– Какие отношения вас связывают? – напрямик спросил Терехов, устав от её молчания.

Лидия даже огорчилась немного: мог бы и пустить в ход пару-тройку приёмов из, без сомнения, богатой практики.

– Самые тёплые, – насмешливо бросила она. – Но, уверяю вас, к трудоустройству Александра в Управу я не имею никакого касательства. Как и к переходу из надзора в безопасность.

– И всё же…

– Валентин, – Свешникова, по-прежнему улыбаясь, откинулась на спинку кресла. – Вы всерьёз полагаете, что у меня нет других средств разнообразить личную жизнь, кроме как подбирать и приводить в человеческий вид мелких уголовников? Давайте лучше считать, что мне некуда девать лишние деньги.

Терехов – вот уж дела – смутился. Не её откровенностью – тем, что простая и понятная догадка оказалась ложной. Что ж, она не нанималась облегчать жизнь новоиспечённому главе безопасности; пусть сам выясняет, кто, как и зачем влияет на его сотрудников. В том, что между начальственным указом и совестью Верховский выберет совесть, Лидия почти не сомневалась. Терехов, кажется, тоже.

– Наша служебная присяга – строгая штука, – доверительно сообщил он. – Мне бы не хотелось, чтобы, кроме неё, моих сотрудников связывали какие-то… личные зависимости. Сами понимаете: интересы однажды могут войти в конфликт…

– В таком случае, когда это произойдёт, отправьте за мной кого-нибудь другого.

Терехов примолк на пару мгновений. Потом, изображая, что оценил шутку, растянул губы в фальшивой улыбке.

– Ну что вы, Лидия Николаевна! Я не завидую тому, кто вздумает вас тронуть.

Дверная ручка озадаченно задёргалась. Подчинённые вернулись с обеда и рвались к рабочим местам. Терехов, не будь дурак, сообразил, что злоупотребить сейчас полномочиями, конечно, можно, но только с побочными эффектами вроде кривотолков по всей Управе. Он без лишней спешки поднялся на ноги и вернул на место Розочкин стул. Подумать только, какая вежливость!

– Не буду больше отнимать ваше время, – любезно сообщил он, опустив явно проступающее слово «сегодня». – Благодарю за беседу. Хорошего вам дня.

– Взаимно, – отозвалась Лидия.

Терехов кивнул ей и исчез. То ли не хотел сталкиваться с весёлой гурьбой сытых научников, то ли ненавязчиво демонстрировал свои возможности. Наверное, всё-таки первое; для второго он слишком опытен. Лидия щёлкнула пальцами, разрывая чары тишины, и отперла дверной замок. В кабинет немедленно просунулась любопытная Розочкина физиономия.

– А чего это вы тут закрылись?

– Чтобы никто не мешал предаваться порокам на рабочем месте, – заявила Свешникова и, заметив, как недоумённо вытягивается секретаршино личико, сурово сощурилась на подчинённую. – Я, между прочим, всё ещё жду журналы экспериментов, Роза Владимировна!

Роза Владимировна не слишком испуганно ойкнула и рысцой переместилась к шкафам. Следом за ней в кабинет пробрались остальные. Расселись по местам, усердно зашелестели бумагами, забарабанили по клавиатурам. До чего хороша была бы жизнь, если бы самым сложным испытанием в ней был расчёт эвристических моделей для прогноза действия вероятностных чар…

Лидия сердито придвинула к себе многострадальный каталог. Кого она обманывает? Будь в жизни всё хорошо, она попросту сдохла бы от скуки.

***

Её разбудил смутный дурной сон, тут же без следа ускользнувший из памяти. Распахнув глаза, она долго лежала неподвижно, прислушивалась к беспорядочному стуку сердца. От сумбурного видения осталось стойкое ощущение гадливости; хотелось пить, или умыться, или ещё как-нибудь стряхнуть с себя остатки тягостной дрёмы. На тумбочке у кровати стояли бокалы – один пустой, второй с остатками белого вина. Хорошего. Если бы ещё на неё действовали такие смехотворные дозы алкоголя…

Стараясь не потревожить безмятежно спящего мужчину, Лидия встала с кровати и набросила на плечи гостиничный халат. В притаившемся под столом холодильничке нашлись карликовые бутылки с минеральной водой. Была здесь и кофемашинка, но она, если включить, начнёт оглушительно тарахтеть, а Кирилл заслужил хотя бы пару часов отдыха. Прислонившись к столешнице, Лидия задумчиво скользнула взглядом по его лицу, серьёзному и как будто даже сосредоточенному. Что ему снится – набившие оскомину заседания Магсовета или, может, ставшие с годами повинностью ежевечерние беседы с женой? В каком-то смысле его даже жаль: у Лидии случилась в жизни хотя бы несбывшаяся любовь, у него же есть только долг и эти их нечастые встречи. Разумеется, тайные. Избегать слежки Авилов умеет мастерски, а молчать их обоих учили с детства. В этом чёртовом мире ничего нельзя делать, кроме как молчать…

За плотно задёрнутыми шторами не разглядеть ни темноты, ни предрассветных сумерек. В номере нигде нет часов; наверное, кто-то решил, что счастливым постояльцам они ни к чему. Сегодня будний день, в семь непременно сработает будильник, и придётся выметаться обратно в рабочую рутину. Вечером они так и не успели толком поговорить. И утром не успеют: ей нужно ещё заглянуть домой, проведать маленького гостя из другого мира… Лидия прикрыла глаза и с силой прижала пальцы к вискам. Волшебный дар отлично помогает от мигрени, но вот против житейских головных болей он бессилен. Даже, если подумать, обильно преумножает их количество.

– Лида, что случилось?

Лидия встрепенулась, кое-как изобразила жалкую улыбку. Этот человек видел, как она ревела когда-то, ссадив коленку о придорожный булыжник – или переломив надвое собственную жизнь. При нём можно не притворяться невозмутимой.

– Спроси лучше, чего не случилось, – она вздохнула и, наплевав на приличия, взгромоздилась на столешницу – так, чтобы ноги не касались пушистого ковра. – Раньше проблемы меня не пугали. Старею.

– Стареешь? Ты? – Кирилл сел в постели, включил ночник. Приглушённый рыжеватый свет скользнул по ранней седине на его висках. – Я пару часов тому назад убедился, что это неправда.

Лидия невольно усмехнулась. Он привык быть дипломатом, говорить то, что хотят от него услышать; профессиональная деформация, если можно так сказать. Только вот она – не электорат и не коллега по депутатскому креслу, ей ни к чему припудренная вежливостью ложь. Осторожно, избегая касаться подвески, Лидия провела пальцем по цепочке «путеводной звезды» – прохладной против разгорячённой кожи. После того, как умер отец, на два огромных мира у неё был всего один человек, которому она доверяла безоговорочно. Теперь за неимением лучшего оговорки придётся допускать.

– Помнишь папину дачу? – отстранённо спросила Лидия, блуждая взглядом в геометрическом узоре ковра. – Не старую, а ту, на которую он возил нас упражняться в волшбе?

– Ещё бы. До сих пор панически боюсь собак.

Лидия пропустила это мимо ушей.

– Там неподалёку была такая асфальтовая тропинка, – задумчиво проговорила она. – Просека среди леса. Идёшь, ногам жарко через сандалии, листвой пахнет и нагретой землёй, сверчки в траве сверчат… Такое, знаешь, концентрированное детство. И вот оттуда, с этой тропинки, над деревьями видно было антенну радиотелескопа. Большую белую тарелку. Она такая привычная была, обыденная… Мы там шастали то от скуки, то дорогу до магазина срезать, а она ловила сигналы, открывала человечеству дальний космос. Я и не задумывалась даже. Ну есть и есть…

Накинув халат, Кирилл приблизился, включил-таки громко зафырчавшую кофемашину. Соблазнительный обычно запах, на удивление, не пробудил в душе ничего, кроме чувства бесконечной усталости.

– Было такое, – задумчиво сказал Авилов, устраивая под краном крохотную чашечку с эмблемой отеля. – Тебе что, нужны какие-то данные для исследований?

– Нет, – Лидия тихо рассмеялась. Она, конечно, до определённой степени маньяк, но только на рабочем месте. – Я о другом. У нас ведь тогда было будущее. Такое вот… С прекрасными далёкими мирами на расстоянии вытянутой руки.

– У тебя сбылось сполна, – заметил Кирилл, поднося чашку к губам. Он всегда пил кофе вот так, без молока и сахара – одну только горечь. И ей привил эту привычку. – Наукой занимаешься. И по прекрасным мирам… нагулялась.