Рядом послышалось глухое ворчание. Яр нервно обернулся, но это всего лишь собака проявляла недовольство – то ли холодом, то ли разлитой в воздухе тревогой. Хозяин всё так же невозмутимо смотрел на шумных конькобежцев. Пёс меж тем, разматывая уложенный петлями поводок, отполз под скамейку и там перевернулся на спину, поджав короткие кривые лапы. В этой собачьей беспомощности было что-то знакомое…

Память словно скальпелем резануло. Притворяющаяся мёртвой собака на потрёпанном подъездном коврике, ничего не подозревающая женщина – и голодная навья. А теперь?.. Старик наверняка живой, иначе пёс не испугался бы так внезапно. Яр на всякий случай шагнул к скамейке. Никаких чар не видно. Может собака просто чудить?

– Прошу прощения, – окликнул он, на всякий случай вежливо улыбаясь. – У вас всё в порядке?

– А?.. – дед тяжело встрепенулся, повернулся к Яру всем телом и недоумённо на него воззрился. – Да, да, в порядке всё, внучек. То я так… Задумался маленько.

– Пёс у вас загрустил.

Старик внимательно изучил размотавшийся поводок и, покряхтывая, заглянул под лавку.

– Ты чего, Барбос? Вылазь давай!..

Не он. Ни пса, ни заговорившего с ним человека не попытался даже тронуть. Яр лихорадочно огляделся, сжимая в ладони амулет, холодный, будто кусочек льда.

– Вам бы домой уже пора, – посоветовал он, прибавляя к словам малую толику чар. Едва видимые бледно-золотые нити послушно легли на седые виски. Нет, старик точно не нежить. – Поздно уже. И не май-месяц на улице.

– И то правда, внучек, – слегка заторможенно отозвался дед. – Барбос! Пошли домой!.. Ох ты, шельмец, чего тебе там?

Яр торопливо огляделся. Раз собака до сих пор боится, значит, навья всё ещё здесь, затаилась среди теней и поджидает добычу. За заснеженными елями маячит яркое пятно; кто-то неподвижный наблюдает за идущими мимо людьми, точно так же, как сам Яр. Несколько коротких шагов прямо через клумбу, к перекрёстку двух широких аллей. Парень в красной куртке вздрагивает и оборачивается. Безошибочно находит взглядом врага. Он знает, кого надо бояться; уже сталкивался если не с сотрудниками надзора, то хотя бы с бдительными гражданскими. Обездвиживающие чары легко поймали его, зажгли панику в тёмных глазах.

– Кто такой? Отвечай, – вполголоса потребовал Яр.

На сей раз никакой ошибки: в ответ на обращённые к ней слова жадная навья рванулась к вожделенной жизненной силе, но не сумела выпутаться из чар. Яр легко отмахнулся от её нехитрой магии. Не ему бояться слабенькой городской нежити.

– Ты-ы-ы – кто-о-о? – проговорил неживой, едва шевеля губами, словно после анестезии.

У него было самое обыкновенное лицо, ничем не примечательное. Просто неудачно умерший паренёк, немногим старше самого Яра. Ворот куртки расстёгнут, несмотря на зимний морозец; на бледной шее – никаких следов бирки. Неучтённый. Можно прибить с чистой совестью, ничего не нарушив. Контролёр – не надзорщик, чтобы ставить нежить на учёт.

– Пошли, побеседуем, – Яр слегка ослабил нити чар, чтобы навья могла перебирать ногами. Не хватало ещё сжигать на виду у всех существо, внешне почти неотличимое от человека. – По сторонам не смотреть, людей не трогать. Попробуешь удрать – мало не покажется, понятно?

Нежить, уже слегка напуганная, промычала нечто утвердительное. Яр цепко ухватил пленника за локоть; навья вздрогнула всем телом – почуяла совсем рядом враждебную силу. Безропотно побрела, отставая на полшага. Со стороны, наверное, казалось, будто Яр ведёт куда-то изрядно подвыпившего приятеля. В закутках между павильонами, издали величественными, на деле – полузаброшенными, никого не было; здешние дорожки даже не потрудились расчистить. Яр без излишней любезности подтолкнул пойманную нежить к глухой стене, покрытой облупленной жёлтой штукатуркой.

– Давно умер?

Неживой с трудом разлепил губы. Боялся.

– Ни-и-ие-е-ет, – проблеял он, едва ворочая языком. – Не-е-еде-е-елю наза-а-ад…

– От чего?

– Зам-м-мёрз.

– Как так?

– Л-л-лежал… На сне-е-егу, – бледное лицо болезненно скривилось. Сохранившиеся в неживом теле остатки сознания не желали говорить на эту тему. – В о-о-отключке-е-е.

– Напился, что ли?

– Н-н-ну…

– И до дома не дошёл?

– Н-н-ну…

Яр вздохнул и прикрыл глаза.

– Никогда я вас не пойму, – он покачал головой и сжал кулак, призывая волшебное пламя. Здесь никто не увидит, а мучить нежить медленной прожаркой не хотелось. Даже эту. – Много наохотился с тех пор?

Недоумённый, застывший взгляд. Разумеется, не помнит. В моменты голода сознание спит, иначе быстро ужаснулось бы само себе. Остро кольнула жалость – не к нежити, к человеку, которым она была не так давно. Нежить-то чего жалеть?

Яр швырнул золотистую искру к ногам навьи – небрежно, почти брезгливо. Ослепительно полыхнуло высокое пламя – и тут же опало. В снегу осталась сухая чёрная прогалина, на штукатурку легло неровное пятно копоти. Об этом сомнительном подвиге можно будет доложить под персональную ответственность и получить небольшую премию – а можно и умолчать. Надзору лучше быть в курсе, хотя бы для статистики. Нежить не появляется просто так. Наставница говорила, что здешнее процветание проистекает в том числе и из малочисленности опасных тварей вроде теней; Яр прежде безоговорочно доверял её мнению, а теперь засомневался, где здесь причина, а где следствие.

У скамейки уже не было ни деда, ни его Барбоса. Амулет всё ещё тревожно поблёскивал синим цветом, но опасный всплеск активности заметно пошёл на убыль. Яр на всякий случай прогулялся вдоль катка в сторону главного входа в парк. Людской поток ощутимо поредел, зато народ собрался близ большого прокатного павильона. Должно быть, скоро конец сеанса… Но цифры на табло обещают ещё полчаса катания. Поколебавшись несколько мгновений, Яр свернул к пёстрому временному строению, прилепившемуся к ледяной дороге. Пусть даже там просто очередь к камерам хранения, лучше знать наверняка.

Шепотки в плотной толчее не походили ни на усталые, ни на восторженные, ни даже на раздражённые. Скорее – на тревожные. Отпугивая зевак с дороги служебным удостоверением, Яр пробрался ко входу в павильон. В помещении, полном сухого зноя, выдыхаемого тепловыми пушками, было совсем мало людей: работники проката, а кроме них – двое фельдшеров скорой помощи в ярко-синей спецодежде. На одной из деревянных лавочек кто-то лежал.

– Молодой человек, вам сюда нельзя!

Девушка в форменной телогрейке метнулась было ему наперерез, но замерла в недоумении при виде цивильной корочки.

– Что здесь случилось? – негромко спросил Яр. Кто-то из персонала обеспокоенно на него оглядывался; медики, не обращая внимания, делали своё дело.

– Девушке плохо стало, – бесхитростно пояснила сотрудница. – Н-ничего такого… Никакого криминала.

– Я посмотрю, – полувопросительно сказал Яр. – Не переживайте. Просто проверю, что всё действительно в порядке.

По тому, как служащая уткнула взгляд в дощатый пол, он понял: не в порядке. Совсем не в порядке. Хотелось отогнать навязчивый призрак свежего воспоминания, но это было бы малодушием и бесплодным самовнушением. Парень в красной куртке выписывает лихие петли на катке. Парень в красной куртке обращается в седой пепел в волшебном пламени. Он сам не помнил, на скольких успел напасть за неделю неживого существования…

Яр замер в паре шагов от медиков, низко склонившихся к пациентке. За их ярко-синими спинами отчётливо виднелся светло-сиреневый пуховик.

***

Регистраторша внимательно изучила удостоверение, сличила фотографию с нетерпеливо ожидающим оригиналом и наконец кивнула.

– Правила поведения, – негромко сказала она, протягивая Яру половинку бумажного листа, сплошь заполненную мелким печатным текстом.

Такие инструкции выдавали всем принадлежащим к сообществу посетителям отдельного лечебного корпуса. Осторожничать в разговорах, не прибегать к дару, соблюдать статью о секретности – делать всё, чтобы находящиеся здесь на лечении минусы оставались в неведении относительно того, куда, как и почему они попали. В этом здании, отделённом от главного корпуса центральной больницы полудюжиной километров, колдовские снадобья маскировали под травяные чаи, а всевозможные медицинские артефакты – под заурядное диагностическое оборудование. Пострадавшим – главным образом от рук нежити – ни к чему лишние потрясения, особенно такого характера.