– Если вы думаете, что я не признаю своей вины, вы ошибаетесь, офицер Зарецкий, – тихо сказал Кирилл Александрович. – Я никого не убивал, но мои руки по локоть в крови. Я никем не правлю, но на моих плечах – будущее сообщества. И, само собой, я сражался и буду сражаться за это будущее. В том числе с теми, кто хочет свести на нет уже заплаченную цену.

Почему люди не берегут то, что построили?

Или хотя бы не сжигают сразу то, что уже не спасти…

Авилов ошибается, возлагая на себя все вины сразу. Он – пена на гребне штормовой волны в беспокойном человеческом море, как завоеватель Агирлан, как князь Горислав. Но это значит только то, что, отступись он, на его месте непременно оказался бы кто-нибудь другой. Может быть, более осторожный. Может быть, более жестокий. Вот здесь, в принятых решениях, исключительно ответственность Кирилла Александровича. И… и в ней вся проблема…

– Зачем была тень? – спросил Яр, чтобы выторговать себе ещё несколько мгновений.

Авилов слегка опешил от вопроса – настолько несвоевременным и незначительным он казался. Вздохнул, отвёл взгляд.

– Очевидно, чтобы всё выглядело несчастным случаем.

– Надоела жена?

Депутат хрипло рассмеялся.

– Я не могу позволить себе мыслить подобными категориями. Рита не умела держать язык за зубами и приносила слишком много проблем. Пару лет назад я ещё мог это терпеть, но сейчас, когда всё покатилось в бездну… Мне оставалось либо окончательно свести её с ума, либо избавиться от неё.

– Тоже ради всеобщего блага.

– Я уже говорил вам, молодой человек, что для себя мне давно ничего не нужно.

– Утешайте себя этим, – не удержался Яр. Он сумел наконец поймать ускользающую мысль. Не решение всех бед, но временное успокоение – до тех пор, пока всё не будет готово к решению настоящему. – Кирилл Александрович, вы уже сами всё поняли. Сегодня последний ваш день в этом кабинете.

Авилов гневно вскинул брови.

– Бросаете мне вызов?

– Не я, – Яр кивнул в сторону окна, за которым быстро сгущалась ранняя зимняя ночь. – За день вас дважды чудом не снесли вместе со всем вашим порядком. Значит, непременно снесут. Вопрос времени.

– И что? Сдаться?

– Отступить, – поправил Яр. – Пока не возненавидели вас и то, что вы построили. Если оно вам по-настоящему дорого.

– Разумеется, дорого, – Кирилл Александрович возмущённо хмыкнул. – Разве я могу всё это кому-то передоверить? Кто будет следить здесь за порядком? Кто будет опекать волхвов?

– А нам нужна опека?

Вопрос озадачил Авилова. Он, видно, и в мыслях не допускал, что без него могут обойтись. Что он может быть не нужен. И он-то попрекал Яра тем же самым… Не без повода попрекал – так ведь они оба люди.

– Вы не думали, что мне может быть жаль бросать дело всей моей жизни? – умело играя голосом, спросил депутат. – Или вы достаточно равнодушны, чтобы не принимать это во внимание?

Яр пожал плечами. Здесь всё слишком просто.

– Вы сказали, что для себя не хотите ничего. Я вам поверил.

Авилов коротко рассмеялся.

– Далеко пойдёте, молодой человек, – издевательски заметил он. – Метите на моё место?

– Лет пять тому назад я разочаровался в этой идее, – Яр улыбнулся. Узкая тропка на краю обрыва, бушующие свинцовые волны далеко внизу, ложный союзник, расточающий соблазнительные речи… Тогда он отказался от действия и оказался прав, пусть и по наитию. – Не бойтесь, мы найдём вам замену.

– «Мы», – Кирилл Александрович ревниво оскалился.

– Да. Лидия Николаевна говорила мне, что волхву по обе стороны границы найдётся место.

– А вы на своём слишком удобно устроились. Больше не хотите возвращаться, да? Здесь ведь намного лучше: никаких дремучих фанатиков, тишь да благодать, опять же, электричество везде проведено…

– Вернусь когда-нибудь. Когда будет с чем, – честно сказал Яр. – А вот вашу возможность вернуться в Москву лучше ограничить. Хотя бы на десяток лет. Чтобы ни у кого не было искушения.

– Какая трогательная забота.

Яр промолчал. В прямом противостоянии он будет сильнее – оба это знают. Но даже умудрись Авилов его убить, это ничего не изменит. Хитрый старый волхв прекрасно всё понимает, только принять никак не может – уже леший знает сколько лет.

– Решайте, мудрый, – поторопил Яр.

Снег медленно оседал с другой стороны стекла, копился в маленький плотный сугроб. Избавиться от него теперь можно, только если распахнуть настежь окно. Или если дождаться весны. Весна непременно настанет, неважно, хочет этого кто-нибудь или нет…

– Она когда-то сказала, что однажды я сам приду к тебе за помощью, волхв Зарецкий, – медленно, словно бы и вовсе к нему не обращаясь, проговорил Кирилл Александрович. – Имей в виду: я доверяю не тебе. Я доверяю ей.

Яр улыбнулся – на сей раз искренне.

– Я тоже ей доверяю.

Его не слишком волновало, как именно Авилов намеревается устроить напоследок свои дела. В клятву было вложено главное: оставить депутатское кресло, впредь не вмешиваться в жизнь сообщества без крайней на то нужды и на десять лет покинуть Москву. Жестокое наказание; без своей кипучей деятельности Кирилл Александрович станет всего лишь одиноким стариком – но и в этом нет ничьей вины, кроме его собственной. Выслушав обет, запечатлев в памяти каждое его слово, Яр отпустил уже почти бывшего депутата на все четыре стороны. Авилов мгновенно исчез; не желал терпеть неприятное общество дольше необходимого.

Оставшись в одиночестве, Яр обошёл осиротевший письменный стол и опустился на мягкий узорчатый ковёр рядом с лежащим без движения начальником. Из всех их неприятных разговоров предстоящий будет самым неприятным, но это не повод его откладывать. Сдержав вздох, Яр одним движением сорвал собственные чары.

Ничего не произошло.

Что за чушь! Он, в конце концов, не кот-баюн…

Сощурившись, Яр не увидел ни малейшего отблеска собственной магии. Вместо неё было другое – плотные спутанные нити, налитые чернотой настолько густой, что казалось: там, где они протянулись, мир канул в небытие. Вчера их не было… А может, были, но дремали, почти побеждённые то ли лечебной магией, то ли благоприятным стечением обстоятельств. Не так давно Яр уже видел подобное. Тогда он не справился бы: ещё не знал, что такое та волшба, которая способна дотла выжечь проклятие. Сейчас тоже может не справиться. Может не выдержать и сам Верховский, пусть ещё совсем не старый, но измотанный прошедшими днями и вдобавок ослабленный чересчур мощным сонным заклятием. Но теперь это хотя бы не риск пещерного человека, прижигающего гноящуюся рану головнёй из костра. Скорее, риск хирурга во время сложной операции.

Повинуясь небрежному щелчку пальцев, распахнулась оконная створка. Ворвавшийся в кабинет сквозняк принёс с собой рой мелких снежинок, встрепал бумаги на столе, стремительно вымел застоявшийся аромат одеколона. Среди серебристых искр праздно болтались аккуратно нарушенные нити сигнальных чар; Кирилл Александрович позаботился о том, чтобы появление здесь постороннего никого не побеспокоило. Вот и славно; по крайней мере, сюда не примчится по тревоге отряд оперативников… Но если и примчится, это ничего не изменит. Только слегка усложнит.

Глубоко вдохнув морозный воздух, Яр закрыл глаза.

Как и в прошлый раз, ему почудилось, будто весь мир вмиг заполнило свирепое пламя, но теперь страха не было. Прислушиваясь к затухающему биению чужой жизненной силы, он то бережно делился собственной, то касался нитей проклятия, всякий раз с великой осторожностью отпуская на волю тонкие языки бледно-золотого огня. Не раз и не два останавливался, чувствуя, как теряет контроль над своенравной силой. Зимнее дуновение остужало выступившую на лбу испарину. Так ли чувствуют себя маги-медики, рискующие неловким движением навредить пациенту? В их распоряжении хотя бы есть чуткие приборы… Но маги-медики не справились с проклятием.

А он – сумеет.

Упрямые, напитавшиеся силой чары отступали неохотно. Иной раз упущенный чёрный жгут лишь стремительнее разрастался, пока Яр не прижигал его снова; иной раз опасно замирал слабый, неровный пульс. «Тонкой нитью средь терний и пламени…» Должно быть, поэту Ар-Ассану тоже доводилось прибегать к этому способу врачевания.