— Почему же ты не хочешь жениться на этой девушке? — нахмурившись, спросил Ли Фэн. — До тебя дошли нелестные слухи о ней или твое сердце уже отдано другой? Здесь все свои. Говори, не стесняйся.

Чан Гэн молча обвел глазами западную комнату. Его глаза едва заметно покраснели.

Разумеется, Ли Фэн не пытался найти ему удачную партию и точно не желал бы, чтобы Янь-ван и министр Фан породнились. А вопрос женитьбы затронул, потому что это была очередная проверка. Но кто же мог подумать, что эта тема встретит столь яростное сопротивление со стороны Янь-вана! Правителя теперь мучило любопытство. Махнув рукой, он приказал слугам выйти и ждать дальнейших указаний снаружи.

Теперь в комнате остались лишь два брата.

— Теперь ты можешь сказать мне, в чем дело? — спросил Ли Фэн.

Чан Гэн низко ему поклонился и, так и не произнеся ни слова, начал медленно снимать с себя парадные одежды.

— Что... — выпалил потрясенный Ли Фэн.

Грудь молодого Янь-вана покрывали старые шрамы. Больше всего бросался в глаза жуткий ожог возле горла. Создавалось впечатление, что несчастного принца отхлестали горящей палкой.

— Прошу брата-императора простить проявленную неучтивость, — с едва заметной дрожью в голосе прошептал Чан Гэн.

Постепенно, придя в себя, Ли Фэн догадался, откуда могли появиться эти шрамы. Вскоре голос его смягчился, и он задал брату вопрос:

— Эти шрамы оставила тебе... та варварка?

Мертвенно бледный Чан Гэн плавно запахнул парадные одежды.

Его пальцы, некогда легко натягивавшие тетиву лука, чтобы прострелить голову дунъинскому шпиону, заметно дрожали. Опустив взгляд, принц прошептал:

— Уйти от мира по вине одной единственной женщины — проявление трусости, но... — Он сжал зубы и поклонился до земли, голос его дрожал: — Барышня Фан прекрасна и благородна, и заслуживает спутника, что всю жизнь будет ей опорой. В силу особенностей характера этому брату Вашего Величества трудно сближаться с другими людьми. Что касается женитьбы... Молю брата-императора никогда больше не поднимать эту тему.

— Что ты несешь? — пораженно выпалил Ли Фэн. — Разве может столь выдающийся циньван всю жизнь прожить холостяком?

— Тогда, быть может, — с каменным лицом начал Чан Гэн, — Ваше Величество отберет у вашего верноподданного этот титул и позволит отправиться в странствия по цзянху с монахами?

Ли Фэн не знал, что тут можно сказать.

Каким бы открытым, великодушным, разумным и понимающим не казался со стороны Янь-ван, честно говоря, характер у него был тяжелый. Впрочем, дурной нрав его не был подобен сильному ветру и ливню [5], сбрасывающему чайные пиалы со стола. Чан Гэн лишь спокойно сказал:

— Я отказываюсь от занимаемого поста, прошу Ваше Величество назначить на мое место кого вам будет угодно.

Не в силах совладать с этим упрямцем, Ли Фэн на него рассердился и выставил вон. Янь-ван покорно ушел.

Неотступно следовавший за принцем евнух спросил:

— Ваше Высочество планирует вернуться в здание Военного совета?

Бывало, что Янь-ван не появлялся дома полмесяца и практически жил в своем кабинете.

Чан Гэн замер, уставившись в одну точку. Евнух не смел его беспокоить и молча ждал в сторонке.

— ... Нет, — прошептал Чан Гэн. — Поехали домой.

Никто не видел старые шрамы на теле Чан Гэна — даже Гу Юнь. Ему казалось, что никто никогда их и не увидит. Неожиданно, сегодня они пригодились ему, чтобы отвлечь Ли Фэна.

Экипаж несся вперед по широким вымощенным зеленой плиткой улицам столицы. По дороге уставший Чан Гэн прикрыл глаза и вдруг резко их открыл.

Когда-нибудь все изменится безвозвратно.

Когда-нибудь он сможет сделать все, что захочет, и ни перед чем не остановится.

Но это нисколько его не тревожило, поскольку Чан Гэн сам выбрал этот путь. Он давно все продумал и в сердце не было места сожалениям.

Вернувшись в холодное и безмолвное поместье Аньдинхоу, он ни крошки не взял в рот и не стал тревожить слуг, а сразу же направился в идеально чистую и скромную спальню Гу Юня, упал на кровать и закрыл глаза. Ему казалось, что покрывала хранят запах лекарств.

Понадобилось более полумесяца и множество горячих споров при дворе, чтобы Император Лунань наконец отклонил абсурдное предложение Янь-вана — наградить покупателей первой партии ассигнаций Фэнхо должностями при дворе в соответствии с величиной их вклада. Единственная поблажка, которую пообещали торговым домам: как только ситуация в стране стабилизируется, появятся новые торговые пути, где военные будут охранять купцов от воров и разбойников. Воспользоваться этими дорогами смогут все, кто купил ассигнации. Больше никакой платы вносить не потребуется.

Прошло больше месяца, когда новый закон поставил с ног на голову систему государственного управления в столице и провинциях — одним из важных критериев для получения государственной должности объявили количество купленных ассигнаций.

Никто не заметил, как медленно обнажилось лезвие занесенного над ними ножа.

После выхода указа все государственные служащие содрогнулись. Чиновники Великой Лян получали достойную оплату за свой труд, и сумма это была не маленькая. Однако, и расходы несли довольно значительные. Особое распространение это получило в период правления Императора Юань Хэ. Государственная власть была невероятно могущественна и в то время, когда правил Император У-ди, так что эксцентричная демонстрация собственной успешности прочно вошла в жизнь. Теперь же чиновникам требовались счёты, чтобы понять, какую часть жалования они готовы отдать, чтобы обеспечить себе будущее.

Разве это не все равно что открыто поощрять взяточничество и мошенничество?

Спустя пару дней слухи об этом докатились до границы.

— Цзыси! — Шэнь И передал поводья своего коня в руки личного охранника и зашел в маршальский шатер. Он уже открыл рот, когда заметил люлицзин, оправленное в платиновое золото, на носу маршала и понял, что тот сегодня не принимал лекарство. Поэтому Шэнь И прикусил язык.

Непонятно было, что в последнее время творится с Гу Юнем. В отсутствие важных встреч с посторонними людьми, тот все реже принимал лекарство, словно глухота и слепота приносили ему умиротворение.

Шэнь И поднял руку.

— Можешь говорить вслух. Хочу потренироваться читать по губам, — перебил его Гу Юнь.

— ...Ты уже слышал о новой реформе системы государственного управления? — вздохнул Шэнь И.

Гу Юнь умел читать по губам, но в последние годы слишком сильно полагался на лекарство, а его окружение обычно при необходимости использовало язык жестов, так что ему требовалось время, чтобы восстановить навыки. Слова Шэнь И он расшифровал далеко не сразу и в ответ лишь приподнял брови и кивнул.

— О чем вообще думает Его Высочество Янь-ван? Разве он не боится, что люди сочтут его продажным чиновником? Даже если эта система позволит решить текущую проблему, то что будет потом? Одно дело знатные семьи, у которых водятся лишние деньги, а что насчет бедных учеников и студентов по всей стране? Разве они не захотят сломать ему позвоночник? Понимаешь, он ведь и так возглавляет Военный совет, что уже вызывает зависть, я правда...

От волнения Шэнь И начинал говорить быстрее, чем цыпленок — клевать рис, так что у Гу Юня зарябило в глазах, и он с трудом разбирал отдельные слова. Он «расслышал» едва ли половину сказанного, но зато хорошо понял последнюю фразу.

— Чем это все закончится?

Гу Юнь не издал ни звука.

— Цзыси, не молчи, — попросил Шэнь И.

— Больше никаких сражений, — невпопад ответил ему Гу Юнь.

Шэнь И промолчал.

Лишь тяжело вздохнул, догадавшись, что Гу Юнь ничего не понял из его слов. Про себя Шэнь И пробурчал: «Попрактиковаться в чтении по губам он хотел, как же, скорее это я зря тут разорялся».

Когда Шэнь И уже было решил попробовать поговорить с ним другим способом, Гу Юнь наконец высказался:

— Раньше я был слишком амбициозен. Тот юноша подорвался прямо передо мной совершенно заслуженно. К счастью, пронесло, но в последнее время я много об этом думал... Цзялай Инхо не чета этим слабакам из западных стран. Боюсь, что предстоит не одно ожесточенное сражение с ним. Но прямо сейчас у нас недостаточно ресурсов для наступления. Нужно тщательно все спланировать.