– Чудовищно, – выплюнул Потапов. – Утрачены бесценные знания. Пущены на металлолом уникальные приборы, понимаете? Ни один учёный не пошёл бы на такое, будь он по-настоящему свободен!

– Что же их заставило?

– Ваше подразделение.

– А что заставило нас?

Мишка, вздрогнув, оглянулся на начальника. Так это что же – правда? Александр Михайлович знал?.. Да нет, не может такого быть. Он всего лишь вытягивает из преступника сведения, капля за каплей, вопрос за вопросом…

– Страх, – бросил Потапов. – Перед всем, что вы не можете удержать в узде. Что угрожает вашему драгоценному порядку.

– Допустим, – Александр Михайлович небрежно кивнул. – А что по людям?

– По каким людям?

– Вы сетовали, что многие погибли от новой присяги.

Потапов возмущённо фыркнул.

– Вы что, пропустили этот скандал? Бедному пареньку едва минуло двадцать… или тридцать… Не так важно. Тогда, после его гибели, должно было случиться то, что будет сегодня. Не знаю, каким чудом всё удержалось. Протянуло десять с лишним лет.

– Так, может быть, и ещё десять протянет?

– Нет. Это всё равно что бить током труп.

– Какое тематическое сравнение, – Александр Михайлович недобро усмехнулся. – К изучению некромантии вас подтолкнул господин Дубинский?

Потапов скривился, словно почуяв нестерпимое зловоние.

– Невольно. Я брал у него интервью по случаю юбилея научной деятельности.

– В печать пошло не всё?

– Разумеется. Но я понял, что за этим – будущее.

– Новая эра в технологиях влияния, – подсказал Верховский. – Так вы держите своих сотрудников в повиновении?

– Вы прекрасно знаете, что нет, – зло процедил газетчик. – Состав несовершенен. И теперь непонятно, доведут ли его до ума. Ваш варварский налёт испортил все планы исследований.

– Какая досада. И всё-таки, почему вас не выдали?

– Я хотел бы знать, почему меня выдали, – Потапов мрачно брякнул наручниками о столешницу, будто заглушая рвущееся с языка крепкое словцо. – Я очень тщательно подбирал команду. Они все верят в наше дело… Вы вряд ли можете сказать то же самое про своих.

Он мазнул насмешливым взглядом по Мишкиному лицу. Вот ведь… Если бы не протокол, Старов сказал бы ему пару ласковых.

– Не могу, – спокойно признал Верховский. Мишка обиженно встрепенулся, но почти сразу сообразил, к чему клонит начальник. – Валерий Громов помогал вам из искреннего сочувствия или у него были более низменные мотивы?

Лицо Потапова приняло странноватое выражение – между брезгливостью и задумчивостью.

– Не из сочувствия точно. С ним работали люди Дмитрия, там… сугубо материальный интерес.

– Кто надоумил его украсть из хранилища ампулу?

А он украл? Когда Александр Михайлович успел это выяснить?.. Мишке всё больше казалось, что он лёг спать в одном мире, а проснулся в другом, суровее и мрачнее прежнего. Впрочем, нет: ширма благополучия начала рушиться ещё вчера, в квартире Субботиных.

– Сам. От испуга. Только хуже сделал.

Это правда. Попытка скрыть улику сказала больше, чем сама улика. С неё, пожалуй, всё и началось. И хорошо, что началось…

Или нет?

– Вы знали, чем конкретно заняты ваши учёные? Ознакомились с методами их работы?

Потапов упрямо наклонил голову, будто собрался бодать неприятного собеседника.

– У прогресса своя цена.

– А у порядка?

Газетчик промолчал. Мишка тоже не знал, что бы стал отвечать, спроси шеф его вместо задержанного. Эта вежливая перебранка казалась пустой игрой слов, но ведь слова важны. За ними стоит слишком много: решения, поступки, жизни и смерти. Потому что кто-то ценит одно, а кто-то другое. И кто прав?

– Что вы собирались делать после успеха своего мероприятия?

Потапов снова осклабился, жутковато напомнив Котика. Но тот-то всё-таки сумасшедший… Даже если и вменяемый, в любом случае – ненормальный…

– Дать людям волю.

– Это я понял. А потом?

– А потом из хаоса родится новый порядок.

– Такой, какой нужен вам?

– Такой, какой нужен людям.

– Вы боитесь творения собственных рук, – уверенно сказал Верховский. Газетчик при этих словах лишь растерянно шевельнул губами, будто в последний миг упустил скользнувшее мимо разума оправдание. – Оно вам даже не нужно. Достаточно того, что перестанут действовать разом все наши законы, верно? Правила лицензирования, ограничения на колдовскую фармакологию, таможенные препоны… Станет намного удобнее, если всё это больше не нужно будет обходить. Останутся только общегражданские кодексы, а с этим проще. Особенно если больше не стесняет присяга.

Потапов рывком подался вперёд – не то в страхе, не то в возмущении. Конвойный тут же шагнул от дверей, вскинул правую руку, левой схватился за кобуру. Не отводя взгляда от задержанного, Александр Михайлович жестом велел безопаснику вернуться на место.

– Вы меня в мелочности обвиняете? – недобро осведомился Потапов. – Думаете, я всё это устроил только ради личной выгоды?

– Вы даже не удосужились просчитать последствия своих действий, – холодно заметил Верховский. – Кстати, где можно почитать ваши с Дмитрием бизнес-планы?

На краткий миг Мишке показалось, что Потапов вот-вот бросится на невозмутимого Александра Михайловича. Но нет, совладал с собой, откинулся на жёсткую спинку стула, словно стремясь оказаться как можно дальше от начальника магконтроля. Грудь его тяжело вздымалась, как после долгого бега.

– А знаете, кто отлично просчитывал последствия? На годы вперёд? На десятилетия? – торопливо и горячо заговорил он, сверкая глазами. – Знаете, кто у нас практику смертной казни восстановил? Кто придумал народ клятвами воспитывать? По чьему приказу тут в подвалах…

Верховский щёлкнул пальцами. Неожиданная тишина хлестнула по ушам; конвойный снова вцепился в табельное и снова не решился его достать. Потапов беззвучно горячился, то бросаясь грудью на стол, то отстраняясь так далеко, как только мог; в неподвижном свете потолочных ламп судорожно сверкала серебряная цепь наручников. Верховский не размыкал губ, но застывшее на его лице бесстрастное выражение неуловимо менялось. Всё это – вопиющее нарушение протокола; в том и смысл допроса, что его проводят при свидетелях…

Но начальник считал, что никому, кроме него, не следует слышать слов задержанного.

– К двери отправь кого-нибудь, – тихо сказал в рацию безопасник и угрюмо замолк.

Мишка не знал наверняка, что это означает.

Тишина висела целую вечность, хоть по часам и выходило не больше десятка минут. Мишка не заметил, в какой момент развеялись чары. Несколько мгновений и Потапов, и Верховский сидели неподвижно, столкнувшись взглядами, а потом Александр Михайлович ровным голосом произнёс:

– Благодарю за беседу. Сержант, займитесь.

Потапов порывисто качнулся вперёд. Он казался… разочарованным? Неужели всерьёз рассчитывал, что его отпустят?

Что он такого сказал?

– Отправляйся в зал заседаний, – устало велел Александр Михайлович, как только за Мишкиной спиной закрылась тяжёлая железная дверь. В коридоре было хорошо: из окна сквозило зимним холодом, пахло старой штукатуркой и гуляли праздные отзвуки. – Ничего страшного там уже не случится, но понаблюдать стоит.

– А вы?

– А мне надо успеть уладить ещё несколько дел, – туманно ответил Верховский. Он непривычно отрешённо глядел куда-то мимо Мишки. Должно быть, начальник вымотался до предела: опять не спал ночь.

– До чего успеть?

Верховский оставил этот вопрос без ответа. Он резко развернулся и двинулся вдоль коридора, разбрасывая между стен мерное эхо шагов. Мишке стало по-настоящему не по себе.

– Александр Михайлович! – окликнул он, торопливо нагоняя начальника. – Кто хоть прав-то? Эти? Или Магсовет?

Верховский остановился и смерил младшего офицера оценивающим взглядом.

– Сам-то как считаешь?

– Я?.. – Мишка слегка опешил, но начальник всерьёз ждал ответа. Хитрить Старов никогда не умел, пришлось говорить как есть. – Ну, вообще… Мне кажется, и те, и другие неправы.