Люй Чан воскликнул:

— Министр Фан, этот чиновник решил скрыть эпидемию не из-за того, что он мой родственник, а ради исполнения нашего великого плана! Ведь Император до того отчаялся, что, наплевав на память своих предков, согласился выпустить эти проклятые ассигнации Фэнхо. Военный совет вечно подливает масла в огонь, узнай Император что творится в Цзянбэй, то под их влиянием точно пошел бы на сделку с этими ничтожными купцами, разрешив им построить свои предприятия!

Люй Чан горько рыдал и, глядя на него, Фан Цинь предположил, что тот и правда в отчаянном положении, но про себя подумал: «Что за чушь?!»

Вслух же он с беспокойством в голосе спросил:

— Ох, глупый Яньнянь, неужели ты позабыл о том, как Чжан Фэнхань из института Линшу совсем обезумел и попросил Императора снять запрет на частную продажу цзылюцзиня? Ведь Янь-ван тогда вернул его прошение. Пусть Его Высочество и окружил себя никчёмными учеными, разве ты забыл об его происхождении? Его фамилия Ли. Разве может человек из императорской семьи позволить купцам свободно торговать цзылюцзинем? Янь-ван и не собирался использовать тех купцов в своих планах. Ему явно доложили о злодеяниях зятя твоей старшей сестры. Вот он и решил поднять шум на востоке, чтобы напасть на западе [7] и от нас избавиться.

Шилан Люй потерял дар речи — тут только горько рыдать и оставалось. Он никогда не отличался красотой, но сейчас вызывал особое омерзение. Несмотря на то, что Фан Цинь преграждал ему путь, Люй Чан рухнул на колени и начал чуть ли не лбом биться о пол, так быстро, как кухарка режет чеснок. Он взмолился:

— Господин, прошу, спасите меня!

Фан Цинь вовсе не собирался ему помогать, а наоборот, с нетерпением ждал его кончины.

— За спиной Янь-вана стоит Аньдинхоу. Одного слова маршала достаточно, чтобы перебросить сразу весь гарнизон генерала Чжуна. Думаешь, он не справится с какими-то чиновниками? Не пойми меня неправильно, Яньнянь, я всегда готов выручить человека, попавшего в беду, но тут ничего не поделать! — После чего он закрыл лицо рукавом, словно пытаясь скрыть свои страдания, и всхлипнул: — Помню, как мы с господином Яном ходили в одну школу и вместе резвились на озере. Когда мы выросли и стали чиновниками в разных министерствах, мой старый друг попал в беду... Разве не желаю я всем сердцем помочь ему?

Люй Чан растерялся.

Вот актер-то! Он пришел сюда, чтобы молить о помощи и, получается, довел своего защитника до слез. Фан Цинь и правда был умелым манипулятором с черной душой.

Люй Чан сжал зубы, но с удрученным видом все равно обратился к нему:

— Господин Фан, наказание за это преступление — казнь девять поколений рода преступника. Мы тесно связаны семейными узами. Вам никак не удастся избежать неприятностей.

Слова Люй Чана ударили по-больному — лицо Фан Циня исказилось от ярости.

У Фан Циня имелась сводная младшая сестра по отцу, поскольку ее матерью была не законная жена, а служанка, в семье ее недолюбливали [8]. Даже в детстве девочка почти не общалась со старшими братьями. Однажды по глупости девушка совершила тяжкий грех — попыталась сбежать из дому со своим возлюбленным, но их побег провалился.

Стоило добавить, что с открытием морских путей эпоха церемоний и музыки [9] давно закончилась. Случись эта история на восточном побережье, где люди придерживались более свободных взглядов, то никто бы не обратил на скандал внимания, разве что сплетники почесали бы языками. А может, кто-то восхитился бы отвагой юной девушки — многие иностранки вон не стесняются носить платья с открытой спиной на улице и никто им дурного слова не скажет.

Вот только родом эта девушка была из семейства Фан.

Со времен правления Императора Юань Хэ при дворе существовал один обычай: чем более открытыми становились обычные люди, тем строже знатные семьи блюли традиции. Словно это был единственный способ подчеркнуть их благородное знатное происхождение. После этой крайне унизительной истории девушку собирались запереть дома, а то и вовсе на несколько лет отправить в монастырь. И тут вмешалось семейство Люй: при помощи удачного брака они мечтали возвыситься при дворе. Обрадованные выпавшей возможностью, они слетелись как мухи на говно. В итоге младший двоюродный брат Люй Чана купил себе должность и женился на барышне Фан.

Число влиятельных семейств в столице было невелико. Они часто заключали между собой браки, в той или иной мере все были связаны родственными узами. Поэтому вне зависимости от того горе или радость постигли какую-то знатную семью, последствия чувствовали все без исключения.

Люй Чан напомнил ему об этом, пусть и в угрожающей манере.

Фан Цинь утер слезы и медленно выпрямился. Глядя на Люй Чана, про себя он подумал: «Этот мелкий шилан посмел мне угрожать. Надо от него избавиться».

— Господин Люй, прошу, поднимайтесь, — попросил Фан Цинь и затем добавил: — Боюсь, мнение мое не изменилось. К кому бы ты не обратился, никто тут не поможет. Если ты хочешь исправить ситуацию, то начать стоит с Его Высочества Янь-вана.

Люй Чан заметил, что в итоге они вернулись к тому, с чего начали. Лицо его теперь напоминало горькую тыкву.

— Но ведь...

Фан Цинь сделал жест рукой, прося его замолчать, налил немного кипятка из чайника на маленьком столике и понизил голос:

— Подумай, что за человек этот Янь-ван? В его руках вся государственная казна, что ему твои ничтожные подарки? Кроме того, порядочные люди не любят пачкать руки и предпочитают держаться подальше от разного сброда. Не все охочи и до прекрасного пола. Хотя посланные тобой простолюдинки не отличались особой красотой. Если даже я счел их уродинами, что уж говорить об Янь-ване?

— Тогда...

Фан Цинь окунул пальцы в чашку с чаем и вывел на столе фразу «облачить в золотые одежды» [10], после чего одарил озадаченного Люй Чана многозначительным взглядом и рукой стер свои слова.

Люй Чан вытаращил от удивления глаза. Когда к нему вернулся дар речи и он присел рядом, голос его дрожал.

— Господин Фан, это ведь, ну...

С холодной усмешкой Фан Цинь спросил:

— А что еще остается делать? Думал Янь-вана так же легко убить, как тех слабаков? Неужели ты решил, что Аньдинхоу, вечно подпирающий стену во время аудиенции Императора — это красивая цветочная ваза? Или думаешь, что зять твоей старшей сестры способен рукой затмить небеса и устроить все так, чтобы чиновники, которых направили высочайшим указом для проверки, вернулись с пустыми руками? Как тогда письмо коварного монаха дошло до Военного совета? Наш Император не позволит пускать себе пыль в глаза. Вспомни, когда государь поссорился с Аньдинхоу, то бросил его в тюрьму. Думаешь, он будет церемониться с твоей семьей... учитывая, что вы натворили?

Спустя один период горения курительной палочки совершенно потерянный Люй Чан вышел из экипажа Фан Циня и словно призрак побрел к своему родовому поместью.

Фан Цинь приказал извозчику:

— Езжай домой.

С равнодушным видом он зажег в экипаже благовония, как будто желая поскорее вытравить запах Люй Чана. Некоторым людям не помешало бы усвоить важный урок — даже если вас связывают общие интересы, не следует пытаться грубо манипулировать другими людьми.

Все внутри утонуло в дыме курильницы. Фан Цинь закрыл глаза и подумал: "А ведь если им удастся избавиться от Янь-вана, они одной стрелой уложат двух ястребов".

Если представить, что Янь-ван действительно беззаветно предан родине и действует без злого умысла, не желая занять трон, то хотя его трудно предать опале, всегда остается еще один способ.

Принц безжалостно, упрямо и расчетливо шел к цели, стараясь не афишировать свои таланты и представать в глазах других людей верным слугой трона. Но если хорошенько подумать, становилось очевидно, что именно Янь-ван стоял за каждым важным изменением, произошедшим в последнее время в Великой Лян.

Если этот человек не примкнет к ним сейчас, то может стать смертельным врагом. Будь он хоть циньваном, неизбежно придётся...