— Значит, ты даже не хочешь дать ему шанс? — спросил Евгений.

Мария допила пиво и нервно почесала шею.

— Шеф поместил меня в эту группу из мести. Он только и ждет, чтобы я сделала один неверный шаг и меня навсегда бы выкинули из отдела… Возобновить это расследование — все равно, что преподнести ему мою голову на блюдечке, Кротов.

— Как я понимаю, твой ответ — нет?

— Мне очень жаль Игорича, но мне надо думать о будущей карьере… Мой ответ — категорическое «нет», — сказала Райская, не отступая. — Я не хочу возобновлять это дело.

Регина Барсукова отвлеклась от полива своих любимых розовых кустов и посмотрела на небо, затянутое багровыми облаками. Лихорадочный багровый свет заката угасал с каждой минутой. Регина полузакрыла глаза и, стоя посреди сада, вдыхала аромат цветов, кустарника и растений, овеваемых легким ветерком. Это был ее сумеречный ритуал, ее тихая гавань: отдаться запахам вечера, насытиться и опьянеть от ароматов земли; несколько минут побыть одной в этом параллельном измерении, вдали от боли, засевшей в сердце из-за болезни, которая с каждым днем все больше и больше отнимала у нее мужа.

Она вошла в дом, убедившись, что Роман все еще лежит в постели: поездка на побережье вымотала его, и он вернулся в странном состоянии растерянности; он не хотел говорить, в чем дело, но Регина была уверена, что это связано с делом. Она была удивлена, увидев его за кухонным столом, рассматривающим фотографию.

— Алло? Ты в порядке? — спросила она, поглаживая его по плечу.

Роман обратился к старым черно-белым фотографиям.

— Я не знаю. Сегодня все вроде бы шло хорошо, но потом… память начала меня подводить. Я выставил себя полным дураком, — стал заикаться он.

— Перед кем? Перед своими коллегами?

Роман кивнул, выглядя хрупким и испуганным, как ребенок, попавший в незнакомую реальность.

— Может быть, ты просто устал, дорогой.

— Нет, к сожалению, нет. Все как будто исчезает. Иногда мне кажется, что все мои воспоминания возвращаются… Мне страшно, Регина. Я боюсь потерять контроль… Забыть до…

Она обняла его и попыталась успокоить.

— Рома, после стольких лет, может, пора оставить это в прошлом, а? Это убивает тебя… Пусть молодые коллеги разбираются с этим. Они кажутся мне отличными. Ты им доверяешь?

— Я верю… Но боюсь, что это они мне не доверяют. Я думаю, они поняли, что дело не только в опухоли.

— И я думаю, что ты наконец-то нашел нужных людей. Ты должен рассказать им всю правду, а потом оставить все в их руках. Тебе нужно уже сейчас думать о лечении, ты не можешь позволить себе оставаться в таком состоянии.

— Я знаю… Прости меня, дорогая. Прости, что заставил тебя жить с этим делом.

— Я сделала это, потому что люблю тебя, Роман, — сказала Регина, лаская его исхудавшее лицо. − Но теперь этого достаточно. Я боюсь за тебя. Если ты и дальше будешь так переживать, ты не сделаешь ничего хорошего ни себе, ни мне. Мы одни, ты знаешь.

Барсуков кивнул, протер влажные глаза и встал. Оказавшись в постели, Регина заснула почти сразу. А вот ему было трудно заснуть. В голове крутились тысячи мыслей.

«Мне говорили, что у меня когнитивная дегенерация и изменения в концентрации внимания, но я не предполагал, что это произойдет так быстро, подумал он. Если я потеряю всю информацию о расследовании, то как они смогут попытаться его раскрыть?»

Стараясь не разбудить жену, Роман Игоревич выскользнул из-под одеяла и, словно лунатик, направился к своему столу. Он взял чистый блокнот и, боясь, что болезнь сотрет его воспоминания, стал продираться сквозь рваную память и переписывать все, что мог вспомнить о ритуальных убийствах.

Когда ее сознание вынырнуло из коматозного состояния, в которое она погрузилась, Диана заметила, что больше не чувствует своего тела. Как будто кто-то обезболил ее чувства. Она ощущала вокруг себя мощную угрозу, но не могла пошевелить ни единым мускулом, и не только из-за сковывавших ее веревок: ее тело перестало сопротивляться, его затягивало в глубину, отдавая на волю тьмы.

− Мама… — взмолилась она, цепляясь за последние минуты ясности. Мысль о матери причиняла ей самую сильную боль. Она внезапно отчетливо поняла, что ей не выжить, что она никогда не покинет это место, где ее держат в плену, живой, а это значит, что она больше никогда ее не увидит. Мысль о том, что они расстались не в лучших отношениях, не давала ей покоя. Диана выплеснула в лицо матери ядовитые слова, о которых пожалела через несколько секунд после того, как их вырвала. Из-за стыда и неспособности проглотить их, попросить прощения, она бросила семью и больше никогда о ней не слышала.

Она как будто слышала голос матери: «Иди домой, глупышка…»

−Я не могу… — шипела девушка. − Прости меня, мамочка.

Ее мысли и сознание снова стали размываться, угасая, как пламя умирающей свечи, пока не погасли в мимолетном дымке.

Снова возникла слепая ночь, и, почувствовав ее ледяные объятия, Диана сдалась, не оказав никакого сопротивления.

Стоя на балконе и ожидая, пока ее бойфренд почистит зубы и примет душ, Мария Райская курила и думала о своем напарнике. За эти несколько дней, проведенные в тесном контакте, она не сделала все возможное, чтобы расположить его к себе или дать ему почувствовать себя, желанным гостем; не только потому, что она не доверяла ему, но прежде всего потому, что не любила ограничений. Она привыкла работать самостоятельно, не требуя постоянной ответственности, а теперь ей дали чужака, чтобы отучить. Эту «таблетку» было трудно проглотить, особенно после по ее мнению, явного понижения в статусе в отделе.

Евгений оказался не таким эгоистичным и надменным, как опасалась Мария. Напротив, она всегда первой начинала шутить, стремясь как можно быстрее разрушить эту мембрану жесткости и формализма, навязанную им их работой. Им пришлось быстро научиться полагаться друг на друга, они все же хотели спокойно существовать в этой нестабильной среде для любого человека с долей индивидуальности. Мария поощряла Евгения к открытости, пытаясь узнать больше о его личной жизни, но это было все равно, что пытаться поймать угря голыми руками: он упирался при каждой попытке. По крайней мере, пять или шесть раз Мария видела, как вибрирует мобильный телефон ее коллеги, но Евгений всегда игнорировал звонившего, не перезванивая. Мария не комментировала это, на всякий случай.

«У тебя есть знакомства в столице. Все, что тебе нужно, — это сообщение или телефонный звонок, чтобы узнать о нем все, — сказала она себе. Кроме того, если вы собираетесь работать вместе, ты должна быть в состоянии доверять ему. А чтобы доверять ему, нужно знать, кто этот человек и зачем его сюда прислали. Внешность может быть обманчивой».

Прикосновение партнера вывела ее из этого состояния. Мария улыбнулась и ответила, что все в порядке. Мужчина улегся и стал смотреть телевизор.

Мария попросила переключить на последний выпуск регионального выпуска новостей, чтобы посмотреть, нет ли там известий об исчезновении Дианы, но журналист даже не упомянул об этом; она просмотрела несколько заголовков местных газет в Интернете на смартфоне, но и там ничего не нашла. Она уже собиралась отключиться и лечь спать, как раздался звонок телефона. Это была подруга, с которой она связалась в тот же день, чтобы спросить, свободна ли студия, которую она снимала весной и летом.

«Конечно! Если хочешь, я покажу тебе его завтра утром», — написала она…

Мария переслала сообщение Кротову и спросила, не хочет ли он случайно заглянуть к ней.

Через несколько секунд до нее дошел положительный ответ Евгения, сопровождаемый счастливым смайликом.