Распугивая людей удостоверением, Верховский пробрался к главному входу. Там посреди круга почтительной пустоты прямо на мраморном полу сидел самый натуральный упырь. Нежить таращила налитые кровью глаза и щёлкала крепкими жёлтыми зубами, однако плотный кокон из серебристых сетей надёжно её удерживал. Даже чересчур надёжно: сам Верховский остановился бы на три-четыре слоя раньше, чтобы не тратить зря силы. За шкирку упыря деликатно придерживал пышущий здоровьем румяный удалец. Вид у парня был слегка смущённый: столько внимания сразу ему явно прежде не перепадало. Верховский отогнал с дороги зевак с атрофированным инстинктом самосохранения и ступил в круг отчуждения. Понятно, почему дежурная в первую очередь бросилась к нему, а не к надзорщикам: сперва надо как-то отделить довольного охотника от добычи и аккуратно выяснить, что здесь, леший побери, происходит.

– Александр Верховский, начальник отдела контроля, – подчёркнуто соблюдая технику безопасности, он сунул парню под нос служебную корочку. – Назовитесь.

Здоровяку понадобилась пара мгновений, чтобы уразуметь, кто перед ним и чего от него хотят. Сообразив, что к чему, добрый молодец свободной рукой взъерошил на затылке светлые волосы и улыбнулся как-то виновато. Гражданские частенько так себя ведут, когда не понимают, натворили они что-нибудь противозаконное или ещё нет.

– Э-э-э, Александр, здрасьте, – парень явно откапывал правила безопасности с дальних задворок памяти. Да когда же гражданским начнут их вдалбливать так, чтоб отскакивали от зубов! – Меня Михаил зовут. Я вот… привёз, – он встряхнул упыря, заставив того разъярённо клацнуть челюстями. – Не знаю, куда его. У нас по парку шарахался, вроде никого задрать не успел… Наверное.

Интересные дела. Парень, похоже, в здравом уме и твёрдой памяти, а ещё – в очень неплохой физической и магической форме. Ни на террориста, ни на браконьера не похож. На полном серьёзе изловил опасную тварь, спеленал и каким-то образом приволок сюда, на расправу компетентным органам. Дуралей, конечно, но талантливый.

– Михаил, будьте добры, отпустите существо и отойдите на пять шагов, – сухо скомандовал Верховский. Рука по старой привычке потянулась к отсутствующему табельному.

Парень беспрекословно повиновался. Упырь, почуяв свободу, завозился вдвое усерднее. Бирки у него не было; либо избавился, что по халатности надзорщиков иной раз случалось, либо никогда и не носил. Расправляться с нежитью в столь спокойной обстановке Верховскому до сих пор не приходилось. Осторожно приблизившись к скалящему клыки упырю, он зажёг в ладонях яркое рыжее пламя. Зеваки, сообразившие, что сейчас будет, пришли в движение: одни подались назад, другие, наоборот, придвинулись поближе. Идиоты. Верховский огляделся, ища в толпе погоны безопасников или хотя бы надзорский полевой камуфляж. Тщетно: и те, и другие предпочитали заниматься делом, а не шляться по вестибюлю в разгар рабочего дня.

Помощь пришла неожиданно. Широкоплечий Михаил, ответственно пыхтя, но не говоря ни слова, принялся отгонять собравшихся гражданских подальше от места упыриной экзекуции. Верховский благосклонно ему кивнул и, как только люди отступили достаточно далеко, подпалил шкуру дрыгающему лапами кровососу. Пожарная сигнализация пискнула и смолкла: сообразительная дежурная вовремя отключила датчики. От толпы отделилось ещё несколько слабонервных. Как ни крути, а гибнущая нежить – зрелище малоприятное, хоть и завораживающее. Первые раз десять.

– Благодарю за содействие, – сказал Верховский, щелчком пальцев уняв управляемый пожар. Оставшийся на мраморных плитах мелкий серый пепел уже не представлял никакой опасности.

Михаил простодушно отмахнулся – мол, что уж там. Рано расслабился. Верховский подождал, пока любители бесплатных развлечений расползутся под собственный взбудораженный галдёж, и потребовал:

– Предъявите удостоверение, будьте добры. И расскажите подробно, что произошло.

Парень завозился, хлопая себя по карманам.

– А чего рассказывать? Бежал мимо, показалось – шевелится что-то в кустах. Думал, пьянь какая или ещё кто, а там упырь. Сейчас время-то, сами знаете…

– И что же, решили, что самостоятельно справитесь? – поинтересовался Верховский, придирчиво изучая удостоверение. Михаил Аркадьевич Старов, двадцати трёх лет, уроженец Красноярска, но обе аттестации сдавал здесь, в Москве. Свеженькая шестая категория. Сноровистый не в меру; от таких вот самоуверенных больше всего проблем. Сам таким был. – Нам сообщить в голову не приходило?

– Я потом подумал, что надо было, – бесхитростно заявил Старов. Он, кажется, вовсе не понимал, что его отчитывают. – Ну, когда вёз уже. А так разве сообразишь? Когда нападают, бить надо.

– Не поспоришь, – едко заметил Верховский. – И как же вы его… транспортировали?

Михаил пожал плечами.

– Друга попросил помочь. У него машина есть, он этими огромными собаками занимается, как их…

– Неважно. Ваш друг принадлежит к сообществу?

– Не-а. Ну я ему упыря и не показывал, сам в кузов затолкал и всё. Сказал, что псину бешеную поймал.

Ловко. Не такой уж он и простачок. Запомнив на всякий случай номер удостоверения, Верховский вернул Старову книжечку.

– А сами вы что в парке делали?

– Бегал. Я всегда по утрам бегаю.

– Потрясающе, – буркнул Верховский себе под нос. Мысль, поначалу показавшаяся безумной, не давала ему покоя. – А вы, молодой человек, работаете где-то?

– Конечно. Историю преподаю.

– Сферу деятельности сменить не хотите? – Верховский пытливо прищурился. Этот историк, молодецкая стать которого повергла бы в уныние любого древнегреческого атлета, был на полголовы его выше и в полтора раза шире в плечах. – У меня в отделе есть место на стажировку. Вас возьму без собеседования.

Старов растерянно крякнул. На такой исход своего маленького приключения он явно не рассчитывал.

– Подумать можно?

– Нужно. Надумаете – звоните, – Верховский, развеселившись, улыбнулся будущему стажёру. – Или, если хотите, приезжайте сразу с документами. Дежурные знают, как до меня достучаться.

***

«…Мне бы хотелось, чтобы современная наука располагала достаточными средствами для доказательства моих предположений, но то, что я вижу, говорит само за себя. Все мы, по обе стороны границы, принадлежим к одному и тому же человечеству, с точностью до вида. Когда-нибудь, когда наконец изживёт себя наша многовековая скрытность, через границу ступят не только скучные физики вроде меня, но и историки, и лингвисты, и фольклористы – им и будет принадлежать честь открытий, которые пока только лишь дрожат на кончике моего пера. Эти учёные предметно опишут, как именно связаны наши слои реальности, и восстановят доселе скрытый ход событий. Они же изыщут способ раз и навсегда отмести недостойные разумного человека мысли о недоразвитости людей, живущих по ту сторону границы…»

Скрипнув сочленениями, поезд остановился на очередной станции. Яр вжался спиной в поручни, пропуская мимо себя плотный людской поток. Тяжёлый день близится к концу. Совесть не будет в обиде, если он посвятит вечер не штудированию философских трудов и не попыткам укротить норовистую старую иномарку, но потратит время на дневник волхва-учёного. Пространные записи дышали надеждой. Николай Свешников смотрел в будущее с удивительным оптимизмом. Было ли это его личными чаяниями, результатами обстоятельного расчёта или чем-то само собой разумеющимся, разлитым в воздухе?.. Должно быть, со времени, когда он писал эти строки, что-то в мире успело всерьёз сломаться. Многовековая скрытность не только себя не изжила, но стала лишь глубже. Что до первооткрывателей, о которых с таким восторгом упоминал учёный, то Яр отнюдь не хотел бы видеть в ильгодских землях нынешних исследователей – вроде Сергея Наумова, например.

Потому что следом за бесхребетными неизбежно явились бы безжалостные.

«…Есть все основания полагать, что знания о магии и тем более о волшбе пришли к нам из-за разлома. Следуя прихотливым закономерностям эволюции, наши соседи и родичи быстрее нас изыскали способ противостоять нежити, досаждающей им куда сильнее, чем нам. Но то, что дало им толчок к развитию, сыграло с их цивилизацией злую шутку. Трудно себе представить, насколько тяжелее возделывать поля и пасти скот под постоянной угрозой со стороны враждебных неживых, а без достаточного и, далее, профицитного обеспечения первичных потребностей ни о каком развитии не может быть и речи…»