Епископ поднялся и прошелся по судну, заложив руки за спину.

- Это наш шанс, - пробормотал он, - и это вовсе не прискорбное событие - я должен написать Папе письмо, мы можем немедленно привести в действие план Лоулань [2].

В башне "Ци Юань" все, наконец, успокоилось. Императорская стража быстро прибыла на место для оказания помощи пострадавшим. Гу Юнь понял, что здесь его присутствие более не обязательно. Он махнул Шэнь И, давая сигнал, что они могут идти.

Зрение Гу Юня было уже слишком размытым, как снизилась и острота слуха. Окружавший его шум постепенно становился все тише и тише.

Гу Юнь обратился к солдату Черных Орлов:

- Я пойду первым, а ты кое о чем позаботься. Следуй приказам Его Высочества Четвертого Принца и его друзей. Если они захотят домой, дождись, пока все не успокоится. Если они захотят еще немного поиграть на "Змее", пусть. Я не знаю, будут ли еще какие-нибудь представления.

- Ифу, - спросил Чан Гэн, - что насчет тебя?

Но Гу Юнь уже не мог его услышать. Он просто похлопал мальчика по плечу и поспешил прочь.

Грохот под их ногами нарастал. "Красноглавый Змей" начал медленно приземляться на платформу "Тин Юань". Гу Юнь и Шэнь И покинули судно ступая бок о бок. Ночные морозы были суровы. Чан Гэн сжимал накидку, которую Гу Юнь оставил на судне. Мальчик попытался догнать их, пока его не остановил солдат Черных Орлов.

- Ваше Императорское Высочество, - сказал солдат. - Пожалуйста, остановитесь. Великий Маршал не носит зимнюю одежду в Столице. На улицах все еще неспокойно. Прошу вас, следуйте за мной.

В сердце Чан Гэна вдруг возникло подозрение - почему Гу Юнь не носит ее? Дело было явно не в его телосложении, и это явно не потому, что он не боялся холода.

Он еще помнил слова Шэнь И, которые он сказал Гу Юню с тревогой: "Твои глаза..." и это также заставило мальчика почувствовать, будто в его горле застряла кость.

Чан Гэн не мог забыть игру в "слепого и глухого" Шэнь Шилю в Яньхуэй. Конечно же, Шэнь Шилю частенько использовал свои глаза и уши для того, чтобы поиграться с Чан Гэном, но бывали ситуации, когда он действительно не мог видеть. Было ли это для того, чтобы обмануть Сю Нян и тех варваров, которые хотели пересечь северную границу?

Чем больше Чан Гэн думал об этом, тем тревожнее ему становилось. На сердце было ужасно беспокойно, и это чувство не угасало даже тогда, когда солдат старательно сопровождал их до поместья Аньдинхоу.

Чан Гэн вернулся в свою комнату, но сколько бы он не ворочался, он не смог заснуть. Уложив Цао Нянцзы и Гэ Пансяо, он спокойно повязал зимнюю накидку и побежал в комнату Гу Юня, чтобы дождаться его там.

Комната Гу Юня была очень чистой, с толикой изысканности и аккуратности, без лишних украшений, полностью удовлетворяя вкусу и потребностям военнослужащих. На столе лежало несколько книг и стояла паровая лампа. На стене висело полотно, на котором каллиграфическим почерком была изображена надпись: "Жизнь неизбежна". Похоже, это был почерк Гу Юня.

Не считая повешенной у кровати новой накидки из лисьего меха, спальное место Аньдинхоу было несколько... запущенным.

В ожидании Чан Гэн невольно уснул за маленьким столиком. Опустившись грудью на стол, вскоре он снова увидел кошмарный сон.

Сквозь дымку он видел стоящего к нему спиной Гу Юня. Во снах Чан Гэна ничего не сдерживало, и он действовал намного смелее, чем на самом деле. Он обнял Гу Юня, прижав того спиной к своей груди:

- Ифу...

Гу Юнь медленно развернулся. Его глазницы были совершенно пустыми. По щекам струились линии кровавых слез.

- Ты звал меня?

Чан Гэн закричал и резко проснулся, сев за столом. Со стороны входа в комнату Гу Юня, со свистом ворвались порывы холодного ветра. Мальчик в оцепенении уставился на вошедшего человека.

Гу Юнь не ожидал увидеть Чан Гэна в своей комнате. Он закрыл дверь и спросил:

- Что ты здесь делаешь?

Его голос был хриплым, как и нездоровым был цвет его лица.

Застывший в груди Чан Гэна ледяной воздух, наконец, вырвался наружу, когда мальчик увидел Гу Юня. На мгновение он не мог отличить сон от реальности. Он был почти в восторге от того, что он снова испытал то, что, как он думал, давно прошло.

Гу Юнь продолжил стоять у входа, у него кружилась голова. Он слабо поманил Чан Гэна:

- Подойди, помоги мне. Мне завтра нужно отвести тебя во дворец, чтобы поприветствовать Его Величество и отдать ему поклон в новом году. Мне надо постараться завтра встать с постели.

Чан Гэн придержал его за локоть и помог добраться до кровати.

- Ифу, что с тобой?

- По пути домой меня перехватили офицеры северного лагеря, ну и я, кажется, слишком много выпил, - Гу Юнь не стал снимать обувь и упал спиной на кровать. После того, как он принял лекарство, у него до сих пор невыносимо болела голова.

- Тебе нужно отдохнуть, завтра рано вставать, - устало сказал он.

Чан Гэн нахмурился - от Гу Юня действительно пахло вином. Но он достаточно уверенно мог ходить, а речь его была чиста. Он совсем не выглядел так, будто "выпил слишком много".

Тем не менее, мальчик не стал ждать, когда его попросят о том же снова. Гу Юнь замолчал и заснул почти сразу, как его голова опустилась на подушку.

Чан Гэн снял с него обувь, носки, и натянул на своего ифу одеяло. Он чувствовал холод тела Гу Юня и понимал, что ничто никогда не сможет его согреть. Разогрев паровую жаровню, он прислонился к столбику постели, молча наблюдая за лицом провалившегося в сон маршала.

"Я не позволю своим снам сбить меня с толку", - он трижды повторил эти слова про себя. После, подобно взволнованному зверьку, он немного приблизился к Гу Юню, как будто желая ощутить запах чужого тела, но тут мальчик невольно задержал дыхание.

На следующий день Чан Гэну показалось, что он едва закрыл глаза, а кошмарный сон не успел закончиться, как Гу Юнь уже разбудил его. Он безрадостно последовал за маршалом во дворец, чтобы поприветствовать своего старшего брата - Императора Лунань.

По дороге Гу Юнь сказал:

- Независимо от того, как Его Величество относится к тебе, тебе не стоит обращать на это внимание. Когда Вдовствующая Императрица была жива, она не очень хорошо ладила с супругой Императора, но это были дела взрослых, и они не имеют к тебе никакого отношения... Тц, вот черт!

Чан Гэн рассеянно слушал, но он никогда не слышал, как маршал кидает себе под нос проклятья. Чан Гэн поднял голову и заметил, что Гу Юнь как-то угрюмо смотрит на повозку.

Эта была повозка храма Ху Го.

Императорская семья Великой Лян практиковала буддизм. Даже решительный дедушка Гу Юня не был исключением. А нынешний Император в любой удобный момент, когда у него появлялось немного свободного времени, любил сидеть и обсуждать всевозможные вопросы с главой буддийских монахов.

Но если говорить о самой ненавистной вещи Гу Юня, то это не иностранцы с каждой из четырех сторон, а эти лысые головы!

В частности, у старого настоятеля храма Ху Го был вороний рот, и он с давних пор утверждал, что судьба не будет благосклонна к жизни Гу Юня и его родственников.

Аньдинхоу весьма успешно вымещает свой гнев на монахах храма Ху Го за то, что он до сих пор не женат.

Личный советник Императора Лунань - Ли Фэн - неторопливо выбежал, увидев приближающегося Гу Юня.

Мужчина был крепким, почти таким же высоким, как маршал Гу, но в три раза шире. Рожденный с двумя крошечными ногами, когда он делал маленькие шаги, он напоминал дерево с широкими, изящно раскачивающимися на ветру листьями.

Его фамилия была Чжу. Все обращались к нему «евнух Чжу». Но, за его спиной люди прозвали его «Чжу коротенькие ножки».

У Чжу-коротенькие-ножки не было доброго имени. За пределами дворца он воспитал двух «приемных сыновей». Никто не знал для чего, но они всегда измазывали свои лица пудрой и косметикой.