Чан Гэн засмеялся:

— Вот видишь, что я говорил? А ты мне не поверил и устроил переполох, зря побеспокоив барышню Чэнь.

Хотя Чэнь Цинсюй, как и всегда, оставалась вежливой и отстраненной, торжествующий взгляд Янь-вана ей совершенно не пришелся по душе. Молодые супруги, родившие первенца, и то не настолько кичатся своим счастьем.

Потеряв всякое терпение, Чэнь Цинсюй решила с ними попрощаться. Гу Юнь вызвался ее проводить. Пока они шли по безлюдным коридорам поместья, Гу Юнь вдруг прошептал:

— Я вызвал барышню Чэнь вовсе не из-за обычной простуды. Вчера ночью у него был сильный жар и вновь появились двойные зрачки. Это немного беспокоит меня.

Чэнь Цинсюй приняла строгий вид и нахмурилась:

— Прошу Аньдинхоу рассказать обо всем как можно подробнее.

Тогда Гу Юнь поведал ей об инциденте — и о самом приступе, и о том, как Чан Гэн неожиданно пришел в себя.

— Что вы об этом думаете?

Долгое время Чэнь Цинсюй хранила молчание. Уголки ее глаз слегка опустились, словно она пыталась вспомнить результаты недавнего измерения пульса Чан Гэна. Наконец, когда Гу Юнь уже совсем распереживался, она проговорила:

— Сила воли Его Высочества действительно вызывает восхищение.

— Вы намекаете на то, что его трезвый ум — заслуга силы воли, а вчера из-за жара сознание его помутилось, и Кость Нечистоты вырвалась на свободу?

Чэнь Цинсюй кивнула:

— Его Высочество с детства страдает от Кости Нечистоты. Он давно должен был к ней привыкнуть. Даже во сне ему удается отчасти себя контролировать. Но я беспокоюсь вот о чем... Сейчас он молод и полон сил, но что станет с ним в старости, когда тело и разум ослабнут? Хватит ли ему душевных сил бороться?

Гу Юнь, похоже, вспомнил о чем-то, так как в ответ спросил:

— Выходит, если рассудок его помутится — из-за болезни, ранения или неподходящего лекарства, это всегда будет заканчиваться одинаково?

— Логично предположить, что это будет зависеть от того, грозит ли ему опасность.

— Тогда я не понимаю, — признался Гу Юнь. — Недавно в Цзянбэе его тяжело ранили. Я спас его и отвез домой. Из-за обильной кровопотери целые сутки он находился без сознания, но состояние его оставалось стабильным. Кость Нечистоты не давала о себе знать. Его тогда даже кошмары не мучили.

Чэнь Цинсюй замерла, пораженная.

— Барышня Чэнь? — позвал ее Гу Юнь.

— Быть того не может, — пробормотала Чэнь Цинсюй. — Выходит, дело в ци и крови? [2] Неужели я совершила ошибку?

Гу Юня перепугали ее слова.

Чэнь Цинсюй не стала ничего ему объяснять, а просто развернулась и ушла с таким видом, словно узнала нечто новое о «чудесных» меридианах [3].

Гу Юнь закричал ей в след:

— Постойте! Барышня Чэнь...

— Мне нужно время все обдумать, — бросила Чэнь Цинсюй на прощание и удалилась с такой скоростью, что казалось, ноги ее не касаются земли. В мгновение ока она уже была на расстоянии в десятки чжанов, а потом и вовсе исчезла.

По счастливому стечению обстоятельств в тот день в поместье приехал Шэнь И. Он как раз стоял у ворот и без конца жаловался Хо Даню на Гу Юня. Командир стражи Хо приуныл, не зная уже, как от него отвязаться. Неожиданно Шэнь И замолчал.

Когда Хо Дань поднял голову, то заметил, как мимо них пронеслась призрачная белая фигура. При виде нее генерал Шэнь резко превратился в полного идиота, утратившего дар речи. В итоге он ограничился одной сдержанной фразой:

— Барышня Чэнь.

Чэнь Цинсюй ответила ему примерно в том же духе:

— Генерал Шэнь.

После приветствия разговор заглох — они лишь обменивались растерянными взглядами. Наконец Шэнь И догадался, что стоит у нее на пути, и в панике отступил:

— Барышня Чэнь, прошу!

Поначалу Чэнь Цинсюй решила, что Шэнь И собирался о чем-то с ней поговорить, поэтому удивилась его поступку, но вскоре унеслась прочь подобно снежной буре.

Командир Хо ущипнул себя за мочку уха и отвел внезапно потерявшего дар речи генерала Шэня к Гу Юню.

Гу Юнь сначала сменил мешочек со льдом, приложенный к лицу Чан Гэна — тот поморщился от холода, — и лишь после этого сам вышел встретить гостя.

— Что стряслось?

Бедный Шэнь И еще не пришел в себя и растерянно уставился на него. Казалось, мысли его витают где-то далеко отсюда.

Крайне удивленный его поведением Гу Юнь спросил у Хо Даня:

— Что с ним такое?

— Язык проглотил, — предположил Хо Дань. — Лекарка Чэнь, поди, дала ему какое-то лекарство, вот он и онемел.

На самом деле Шэнь И пришел к Гу Юню не просто так.

Наконец он сумел собраться и доложить, в чем дело:

— Император все еще оказывает послам варваров крайне холодный прием. Он собирается пригласить их на ежегодный прием во дворце, чтобы продемонстрировать наше могущество. Вот только их шаманство довольно сильно. Он боится, что мы тогда перебили не всех приспешников той варварки. Чтобы избежать второго восстания императорской гвардии, как у алтаря в храме Цимин, северному гарнизону поручено обеспечить безопасность во дворце во время приема вместе с дворцовой стражей и реформированной императорской гвардией. Они должны сдерживать друг друга. Маршала позвали принять личное командование.

Гу Юнь кивнул. Обжегшись на молоке, Ли Фэн теперь дул на воду.

В этом году решено было закатить грандиозный, на грани расточительства прием, чтобы пустить пыль в глаза гостям. По обеим сторонам зала выставили усиленную охрану. Все приглашенные генералы были в броне и с оружием, так что даже у придворных сложилось впечатление, что их пригласили на Хунмэньский пир [4].

Наконец Гу Юнь своими глазами смог увидеть мифического третьего принца варваров, который по слухам мог заболеть и умереть, просто постояв на сквозняке.

Мальчик в свои четырнадцать-пятнадцать лет был весьма хорош собой. Вот только лицо его выглядело бледным и лишенным всякого выражения. Он стеснялся поднять голову и во всем слушался слуг. Поскольку третий принц испытывал трудности при ходьбе, его под руки подвели к трону, чтобы он мог предстать перед Императором.

— Прошу Императора Великой Лян понять и простить третьему принцу его немощь, — обратился к Ли Фэну посол. — Таким уж он уродился. Если во время банкета его действия покажутся неучтивыми — прошу, будьте снисходительны. Он всего лишь дитя.

Ли Фэн махнул рукой, приказывая им подняться на ноги, но мальчик не понял. Похоже, он не знал ни единого слова на мандаринском наречии.

Посол наклонился и что-то прошептал ему на ухо, подбадривая, но лицо третьего принца оставалось пустым. Закончилось все тем, что посол насильно уволок мальчика и усадил за праздничный стол.

Благодаря острому слуху Гу Юнь заметил, как один из его соседей бросил:

— Неужели этот принц — идиот?

Зачем Цзялай Инхо тогда послал своего бестолкового сына заложником в столицу?

Стоявшие на почтительном расстоянии Гу Юнь и Шэнь И переглянулись и помрачнели. Возможно, это говорила паранойя, но Гу Юню показалось, что у него от варварского мальчишки волосы встают дыбом.

К тому времени Ли Фэн и гости уже заканчивали обмениваться любезностями. А потом варварский посол, как бы невзначай, бросил:

— На родине мне дали поручение любой ценой увидеться с двумя подчиненными Императора Великой Лян. Во-первых, встретиться с непобедимым героем Аньдинхоу Гу — сегодня мне уже выпала эта честь, а во-вторых... Второго человека, похоже, сегодня здесь нет?

— Не может ли посол пояснить, о ком речь? — спросил Ли Фэн.

Посол северных варваров засмеялся и ответил:

— О молодом главе шести министерств при императорском дворе, Его Высочестве Янь-ване. Этого человека до сих пор многое связывает с варварскими племенами.

У Гу Юня слегка задергался глаз.

Когда Ли Фэн обвел взглядом зал, то обнаружил, что Чан Гэна действительно нет, и спросил у слуг:

— Где А-Минь?

Примечания:

1. Винная черепаха — старинный винный сосуд, сделанный из кожи. Раньше такие «винные сумки» носили с собой. Своеобразная кожаная винная фляжка.