— Я увидел, что в прошлом Бирюкова обвиняли в сексуальных домогательствах и изнасиловании, — сообщил полковник. − Но кто-то подчистил его криминальное прошлое. Мне это не нравится. Я попросил Дейча разобраться в этом, но, скорее всего, этого ублюдка кто-то прикрывает.

— Вы намекаете на то, что, помимо отчаявшихся, секту могут посещать и важные персоны?

— Богатые люди — странные, вы это знаете лучше меня, так что меня это нисколько не удивляет… Как вы думаете, имеет ли гуру отношение к ритуальным убийствам? — поинтересовался Фирсов.

— Ему около пятидесяти лет. Технически он мог совершить убийство восемьдесят девятого года, но, на мой взгляд, был слишком молод… более раннее убийство мы можем исключить: ему тогда было девять лет. Рановато для серийного убийцы, не находите? — сказала Мария.

— Если только несколько человек не действовали сообща, чтобы убить этих двух девушек, — сказал Кротов. − Тогда все стало бы сложнее.

— Ладно. Пока что вы продолжаете работать с порученными вам делами. Я собираюсь приставить к секте кого-нибудь из отдела по расследованию убийств, чтобы выяснить, как долго она существует и что ее окружает. Вот эти фотографии, — сказал Фирсов, указывая на них на своем компьютере, — вы уже показывали их Барсукову?

Оба сотрудника обменялись смущенными взглядами.

— Нет, — ответил Евгений.

— В настоящее время Барсуков является наиболее осведомленным в этом вопросе человеком. Привлеките его к работе: он может заметить то, что мы упускаем. Постарайтесь связаться с ним и завтра же отправляйтесь в Алушту. Возьмите его с собой. Я буду координировать свои действия с Неделиным.

— Что именно вы хотите, чтобы мы сделали? — спросила Мария, будучи не в восторге от идеи тащить за собой старика.

— Среди фотографий Неделина есть и такие, на которых изображены обнаженные люди среди археологических памятников. Не мешало бы установить личности последователей учения. Вся эта история с сектой ужасно пахнет.

Кротов и Райская встали, собираясь уходить.

— Как у вас обстоят дела со старыми делами? Начинаете ли вы что-то понимать? — поинтересовался полковник напоследок.

— Идея заключается в том, что это чертовски скучно, — сказала Мария.

— Знаешь, что еще чертовски скучно, Райская? Регулировать дорожное движение. Тебе растолковать прямо здесь, чтобы выяснить, какое занятие хуже? — начал сердиться Яков Михайлович.

— Не надо увлекаться, я просто пошутила.

— Но я-то этого не знаю. Поэтому убедитесь, что вы идете верным путем.

Мария служебно щелкнула каблуками.

— Да, шеф.

— Давай, уходи отсюда, — сказал Фирсов, едва сдерживая улыбку.

Единственными звуками в пещерах были ее дыхание и треск факелов, пламя которых отражалось от поверхности Богини, создавая впечатление, что статуя живая.

Всеволод был один. Он положил у подножия скульптуры маску, полученную им от деда, чтобы дать божеству предвкушение жертвоприношения, которое должно было быть совершено в его честь.

Мужчина встал и подошел к одной из больших пещер. В этих пещерах когда-то хоронили людей, мужчин и женщин, разного возраста и социального положения. Гробницы были коллективными, чтобы затмить индивидуальность в пользу глобальной энергии, способной объединить миры живых и мертвых. Однако в некрополе был выделен участок, предназначенный для особой группы «спящих»: Долгое время они одни взывали к благосклонности божества, совершая примитивный обряд, пока, чтобы спасти общину от чумы, которая уничтожала ее, — по преданию, передаваемому Латыповым из поколения в поколение, — все жрицы не предали себя смерти, принеся жертву богине во имя блага общины. Их коллективное жертвоприношение породило реку крови, оросившую землю, и не напрасно: чума прекратилась почти сразу. С другой стороны, в результате этого священнодействия была уничтожена каста жрецов, лишившая общину духовных наставников.

Всеволод осветил один из наскальных рисунков на скале за группой гробниц, на котором изображено кровавое жертвоприношение жриц. С этого дня в случае голода, продолжительной засухи, болезни или серьезного стихийного бедствия самый видный представитель мужского пола общины на одну ночь превращался в проводника, заново воспроизводя жертвоприношение жриц, чтобы заручиться благосклонностью божества луны и хтонического, подземного мира, посвятив душу жрицы богине-матери. Когда-то их предки путем сложных астрономических расчетов и детального анализа равноденствий, солнцестояний, лунных и солнечных затмений смогли определить «места силы» на острове, где, по их мнению, благодаря астральным и магнетическим энергиям симбиоз между миром живых и потусторонним миром был наиболее сильным. В этих местах зодчие древних караимов почти всегда возводили святилища и каменные склепы или рыли священные колодцы, осознавая небесное влияние.

Всеволоду уже сообщили место, где они должны были оставить жертвенное тело.

Из одного из углублений он достал большой темный плащ из овечьей шерсти, тяжелый пояс, четки с железными колокольчиками и нож с изогнутым лезвием, используемый для совершения обряда смерти, — принадлежности, которым были сотни лет, передававшиеся из поколения в поколение. Наконец, он взял маску с козлиными рогами.

Он поднял ее и, чтобы вжиться в роль, которая была ему предопределена, стал тихо говорить по-караимски.

При резком звучании этих древних слов пламя чуть вздрогнуло, пока не погасло, словно Мать вдохнула в него свое благословение, и души предков собрались вокруг него, чтобы дать ему силу.

Мария Райская присоединилась к своему сожителю, вышедшему покурить на балкон.

— Я не знаю, хорошая ли это идея. Возможно, это снова поднимет тебе настроение, — произнес мужчина, указывая на свою последнюю сигарету за день.

— По крайней мере, дай мне вдохнуть запах. В любом случае, я не смогу принять его снова.

— Почему так?

— Потому что, если я снова начну, твоя мать будет пилить меня до скончания веков. Когда она начинает, то прилипает к твоим ушам и не сдвинется с места. Я точно как-нибудь подам на нее в суд за моральный ущерб…

Павел Шулепин улыбнулся.

— Знаешь, моя мать — это точная твоя копия. Когда я был подростком, она была занозой в заднице, сводила меня с ума. И с возрастом не особо улучшилась.

— Когда мама твоего мужчины первая на тебя кричит, значит, ты на правильном пути, — хмыкнула Мария. − Я, пожалуй, пойду в комнату.

— Подожди, ты еще должна рассказать мне, как идут твои дела в Управлении. Я слишком любопытен.

Мария разразилась хохотом.

— Паш, ты серьезно? Я сейчас работаю в архиве, они просто положили меня в кладовку собирать пыль…

— Ты же знаешь, я смотрю детективы по телевизору, — продолжал мужчина, словно не слыша. − И вообще, если тебе когда-нибудь понадобится совет…

Мария покачала головой и посмотрела вниз во двор.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты никому не скажешь, что начальство меня туда засунуло.

— Никому? Ты что, издеваешься? Я расскажу всем своим друзьям.

— Твою мать… Паша!

— Ты считаешь, что я не должен хвастаться тем, что у меня есть подруга-следователь?

— Я не следователь. Я не следователь, Павел. Если бы кто-нибудь из моих знакомых мог тебя услышать…

— Да ладно, следователь, опер, это все одно и то же…

— Это не так, Паша. Нет, это не то же самое.

— Расскажи тогда мне, каков твой коллега? Хорошо ли ты к нему относишься?

— Ты что, ревнуешь?

— Потому что она имеет дело с тобой, моя девочка… Маша.

— Ты закончил? Я иду в комнату.

Павел Шулепин лукаво усмехнулся и выпустил дым в сторону.

— Да ладно, оставайся, я просто прикалываюсь над тобой.

— Нет, правда? Я не поняла.