— Можно представить, каково это — целый день иметь с вами дело.

— Я очень спокойный и уступчивый человек…

— Прямо ангел, спустившийся на землю, моя дорогая.

— Признаюсь, иногда у меня бывают, скажем так, сложные моменты…

— Иногда?

— Паша, ты шутишь.

— Итак, кто этот коллега?

Мария вздохнула, скрестила руки и оперлась спиной о стенку.

— Он родом из Питера, поэтому ясно, что для него это понижение. Во-вторых, тот факт, что его отправили сюда, на периферию, означает, что он, видимо, что-то натворил и был за это наказан, что не позволяет мне доверять ему.

— Ты никому не доверяешь, Маша…

— Он действительно одевается как совок, я думаю, не чокнутый ли он, понимаешь? У него даже такой старомодный портфель есть, мне немного стыдно с ним встречаться… Его мать — ингерманландка, но у него волосы черного цвета, так что его отец, наверное, с юга.

— Понятно… Он женат? Есть ли у него дети? Где он живет?

— Паша, я здесь полицейский! Что это за допрос?

— Я же говорю, мне интересно.

— Любопытно, да? Вот что я тебе скажу: ты отправляешься с друзьями на ловлю сплетен подальше.

— Ты сегодня странно себя ведешь. Больше горечи, чем обычно.

На этот раз в словах мужчины не было иронии, а была озабоченность.

— Я волнуюсь, — призналась Мария.

— Из-за работы?

Она кивнула.

— Пропала девушка по имени Диана. Она бегает с плохой компанией. Боюсь, мы не успеем найти ее до того, как…

— До чего?

Мария ничего не ответила, только уставилась в величественное ночное небо, усыпанное тысячами и тысячами звезд.

— Сегодня ночь осеннего равноденствия, — сказал наконец Павел, проследив за взглядом подруги.

Мария серьезно кивнула. У нее не хватало смелости сказать ему, что именно это и было причиной ее опасений.

— Я уверен, что ты найдешь ее, — утешил ее сожитель, погладив ее по спине, и направился к двери. Заходи в комнату, уже холодно.

— Я буду там через секунду.

Оставшись одна, Мария достала мобильный телефон и просмотрела фотографии, присланные ему коллегой из Алушты. Когда она снова увидела стены апартаментов гуру, исписанные граффити ритуальных убийств, ее передернуло.

«Где ты, Диана?» — спросила она себя, когда мрачное предзнаменование укоренилось в ее сердце.

Федор Марьенко был одним из тех людей, которых редко можно встретить в плохом настроении. Более того, он обладал бесценным даром вселять оптимизм и сочувствие в окружающих, благодаря неудержимой природной иронии и бесформенной, постоянно взъерошенной массе волос, придававшей ему комичный вид.

В то утро, как только он закончил пить кофе с Максимом, другим гидом, работавшем в заповеднике, он взглянул в компьютер — обрадовался отсутствию школьных экскурсий — и вышел из центра для посетителей, пошутив по дороге над Георгием, своим коллегой с двумя дипломами, магистром и доктором наук, который, однако, отвечал всего лишь за бар в зоне общественного питания, и сев в свой джип, поехал к таврскому святилищу в каньон для обычного осмотра перед открытием территории для посетителей.

Этот осмотр местности стал рутинным с тех пор, как несколько месяцев назад группы неоязычников с острова начали посещать святилище в сумерках для «празднования» дионисийских обрядов, нанося ущерб античному памятнику путем разжигания костров и захламления зала. Просьбы Марьенко и его коллег о ночных патрулях не были приняты во внимание руководством, который, разумеется, не располагал деньгами; то же самое касалось и установки системы видеонаблюдения.

Каньон Шан-Кая-Кобасы представлял собой живописное ущелье, расположенное на восточной окраине Караби-яйлы. Свое происхождение каньон брал от озера Когей, ниспадающий водоток которого когда-то и образовал Шан-Кая-Кобасы, устремляясь вниз по обрывам Караби.

Длина ущелья до обрывов составляет примерно 100–150 метров. Скалы по сторонам каньона так близко находятся друг от друга, что многим туристам постоянно хотелось попробовать удержаться в распор между ними. Ниже каньона Шан-Кая-Кобасы расположена пещера с таким же названием.

Шан-Кая-Кубасы — пещера карстового происхождения на склоне Караби на северо-востоке с двумя входами, огибает узкое отвесное ущелье в форме подковы на склоне горы Шан-Кая.

Миновав развалины Бай-Су, Федор поехал прямо, минуя поляны и опушки, любуясь горными пейзажами. Наконец, сначала по тропе, потом через небольшой лес, росший вдоль оврага, он добрался до скал и вышел из джипа — дальше проехать было нереально.

В тот день в тишине, царившей в овраге, было что-то сверхъестественное. Марьенко ощутил в благоухающем воздухе незаметную зловещую вибрацию, которая наполнила его странным чувством тревоги.

«Вот увидишь, что эти сумасшедшие вернулись сегодня ночью, чтобы устроить балаган», — сказал он себе, проклиная — и уже не в первый раз — ущелье Шан-Кая-Кобасы, археологический объект, популярный среди туристов, пещеру, где располагалось таврское святилище.

Он миновал различные природные заграждения — каменные глыбы, полностью заплетенными плющом и мхами. Плющи здесь были хозяева — они были всюду: на камнях, на земле, на деревьях. С ветвей они свисали, как тропические лианы, не хватало только скачущих обезьян и попугаев, и тогда можно было бы всерьез поверить, что за следующим поворотом проглянет из-за листвы затерянный город майя. Вскоре он наткнулся на нечто любопытное.

Наклонившись над каменной дорожкой, он внимательно рассмотрел куклу, похожую на пугало, высотой около метра, с неясным антропоморфным обликом; манекен, похоже, был сделан из засушенных стеблей цветов и мелких растений. Кто-то положил его на тропу, ведущую к священной пещере.

С нехорошим предчувствием Марьенко поднялся на ноги и направился к расселине.

Менее чем в десяти метрах он увидел ее.

Манекен стоял с поникшей головой у порога пещеры, недалеко от входа, ведущего в зал, где в античные времена совершались жертвоприношения животных и обряды, требовавшие использования воды.

Федор несколько раз вскрикнул, как будто стал жертвой миража.

Но сколько он ни моргал, человеческая фигура оставалась на месте, стоя на коленях, словно в молитве, укутанная в ткань, похожую на плед, руки у нее были связаны за спиной, лицо скрыто пластиковой маской с кривыми козлиными рогами.

Набравшись смелости, он медленно подошел и, увидев почти сухую лужу крови рядом со старым каменным желобом, вокруг которого суетились мухи, резко обернулся и прижал руку ко рту. По изгибам обнаженного тела под пледом и длинным черным волосам, торчавшим из-под маски, он понял, что это девушка.

— Господи боже… — пробормотал он, его сердце бешено колотилось в груди, руки дрожали.

Одолеваемый тошнотой, он побежал в сторону дороги.

Пробежав несколько десятков метров, он достал мобильный и набрав номер, начал кричать.

Евгений и Мария нагнулись, чтобы пролезть под лентой, обозначавшей место преступления, а затем подняли ее для Романа Барсукова. Подполковник оставил свою трость в машине, резко сказав, что она ему не нужна; Евгений подумал, что ему, наверное, стыдно показываться в таком виде перед своими бывшими коллегами из Управления, и не подал ему руку, когда заметил, что он с трудом карабкается по камням, чтобы не смущать его.

Втроем они расписались в протоколе, надели перчатки и калоши, чтобы ничего не испортить. Треск полицейских раций и шум людей, столпившихся вокруг тела, стали своеобразным саундтреком к их мыслям.

Евгений поднял голову: вход в пещеру находился на уровне высоты пятиэтажного дома. Труднодоступность территории должна была превратить жизнь техников-криминалистов в ад, увеличив продолжительность исследований.