В начале беспорядков императорский двор прислал генерала с мешками с вином и мешками с рисом, который попал в засаду дунъинцев и разозлил засевших здесь главарей бандитов, что вдохновило их использовать простых людей в качестве живого щита.

Только тогда императорский двор понял, что ситуация вышла из-под контроля, и послал новых людей. На этот раз люди были еще более отчаянными — в это время передового генерала в отдаленном городе звали Гу, кем бы он ни был, ему все еще было всего пятнадцать лет, и, судя по всему, без трех голов и шести рук*, ничем не одаренный, как вспоминают те, кому посчастливилось вернуться с поля боя, все вспоминали почти панически - пораженные глаза молодого генерала, когда он увидел группу оборванных «живых щитов».

*Три головы и шесть рук (三头六臂 - sān tóu liù bì ) – знач .: обладать замечательными способностями или огромной силой

прим.: отсылка к миф. Асуру — могущественным и воинственным существам, которые обычно изображаются с тремя головами и шестью руками

Его взгляд выдавал свои детали: этот маленький генерал не только был ребенком, но и ребенком, который никогда не видел крови.

После минутной паники он не смог удержаться и был атакован группой бандитов из засады. Если бы только что не подоспело подкрепление, вся армия была бы уничтожена, на что, очевидно, нельзя рассчитывать.

Ляо Жань вздохнул в недоумении и почувствовал, что умрет здесь.

(2)

В глазах поколения именитых монахов, которые были еще молоды в это время, нынешняя ситуация считается чуть ли не «морем страданий бескрайним», но буддийские учения, казалось, не приносили особой пользы.

Ничего не зная, он некоторое время в оцепенении прислонился к стене и не мог не думать о своих днях в храме Хуго.

Он был брошенным ребенком, которого подобрал мастер Цзюэюань, бывший настоятель храма Хуго, во время одного из своих путешествий. Он был неизвестного происхождения и не мог говорить. Став закрытым учеником.

Во времена правления императора Юаньхэ, люди, которые жили лучшей жизнью, вероятно, были монахами, за исключением тех аристократических чиновников. Сам император верил в самого Будду, и императорский двор и внешний мир, естественно, последовали его примеру, воспевая сутры и молясь Будде... Даже нынешняя группа бандитов, хоть они и малы. Монах беспощаден, когда выходит быть живым щитом, но он не унизит его лицом к лицу.

Храм Хуго - первый среди сотен храмов. Именитым монахам в храме запрещено приходить и выходить во дворец. Хотя они не имеют реальной власти, их влияние все же больше, чем у императора и его приближенных. После того, как Мастер Цзюэюань принял этого ученика, он ушел в отставку и передал должность настоятеля своему старшему ученику Ляо Чи, который скитался круглый год. Он редко видел своего мастера, и только старший брат заботился о его повседневной жизни и обучал его священному писанию.

В молодости старший брат был красив, но круглый год был грустным и неулыбчивым, а в уголках его рта и бровей всегда была морщинка, как будто он никогда в жизни не был счастлив. Иногда, когда наступала глубокая ночь, брат Ляо Чи сам чистил статую Будды или медитировал в одиночестве в зале благовоний, чтобы созерцать просветление. Маленький монах не знал почему, поэтому он только неуклюже имитировал.

Ляо Чи взял большое ведро с водой, чтобы почистить статую Будды, а затем Ляо Жань неуклюже последовал его примеру, обняв маленькое ведерко, которое он использовал для игры с песком, после чего принес его с чистой водой и взобрался на столик для благовоний, чтобы вытереть ноги Будды.

Ляо Чи спокойно сидел под древним Буддой с зеленой лампой, а рядом с ним с футоном в руках сидел молодой монах Ляо Жань, который часто чувствовал сонливость и то падал на брата Чи, то падал на футон. Время от времени он вытирал слюну и в оцепенении отползал назад, надеясь, что брат снова возьмет его к себе.

Монах Ляо Чи был молчалив, знал, что хотел сказать, но не мог этого сказать, этот странный старший брат вообще не ладил с ним, он молчал, но они зависели друг от друга. Брат Ляо Чи брал его обратно в комнату для медитаций после того, как он засыпал, отвозил его обратно в холодные зимние месяцы и говорил, чтобы он носил ватную одежду, и даже вытирал нос с пустым выражением лица. Ляо Жань был похож на дрожащего зверька, его не нужно было специально звать, он всегда с полной зависимостью крутится вокруг своего старшего принимая его как свою опору.

Но дети всегда взрослеют.

Позже из лысого мальчика, которого можно было подхватить одной рукой, он превратился во все более красивого молодого человека со все более диким сердцем. Он больше не был маленьким последователем своего старшего брата и больше не довольствовался ежедневным звоном колокола в храме и чтение писаний, но всегда хотел увидеть внешний мир. Всякий раз, когда в храме Хуго останавливался монах извне, Ляо Жань приходил туда и жадно слушал, что он узнал из внешнего мира.

Старший брат сказал, что монах должен содержать свои шесть органов чувств в чистоте, и что нехорошо быть все время нетерпеливым. Он знал, что подавляет свое желание войти в мир день за днем. Получив одобрение своего мастера и других старейшин, он почти с нетерпением ждал возможности покинуть храм Хуго. Когда пришло время уезжать, брат Ляо Чи собрал для него вещи и отправил за город.

Более десяти лет он был для Ляо Жаня как отец и брат, наблюдая за тем, как Ляо Жань идет в мир смертных за пределами храма, и давая ему подробные инструкции от начала и до конца.

В то время Ляо Жаню казалось, что он многословен, но теперь, когда ему угрожала опасность, он растерялся. Он подумал: «Если бы мой брат знал, что я сейчас здесь, стал бы он беспокоиться обо мне?»

Уже стемнело, и Ляо Жань свернулся калачиком с несколькими безжизненными «живыми щитами», щипал одну за другой буддийские четки, делая вид, что поет сутры, но на самом деле он был настроен очень пессимистично. Он только что написал письмо своему брату на последнем посту, чтобы сообщить о своей безопасности, и в следующее мгновение он превратился в лысый щит. Предположительно, когда его письмо было отправлено обратно в храм, вместе с ним должна была прийти весть о его смерти.

Когда придет время, прочтет ли он ему мантру?

Он будет плакать?

Или он пожелает, чтобы он достиг блаженства ни с чем* во всех четырех элементах*?

*читайте как "блаженная смерть"

четыре элемента: огонь, вода, воздух и земля

Когда он подумал об этом, ему в голову пришла более тревожная мысль: ««Я не совершенствуюсь серьезно, и у меня нет никаких заслуг, так что если я умру, смогу ли я попасть в рай?»

Монах, погибший посреди армейского хаоса без видимой причины, даже не смог укрыться, и на его сердце стало еще тяжелее "повинуясь судьбе". Он фактически начал мимолетно читать сутры. В тот момент, когда он постепенно забывался и успокаивался в санскритском звучании, рядом с ним послышались шаги, он вздрогнул, открыл глаза и увидел, что мимо него проходят трое или четверо мятежников, направляясь прямо в хижину.

Соломенные хижины были собраны заключенными жителями города, чтобы в них могли спрятаться пожилые, немощные и дети.

Сначала он не понял, что задумали мятежники, но мужчина рядом с ним уже закричал:

–Эти сукины дети!...

Его спутник быстро схватил мужчину и отчаянно закрыл ему рот, чтобы он не заговорил.

На мгновение он был ошарашен, но потом вдруг понял, и волна юношеской крови и гнева сразу же хлынула ему в лоб. В этот момент один из бандитов вернулся на место происшествия и, избегая огненного взгляда молодого монаха, пошарил в своих руках, нашел промасленный бумажный пакет из которого пахло едой и положил его перед Ляо Жанем, сказав низким голосом:

–Это сделано из вегетарианского масла.

Сказав это, бандит почесал волосы, сложил руки вместе и поклонился Ляо Жаню, говоря: