Чэнь Цинсюй не разбиралась в подобных вещах, поэтому промолчала и попросила своего ученика показать дорогу.

Чан Гэн заложил руки за спину. Вдруг он неожиданно обернулся к ней.

— Барышня Чэнь, у вас есть серебряный нож?

Ван Го расположился в окружении придворных чиновников и слушал, как эта языкастыя компания изливает свою ненависть и соревнуются в остроумии, оскорбляя посла северных варваров.

Сам посол не отличался красноречием, но был довольно сметлив. Когда тема их разговора становилась особенно острой, он не спешил отвечать, а лишь молча кривил губы в улыбке. Создавалось впечатление, что он действительно готов стерпеть унижение ради мирных переговоров.

Взгляд Ван Го ненадолго задержался на склонившем голову в поклоне молчаливом третьем принце, но вскоре он ему наскучил. Охота ему пялиться на этого дурачка, когда есть зрелище куда интереснее.

В отличие от чиновников вроде Фан Циня, Ван Го не любил думать о развитии экономики и улучшении благосостояния народа. Он прекрасно понимал, что все вокруг невысокого о нем мнения. Взять Фан Циня с его сторонниками — они уважительно именовали его господином или по титулу, лишь когда хотели использовать в своих целях. А за глаза прозвали «дядюшка евнух», поскольку Ван Го так рьяно исполнял свои обязанности, что порой влезал в дела внутреннего управления.

В прошлом Ван Го был всего лишь мелкой сошкой на побегушках у покойного императора. При дворе он играл роль придворного подхалима, которого все ненавидят вместо государя. С тех пор, как правда о покойном императоре и его драгоценной варварской супруге выплыла на поверхность, Ван Го жил в страхе.

Изначально он не имел ничего против Гу Юня и его семьи, поскольку обычно интересы гражданских и военных чиновников в Великой Лян не пересекались. Пока ни один из них не питал чрезмерных амбиций и не пытался рукой затмить небеса... хотя в любом случае им нечего было делить. Род Гу принадлежал к потомственной знати, пусть и был малочислен, но его наследник являлся крайне сомнительной партией. Взгляды Ван Го и Гу Юня не особо отличались. Ван Го не интересовали важные государственные дела. Его заботило лишь то, как угодить Императору.

При дворе служило множество людей с прекрасным характером, одаренных в боевых искусстве и литературе, полных идей. Поэтому в противовес должны были существовать люди вроде Ван Го, чтобы Император мог немного передохнуть от состязаний в смелости и мудрости.

Имей Ван Го право выбора, он бы лучше принял крысиный яд, чем посмел тронуть семью Гу.

Не зря говорят, что волю Небес нелегко разгадать, а императорский наказ непросто исполнить. Император Юаньхэ избавился от бремени бытия, когда жизнь его угасла подобно свече. Но даже на том свете этот гнусный старик желал смерти своему подданному по фамилии Гу. А Ван Го превратился в козла отпущения, которого все возненавидели за исполнение приказа.

Пока Император Лунань был настроен из родственных чувств покрывать это ничтожество, позволяя ему дышать и молить о пище.

Но какое будущее его ждет?

Ван Го пугали вовсе не земельная, торговая и реформа системы государственного управления. Гораздо больше его тревожил вопрос, а что с ним станет, когда Янь-ван займет трон?

С самого детства у Янь-вана установились близкие отношения с Гу Юнем. Будучи сыном императора и его супруги-варварки, он, конечно, не мог лично расследовать грехи родителей. Но было очевидно, что, желая заручиться поддержкой Гу Юня и армии, Янь-ван первым делом отдаст его на растерзание семье Гу.

Господина Фана и остальных заботили сущие мелочи — возможные перестановки при дворе. Это могло стоить им репутации, состояния, будущего их семьи, в то время как жизнь дяди Императора буквально висела на волоске. Он не находил себе места от тревоги... Какое бы высокое положение ты не занимал и богатое жалованье не получал — на тот свет их не заберешь.

Поначалу, когда варвары только прибыли в столицу, они вели себя покладисто и лишний раз не показывались людям на глаза. Ни одна знатная семья еще не спятила, обнищала или отупела настолько, чтобы ради личной выгоды рисковать обвинениями в измене и сговоре с врагом.

Перед началом приема посол восемнадцати племен впервые рискнул протянуть свои щупальца и связаться с одним человеком — с виду безобидным подхалимом императорским дядей Ван Го.

Посол поклялся именем своего бога, Тенгри [1], в двух вещах. Во-первых, он избавит Ван Го от занесенного над его головой меча в лице Янь-вана.

Во-вторых, неважно увенчается ли план успехом — о роли Ван Го никто не узнает. В будущем, если над ним нависнет смертельная угроза, восемнадцать племен выручат его.

Какими бы дикими, безжалостными и кровожадными не являлись эти племена искусных отравителей, они серьезно относились к данным ими клятвам.

Порученная Ван Го задача была довольно проста. Скорее всего, Янь-ван не захочет идти на прием. Тогда Ван Го должен любой ценой заставить его там появиться.

Варвары больше ничего ему не рассказывали, поэтому Ван Го рассчитывал немного подождать и увидеть все воочию. Если ничего не получится, то у него имелся запасной план. Все благодаря господину Фану, который спрятал у себя в поместье человека, способного дискредитировать Янь-вана.

Когда драгоценная императорская супруга совершила побег, из-за этого казнили кучу служанок, стражников и придворных лекарей. Многие умерли совершенно незаслуженно, зато истинные виновники заранее спланировали пути отступления. Одним из тех, кто в страхе перед правосудием сбежал из дворца, был старый лекарь из семьи Фан. Его родной сын недавно случайно убил человека и, желая спасти своего ребенка, лекарь был вынужден продать свой секрет тому, кто обещал помочь. Когда драгоценная императорская супруга уже была тяжела и совершила побег, ее сопровождала незамужняя сестра, принцесса Сю, носившая под сердцем внебрачное дитя.

В Яньхуэй Сю Нян, она же Хугээр, сговорилась с варварами и помогла им пересечь границу. Она всем сердцем ненавидела Великую Лян. Стала бы она растить сына своего врага?

Так кого же Гу Юнь привез в столицу — сына покойного императора или нагулянного Ху Гээр ублюдка, чей отец неизвестен?

Фан Цинь поселил придворного лекаря у себя, но пока не спешил необдуманно использовать этот козырь. Последнее покушение на Янь-вана многому его научило. На этот раз он собирался расправиться с ним одним ударом, но пока готовил новый план, Ван Го решил, что им больше не по пути.

У благородных людей свои методы, у злодеев — свои. Схема была нехитрая, но эффективная. Ему не пришлось прибегать к низким грязным приемам.

Поначалу, когда посол спросил об Янь-ване, Ли Фэн промолчал. Но когда император узнал, что принц болен, то сразу отправил придворного евнуха справиться об его здоровье. Настоящие слова Ли Фэна звучали следующим образом: «Возьми с собой лекаря, чтобы тот его осмотрел, и пожелай А-Миню выздоровления. Если через пару дней ему станет лучше, пусть не засиживается дома, а приходит во дворец, чтобы поздравить нас. Он может не встречаться с этими людьми».

После этого Император Лунань посчитал, что исполнил свои обязанности, и покинул прием.

Императорского дядю Ван Го не зря прозвали «дядюшкой евнухом». Он давно подкупил несколько придворных слуг низкого ранга. Стоило самую чуточку исказить слова Ли Фэна, чтобы Янь-ван непременно явился во дворец.

Император уже удалился, а Янь-ван ранее утверждал, что болен. Если сейчас принц специально придет во дворец, чтобы повидаться с послом северных варваров, а затем вскроется таинственная история об его сомнительном происхождении, чем все закончится?

После ухода Ли Фэна гуляния заметно стихли. К концу приема Гу Юнь немного расслабился: позволил себе взять чарку вина и едва смочил губы, не успев распробовать вкус, как неожиданно объявили о прибытии Янь-вана.

Не успел Гу Юнь опомниться, как сердце бешено застучало в груди.

Фан Цинь выглядел немного удивленным, но Ван Го склонил голову в поклоне. Посол восемнадцати племен обернулся и встретил гостя широкой улыбкой. Третий принц смирно сидел в уголке с опущенной головой и наслаждался ужином. Вдруг палочки для еды у него в руках зависли в воздухе.