– Защищаюсь, – отозвался Яр, краем глаза наблюдая за псом. Хозяйка, беззлобно браня питомца, распутывала свившийся петлёй поводок.

– Ну, ни пуха ни пера!

Слабенькую нить спонтанного сглаза он почувствовал так же отчётливо, как до того – жар разогревшегося металла. Мгновенно, почти механически стряхнул её, будто приставшую к одежде соринку. Любовь Ивановна улыбалась всё так же искренне, ожидая принятого здесь суеверного ответа. За спиной запищала подъездная дверь: собачница наконец сладила с любимцем и отправилась на прогулку.

– Ну и зачем? – спросил Яр, поправляя на плече лямку рюкзака. Он прежде не приглядывался к добродушной старушке; она была такой же неотъемлемой частью мира, как ряды почтовых ящиков или потрёпанный ковёр на полу. Вот уже одиннадцать лет. Ничуть не меняясь.

– Что – зачем? – недоумённо переспросила консьержка. В её морщинистом лице не читалось ни злости, ни ненависти.

– Желаете всякого, – выигрывая время, пробормотал Яр.

Какие варианты? Бабушка вполне может быть паразитом, причём не осведомлённым о собственной природе. Или, что хуже, самой настоящей нежитью. Леший побери, хорошо ещё, если пострадать успела только собака!

– Так всегда ж перед важным делом ни пуха желают, – слегка растерянно пояснила Любовь Ивановна – или то, что ею притворялось. – Чего-то воротник у тебя неровно лежит. Иди, поправлю…

Яр перехватил потянувшуюся к нему руку – сухую и холодную. Не может быть, чтобы Лидия Николаевна за столько лет ничего не заметила. Что-то случилось за минувшие два года? Случилось так, что не заметил уже он сам?

– Без резких движений, – сухо предупредил Яр и в лоб спросил: – Вы кто?

– Как кто? – старушка смотрела теперь испуганно. То ли взаправду не понимала, что происходит, то ли, наоборот, очень хорошо знала, насколько он для неё опасен. – Ярослав, ты что? Я ж тебя ещё мальчишкой помню…

Сознания коснулась чужая магия – и тут же бессильно отхлынула. Всё-таки нежить. С нежитью разговор короткий… был бы, если бы не острая непрошенная жалость. Оставлять её здесь нельзя: вдруг в следующий раз под руку ей попадётся совсем не пёс? Сжечь… Яр не раз видел, как Драган без колебаний насылает пламя на неживого, прикинувшегося ребёнком, стариком, женщиной, кем-то родным и знакомым. Леший, он и сам был когда-то способен противостоять тени, кем бы та ни обернулась! Старая консьержка обезоруживающе улыбалась; медлительные секунды скользили мимо. И выбор-то проще некуда: либо она человек, и тогда следует оставить её в покое, либо – нежить, а нежити рядом с людьми не место…

– Отдохните пока, – проронил Яр, наспех сплетая сонное заклятие. Подхватил разом обмякшее тело, холодное и тяжёлое. Нет, если и жечь, то точно не тут, посреди подъезда, у всех на виду…

За порогом отведённого консьержке закутка его нагнала запоздалая светлая мысль, такая простая и ясная. Есть же служба надзора, пусть они и разбираются. Устроив спящую нежить в продавленном кресле, Яр закрыл изнутри дверь, опустил занавески на выходящем в подъезд окошке и торопливо набрал номер. Потянулись гудки.

– Государственная служба надзора, диспетчер горячей линии, слушаю, – сонно пробормотал динамик.

– С добрым утром, – ядовито отозвался Яр. Стрелки на наручных часах показывали начало десятого. – Пришлите, пожалуйста, кого-нибудь. Нужно забрать нежить.

Он коротко рассказал, в чём дело, опустив опасные подробности. Выходило так, что он дождался, пока уйдёт женщина с собакой, и молча обездвижил любительницу полакомиться чужой жизненной силой. Если кому-то взбредёт в голову отсматривать записи с висящих под потолком камер, нехитрая легенда моментально посыплется, но кому это может понадобиться? Здесь ведь никого не убили – так, рядовое чрезвычайное происшествие…

– Принял, – озадаченно сообщил диспетчер, дослушав скупые объяснения. – Существо… э-э-э… не представляет критической опасности?

– Нет. Оно, собственно, спит.

– Вы сможете дождаться наряда?

– Дождусь, конечно. Здесь же люди.

– Скоро приедем, – пообещал диспетчер и попрощался.

Спрятав телефон в карман, Яр огляделся. В тесную каморку вместилось всё нужное для поддержания небогатой на события жизни подъездного стража: кроме стола и кресла, здесь были ещё крохотный холодильник, электроплитка на две конфорки и старенький телевизор, бормотавший что-то о погоде на завтра. На столе лежало брошенное вязание, на подвешенной к стене книжной полке – несколько потрёпанных томиков в мягких обложках. Через высокое окно виднелся утопающий в летней зелени двор. Проверяя догадку, Яр приоткрыл дверцу холодильника. Так и есть: нехитрые припасы сплошь покрыты плесенью, словно про них позабыли несколько месяцев назад. Неживых еда интересует разве что в качестве лакомства, питает их только чужая жизненная сила... Отгороженную занавеской узкую лежанку тоже давно не разбирали: лоскутное одеяло успело покрыться тонким слоем сероватой пыли. Никто не заметил мгновения, когда жизнь оставила Любовь Ивановну. Все, и сам Яр в том числе, просто ходили мимо.

Люди и теперь просто шли мимо, слишком увлечённые собственными думами. Никого не насторожила тишина вместо привычного утреннего приветствия. Яр от нечего делать мерил шагами крохотную комнатушку. Время шло. Около половины одиннадцатого телефон разразился гневной трелью; Яр ответил, не взглянув на экран.

– Зарецкий, где тебя носит? – прошипела трубка голосом старосты. – Ты третьим идёшь, если забыл!

– Переставьте поближе к концу, – посоветовал Яр, не без труда сообразив, о чём речь. – Задержусь. У меня тут происшествие.

Динамик поперхнулся негодованием.

– Какое, нафиг, происшествие?! Кроме тебя, что ли, разобраться некому?

– Представь, Володь, некому. Я, знаешь, сам не особо рад.

– Комиссии я что говорить буду?

– Скажи, что я котёнка с дерева снимаю. Никто не умрёт, если у вас очерёдность сменится.

– А у тебя там кто-то умрёт, что ли?

– Вполне может, – Яр покосился на опутанную чарами старушку. – Я напишу, как освобожусь.

Не дослушав поток ругательств в свой адрес, он сбросил вызов. Надзорщики выбрали именно это мгновение, чтобы появиться; легко обманув домофонный замок, пятеро в камуфляжной форме деловито вошли в подъезд. Яр выглянул им навстречу. Руководила отрядом невысокая сухощавая женщина; она первой осмотрела спящую нежить, озабоченно поцокала языком и условными жестами что-то приказала подчинённым. Поднялась суета.

– У вас есть предположения, что это за подвид? – негромко спросила командирша, отозвав Яра на относительно безопасное расстояние. – Может, какие-то особенности поведения заметили?

– Она себя помнит. Человека при мне не тронула, только собаку. По-моему, она не понимает, что уже умерла, – нарочито безучастно ответил Яр. – Скорее всего, навья. С ними такое… бывает.

– Точно, бывает, – женщина оглянулась на подчинённых, тщательно закутывающих старушку в защитные чары. – Это вы её так усыпили?

– Я.

– А какая у вас категория?

– Пятая. Куда вы её теперь?

– Ну, сначала в виварий… в экспериментальный блок, – командирша виновато улыбнулась, извиняясь за неловкую оговорку. – Если учёные скажут, что она неопасная, на полигон отвезём.

– Понятно, – Яр кивнул, отвечая сразу на сказанное и несказанное.

– А вам она… э-э-э… кем приходилась?

– Никем. Консьержкой, – Яр изобразил усмешку. – Надо как-то сообщить, куда она делась…

– Насчёт этого не беспокойтесь, коммуникации всё сделают, – поспешно заверила надзорщица. – Можете свои контакты оставить? На всякий случай.

Яр молча вытащил из кармана удостоверение. Женщина кропотливо переписала его данные в бланк. Не слишком хорошо, что он напомнил Управе о своём существовании… Но теперь хотя бы не ему выбирать, жить старушке на полигоне вместо привычной каморки или вовсе прекратить существовать. На сей раз – не ему.

Однако не всю жизнь же бегать от выбора!

– Я могу быть свободен? – резковато спросил Яр, как только с оформлением вызова было покончено.