— Благодарю.
— Каково значение этой ведьминой маски, печати, священной стихии, представленной разрушенным храмом?
Барсуков ощутил головокружительное чувство неизбежности. Он понимал, что коллеги находятся на переломном этапе; если они сделают еще один шаг, расследование поглотит их, как это произошло с ним; еще было время избежать этого, и эта тяжелая ответственность переполняла его.
— Вы действительно хотите идти дальше?
Оба кивнули, снедаемые любопытством.
— Очень хорошо, — произнес подполковник. Но я не хочу обсуждать это здесь. Регина запретила мне вносить это грязное дело в дом… Мы возьмем такси и уедем на некоторое расстояние отсюда. У меня есть место, где мы сможем поговорить об этом деле более спокойно.
Мария и Евгений обменялись недоуменными взглядами, но решили последовать за ним.
Глава двадцать седьмая
Из города все трое за сорок пять минут добрались на такси до Белогорска.
— Куда мы приехали… И дом номер тринадцать. Ты не мог найти более подходящего места, подполковник? — иронично сказала Райская, возле нескольких жилых домиков, построенных на скалистом склоне холма, окруженного колючими грушами и засохшим кустарником. Дома, изъеденные солнцем и временем, казались предоставленными сами себе. Даже в светлое время суток это место казалось призрачным.
— Считайте, это моя дача, — пояснил Барсуков, − прошу.
— О радость, о счастье, — негромко прокомментировала Мария, вызвав улыбку у Евгения, — наконец-то мы дошли.
Оказавшись в небольшом доме, коллеги Барсукова оказались в замешательстве. Стены были увешаны репродукциями всевозможных масок, фотографиями и увеличенными изображениями трупов, картами Крыма, изображениями курганов и других археологических памятников, портретами жертв, стоявших на коленях перед священными колодцами и пещерами; в одном углу на большом металлическом шкафчике лежали кипы папок и стопки старых газет. В дальнем конце комнаты стояла репродукция какого-то война в натуральную величину: рост манекена составлял около двух метров, и казалось, что он в любой момент может ожить. Наваленные повсюду документы делали атмосферу в этом замкнутом пространстве еще более гнетущей.
Когда Барсуков закрыл за ними дверь, Мария вздрогнула.
— Здесь только эта комната, мини-кухня и ванная. Это было что-то вроде гаража или небольшого сарая, вероятно, использовавшегося для хранения сельскохозяйственных орудий и принадлежностей, учитывая аграрный характер региона. Я купил его лет двадцать назад за гроши. Вам нравится? — спросил подполковник с иронией.
Кротов и Райская не проронили ни слова, погрузившись в созерцание фотографий трупов, расставленных по стенам, и стола в центре комнаты, заваленного книгами по некромантии, черной магии и криминалистике. Здесь же находились компьютер, принтер и ксерокопии старых документов. Это место отражало степень одержимости Барсукова.
— Извините за беспорядок, — продолжал подполковник. − Вы первые, кого я привел сюда.
— Это не комплимент и не знак уважения, Роман Игоревич, — сказал Евгений, вызывая смех коллеги, − от такого я бы сошел с ума.
Но он слышал нервный смех человека, неспособного преодолеть воспоминания.
«Как ему удавалось столько лет держать в себе подобное?», задал себе вопрос Кротов, уверенный, что его коллега задает себе тот же вопрос.
— Роман, я давно уже догадывалась, что у тебя в голове не все в порядке… Но это… — произнесла Мария, указывая на явно подлинные черепа козлов, висящие на стенах вместе с рогами муфлонов и других животных и венками из сухих веток. Правда? Этого достаточно, чтобы попасть в психушку.
Барсуков не слушал. Он включил кофеварку и приготовил каждому по чашке, а коллеги оглядывались по сторонам, разрываясь между отвращением и жутким любопытством.
— Когда меня направили в Симферополь, я продолжил расследование и изучение дела за свой счет, на свои средства, без привлечения начальства, — продолжал Барсуков, как будто и не прерывал свой рассказ. − Мне было достаточно урока от Джубанова, − подполковник принес кофе и сел за стол, за ним последовали Евгений и Мария, − в отличие от остальных, мне было ясно, что это убийство имело религиозное или сакральное значение. Но кроме маски и места поклонения, символизируемого древним источником, я ничего не знал об истории этих мест, поэтому начал проводить исследования.
Он достал из папки несколько фотографий и протянул их Евгению и Марии: на них были изображены маски и персонажи древних мифов.
— Каково ваше первое впечатление от дела, Евгений?
— Я не имею ни малейшего представления об антропологической и религиозной истории Крыма, но первое знакомство с двумя убийствами наводит меня на мысль, что мы имеем дело с культовыми обрядами явно языческого происхождения… Как будто жертва метафорически воплощает возвращение к созидательной и разрушительной энергии природы. Архаичная, почти анимистическая духовность.
Барсуков кивнул, довольный начитанностью коллеги.
— А что ты думаешь, Мария?
— Понятно, что рисунок, маска и печать на ней — это выражение ритуальной символики, и она очень напоминает мне обряды древней церемонии. Кровь… она как будто призвана оплодотворить землю, не так ли?
— Именно так. Я также не сразу понял, что убийство у источника связано с ритуалами древних причерноморских цивилизаций. И сегодня эта земля пронизана сильным сакральным измерением, а на протяжении многих веков она считалась одним из важнейших духовных центров древности. На протяжении веков на острове смешивались этнические группы, божества, обряды, обычаи и практики, но чувство сакрального по-прежнему глубоко укоренилось в деревенских общинах, сохранившись в самых отдаленных районах. И все же, несмотря на то, что я вырос в этих краях, контекст был для меня каким-то чужим.
— Тогда представьте это для меня, — сказал Евгений.
Барсуков улыбнулся и продолжил свой рассказ:
— По мнению антрополога, с которым я связался, это убийство представляло собой человеческое жертвоприношение, подобное тем, которые практиковались в древности в честь Диониса, бога растительности, а также бога пьянства и экстаза, который ежегодно возрождался весной и пробуждал землю, и без благосклонности которого не обходились дожди и обильные урожаи.
— Но разве Дионис не был греческим божеством? Какое отношение это имеет к Крыму? — спросила Мария.
— Его культ распространился по всему полуострову вместе с развитием торговых отношений причерноморских центров, например, Херсонеса, с Афинами. Но, возможно, лучше сделать шаг назад во времени. В шестом-четвертом веках и начале третьего века до нашей эры в сакральных комплексах северопонтийских городов, как и в Греции, церемонии в честь Диониса переплетались с обрядами, посвященными Деметре, Коре, Афродите, Кибеле, Гераклу — богам, олицетворявшим плодоносные силы природы. С шестого века до нашей эры Дионис, воплощавший мужское плодоносящее начало, был наиболее тесно связан с культами Деметры и Коры. Я читал, что с пятого века до нашей эры церемонии в честь Диониса входили составной частью в ритуалы, посвященные Деметре. Они исходили из элевсинского образца, где Дионис выступал в ипостаси Иакха и почитался в составе божественной триады, где Деметра или Кора была Персефоной, а Дионис — Иакхом. Особенно яркое проявление синтез культов элевсинских богинь и Диониса прослеживается в четвертом — первой половине третьего века до нашей эры, когда элевсинские мистерии играли важную роль в политической, экономической и духовной жизни. В государствах, наиболее тесно контактировавших со Средиземноморьем: Ольвии, Никонии, Боспоре, — с нормами элевсинских мистерий, возможно, переплетались элементы орфического культа Диониса, где бог выступал в ипостаси покровителя загробного мира. На периферии античного мира в Северном Причерноморье элевсинские сакральные традиции сыграли существенную роль в становлении дионисийского культа, подчеркнув его греческий характер и хтоническую направленность.