Один из прихвостней Фан Циня в страхе упал на колени.

Фан Цинь сквозь зубы приказал императору Лунаню:

— Ваше Величество, прикажите им отступить.

Несмотря на свое незавидное положение Ли Фэн с холодной усмешкой огрызнулся:

— Размечтался!

В этот момент рядом с плечом Фан Циня пролетела стрела. Рана была несерьезная, но плечо обожгло острой болью и Фан Цинь потерял над собой контроль.

Хрупкое равновесие было нарушено.

Ли Фэн увидел прекрасную возможность сбежать и с силой оттолкнул его в сторону.

Но хромая нога снова его подвела. Только Ли Фэн собирался сделать шаг, как она подогнулась и он запнулся. Фан Цинь погнался за ним, выхватив меч, и инстинктивно выставил оружие вперед...

Ли Фэн забился, как умирающая рыба. Фан Цинь побледнел. Он непроизвольно выпустил оружие из рук и сделал три шага назад, с таким ужасом глядя на торчавший из спины Ли Фэна меч, будто увидел злого духа.

Дворцовая стража бросилась в атаку.

Вдруг сквозь крики своих непокорных подданных и изменников Ли Фэн услышал детский плач. Он с трудом поднял голову и заметил, как к нему с криком «отец-император!» бежит маленький наследный принц. Рядом с его сыном стоял и брат, Ли Минь — целый и невредимый. Встретившись с ним взглядом, Ли Минь резко остановился, сложил руки за спиной и с невозмутимым видом сверху вниз посмотрел на императора.

Императорская гвардия и дворцовая стража в мгновение ока расправились с оцепеневшими от страха мятежными чиновниками и похитителями. Ли Фэна унесли. Глава дворцовой стражи побежал за придворным лекарем, но все прекрасно понимали, что государя уже не спасти.

Маленький наследный принц прижался к отцу, горько рыдая.

Ли Фэну отчаянно хотелось обнять в ответ своё драгоценное и хрупкое дитя, но не успел он собраться с силами, как на плечо наследного принца легла чужая рука. Ли Минь, всё это время молча стоявший в стороне, ласково потрепал принца по плечу, словно пытаясь утешить. Все остальные решили, что дядя и племянник объяты горем и пытаются поддержать друг друга. Один Ли Фэн почуял затаённую угрозу.

Глядя на невозмутимого брата, Ли Фэн вдруг вспомнил горькие и полные ненависти речи своей матери, которая умерла много лет назад: «Все северные варварки настоящие чудовища, а их ублюдки навлекут беды на страну и народ».

«Ублюдок», носивший титул Янь-вана, упал на одно колено, но рука его по-прежнему лежала на предплечье наследного принца. Он тихо спросил Ли Фэна:

— У брата-императора будут указания?

— Ты... — выпалил Ли Фэн. — Ты...

Янь-ван еще сильнее понизил голос и сказал ему на ухо:

— Ваше Величество, не переживайте, ваш брат позаботится о наследном принце.

Губы Ли Фэна задрожали, а глаза загорелись, но по мере того, как его оставляли силы, огонь этот медленно угасал. Император вытянул дрожащую руку и Янь-ван поймал ее на лету.

...Говорят, что старший брат должен быть добр, а младший — почтителен. Вот что, наверное, подумали свидетели этой сцены, но это было ложью.

Придворные чиновники, которых спугнули мятежники, потянулись к ним, словно стадо овец. Никто не заметил, как Чан Гэн улыбнулся Ли Фэну и с искренней печалью в голосе добавил:

— Брату-императору есть что сказать?

От горьких рыданий маленький принц совсем выбился из сил и не стоял на ногах. Ли Фэн еще раз посмотрел на него и сомкнул веки.

Император Лунань всю жизнь отказывался идти на компромиссы и до последнего отстаивал свою точку зрения. Кто знал, что однажды он попадет в отчаянное положение... когда кругом предатели и бесконечные заговоры, и ему на смертном одре некому поручить заботу о неопытном наследном принце.

— Мы... всю жизнь куда-то торопились, — едва слышно пробормотал он. Ученые из двух палат и придворные евнухи догадывались, что он сейчас собирается сказать, но не стали сразу горько рыдать и оплакивать его. Они все затаили дыхание, боясь пропустить последние слова императора.

Глаза Ли Фэна застилали слезы, когда он продолжил:

— Нам стыдно предстать перед Небесами, стыдно перед народом. Уже больше десяти лет... наше сердце съедала тревога. После нашей кончины... Наследный принц... Маленький наследный принц... Пока ему не по силам взвалить на свои плечи эту нелегкую ношу...

Чан Гэн повернулся и с нежностью посмотрел на одну из стоявших вдалеке железных марионеток. Безжизненный железный монстр глядел на него с любовью. Когда-то именно он научил его обращаться с мечом, приносил ему поесть и не раз будил по утрам.

Сегодня глаза его едва заметно светились фиолетовым пламенем, словно глазами железной марионетки на Чан Гэна смотрел человек, находящийся на далекой границе.

— ... Мы передаем престол четвёртому принцу Ли Миню. Да не посрамит он наших предков.

Так в первый день третьего лунного месяца, на тринадцатый год своего правления, Ли Фэн, император Лунань, погиб от рук изменников-чиновников. Перед смертью вместо наследного принца он решил передать престол брату, что выглядело довольно необычно.

Янь-ван беспощадно расправился с семьями предателей и еще с несколькими знатными господами, замешанных в заговоре.

Он восстановил справедливость и омыл императорский двор кровью. За ночь Военный совет издал три закона и несколько указов, сумев твердой рукой стабилизировать обстановку в столице.

Но не успели Цзян Чун и другие чиновники соблюсти необходимые ритуалы, как будущий император, Янь-ван неожиданно покинул столицу.

Если бы не помощь его верных соратников из Военного совета, способных подставить плечо, даже если небо рухнет на землю, в городе вновь начались бы беспорядки.

Перед своим отъездом Чан Гэн вызвал к себе Цзян Чуна и отдал ему распоряжения, а также коробку с заранее подготовленными указами. Создавалось впечатление, что он сильно спешил с отъездом, и если бы мог, немедленно улетел прочь. Цзян Чун тогда решил, что всему виной нестабильная обстановка в Цзяннани. Он допускал, что в ближайшем будущем императору придется лично туда поехать, но новости об отъезде государя на следующий же день потрясли Цзян Чуна и застали его врасплох.

Чан Гэн взял с собой отряд Орлов из северного гарнизона и решил сразу же лететь на юг.

Он не сомневался, что на передовой в Лянцзяне все не так гладко... Хотя шпион Линьюани среди дипломатов и Цао Чуньхуа, отправленный присматривать за Гу Юнем, да и сам Гу Юнь... Все заверяли, что всё просто прекрасно и близок тот день, когда они вернут захваченные врагом бескрайние реки и горы, что само по себе звучало подозрительно.

Одно дело Гу Юнь, который предпочитал сообщать исключительно хорошие новости, другое — Линьюань. Они получили своё имя за осторожность, осмотрительность и необычайную проницательность. Допустим, на передовой войска Великой Лян действительно одержали сокрушительную победу, но это не вскружило бы шпионам Линьюани головы. При всем уважении они бы не преминули сообщить о своих опасениях Гу Юню и владельцу деревянного жетона.

Но в своих письмах они ни словом об этом не обмолвились. Крайне подозрительно.

Пока Чан Гэн постепенно воплощал свой план в столице, все складывалось удачно, но, честно говоря, сердце было не на месте.

Пока ситуация в столице была неоднозначной, а над страной нависла опасность, Чан Гэн не мог поехать навестить Гу Юня. До последнего Чан Гэн не знал, удастся ли ему добиться успеха... Окажись удача не на его стороне, ему пришлось бы самому взяться за меч. Тогда его сочли бы предателем и изменником, убившим родного брата и племянника. Поэтому Чан Гэн не мог допустить, чтобы на Гу Юня пала малейшая тень подозрений.

Оставалось удерживать Гу Юня на далёком фронте, где он не мог контролировать ситуацию.

Даже при помощи Орлов нельзя было добраться с севера на юг, не совершив ни единой остановки. Пока встревоженный Чан Гэн на почтовой станции дожидался, когда Орлы пополнят запасы топлива, командующий северным гарнизоном перехватил и сразу передал ему письмо с красной лентой.