоб недоброго следа наверняка за ним не осталось.

Невысокие проворные тени скользят меж обнажённых деревьев. Думают, он не видит. Крикнуть, что ли, чтоб ушли подобру-поздорову?.. Нет, толку не будет. Да и ему всё равно… Пусть уж Тихону полегче станет в отчаянной его затее. Тяжело опершись на посох, Драган медленно поднял руку, раскрыл ладонь. Словно бы солнце ворвалось в пасмурный день. Заплясали на стволах блики от волшебного пламени, коснулся кожи неистовый жар. Сколько раз выпускал он на волю струившийся по жилам огонь, сколько раз приносил свет во тьму, щедро делился своею силой с теми, кого защищал долгие лета! Жаль прощаться – да прощаться ведь всегда жаль. Свистнула мимо стрела, вонзилась в бревенчатую стену слева от крыльца. Промахнулся, болезный. Испугался…

Ежли быстро смекнёт, так бояться-то ему нечего.

Драган собрал зыбкое пламя в горсть и швырнул себе под ноги.

Едва только огонь коснулся кожи, едва опалил человечью плоть, как холодный ветер мигом выстудил в жилах кровь. Ненадолго – до тех лишь пор, как всё вокруг охватило пламя. Чтоб вернуться неживым, надо умереть волхвом; того с ним не будет. К боли Драган давно приучился быть равнодушным, да и длиться ей считанные мгновения. Цепочка, раскалившись, ожгла ему шею; он сжал в кулаке оберег, чувствуя, как бессильно гнётся под ногтями зачарованное серебро. Показалось на миг, что камушек ласково потеплел в ладони. Стало радостно – как бывало прежде, многие лета назад.

На всё воля богов.

Отпущенное на волю пламя хлынуло во все стороны. Вмиг поглотило маленький бревенчатый дом, взвилось ввысь до низких серых небес, перекинулось на мёрзлую сухую траву, на чёрные древесные стволы. Чужаки пытались бежать, да деться им скоро стало некуда: всюду полыхал невиданный пожар, стократ свирепее, чем те, что изничтожали непокорные ильгодские города. Девять долгих дней, девять долгих ночей горели Ясновые леса; зарево видать было и из Белогорода, и из далёкой Черны, и с высоких южных холмов, где стоял теперь Агирлан. Тогда лишь утихло пламя, когда ему не осталось пищи; за собою оставило оно почерневшую землю, укрытую мелким седым пеплом – будто снег выпал прежде срока.

А на следующий день первая горящая стрела прочертила небо над посадами Белогорода.

***

За окном танцевали снежные хлопья. Они неспешно кружили в плотном вечернем сумраке, празднично отблёскивали в свете уличных огней и автомобильных фар. Там, за стеклом, соткался из света и тьмы призрак опустевшего к позднему часу кабинета; казалось, снег заметает заваленные бумагами столы и потёртый серый линолеум. В мягком вечернем безмолвии умиротворяюще тикали часы.

Лидия встрепенулась, сбрасывая уютные зимние чары. Надо заканчивать отчёт, а вместе с ним и рабочую неделю, и с чистой совестью нырять в законные выходные. В центре сейчас красиво; можно напоследок погулять по празднично убранным улицам, полюбоваться на новогодние ёлки. До окончания оговорённых Драганом двухсот дней – чуть больше недели. Вопреки собственным ожиданиям, Лидия по этому поводу слегка грустила. Мальчик – умница, несмотря на скверный характер. Маленькая любознательная душа, способная со временем развиться в достойную личность. Пожалуй, она рада будет видеть Яра в гостях, когда он закончит обучение и сможет пересекать границу по своему желанию…

На столе требовательно заверещал телефон. Лидия не глядя потянулась за трубкой. Вечером в пятницу – вряд ли по рабочим вопросам. Настаёт пора предновогодних встреч, вот-вот посыплются приглашения на всевозможные вечера; на сей раз ей, безусловно, будет чем поделиться за бокалом шампанского. Исключительно среди своих.

– Здравствуй, – негромко сказал Кирилл. – Найдёшь минутку сегодня вечером? У меня здесь небольшой сюрприз.

– Какого рода? – поинтересовалась Лидия, лениво пакуя отчёт в письмо для Чернова. – Вообще говоря, на вечер у меня планы. Урок теоретической магии, немного чревоугодия и, если получится, горячая ванна.

– Выдели, пожалуйста, полчаса, – настойчиво попросил Авилов. – Кое-кто очень хочет с тобой увидеться.

– Ну, раз ты так говоришь, – протянула Свешникова и поднялась из-за стола. – Куда бежать?

– Ты ещё в Управе? Спускайся на парковку, Андрей тебя встретит.

Андрей, надёжный и безотказный, и впрямь ждал её у неприметной чёрной машины. Лидия мельком оглянулась на собственную – нужно будет потом забрать – и через гостеприимно распахнутую заднюю дверь нырнула в пахнущий кожей салон. Спрашивать, куда лежит путь, бесполезно; можно разве что непринуждённо поболтать с водителем, чтобы не оставлять ненужного впечатления, будто ей тоскливо или тревожно. Расцвеченная вечерними огнями Москва неторопливо поплыла мимо окон. Пробки уже расползлись, но в такой снегопад гонять и впрямь не стоит… Впрочем, где-то возле Бульварного кольца Андрей всё же прибавил ходу – должно быть, его коллега, везущий таинственный сюрприз, уже подъезжал к точке рандеву. Лидия утомлённо прикрыла глаза. У Кирилла будет полчаса, не больше. Странно, но она привыкла к этому необычному чувству – спешить домой…

В приватной комнатке, полной табачного дыма, царил полумрак, но «сюрприз» Лидия легко узнала. Неугомонный Юрочка Подлесный, вечная головная боль московской волшебной братии, сидел на бархатном диванчике и нервно смолил, судя по горке окурков в пепельнице, уже далеко не первую сигарету; ало тлеющая точка тревожно плясала между его пальцев. Кирилл расположился через стол, напротив него. Оба молчали; оба повернули головы при её появлении. Лидия вежливо улыбнулась и закрыла за собой дверь – на замок и на сигнальные чары. Внутри комнаты, кроме клубов сизого дыма, висело заклятие тишины.

– Добрый вечер, Кирилл Александрович, – Свешникова уважительно кивнула господину депутату, затем обратила взор к Юрочке. – Здравствуйте, Юра. Что на этот раз?