— ... В мире всё ещё есть вещи, которые невозможно понять, опираясь на то, что известно нам с рождения.

— Честно говоря, маршал, когда я внедрилась в восемнадцать племен, то моей целью было не только изучить их колдовские ритуалы или быть вашими ушами и глазами, но и выяснить происхождение Кости Нечистоты, — сказала Чэнь Цинсюй. — Но даже варварам не так много о ней известно. Существует легенда об одном древнем варварском полководце по имени Уэргу. Этот мужчина отличался особой жестокостью и кровожадностью, не знал поражений на поле боя и в одиночку заложил основы единого государства, которое впоследствие разделилось на известные нам восемнадцать племён. Он дожил до тридцати двух лет и так и не женился, поскольку был ни жив, ни мертв, не являлся ни мужчиной, ни женщиной.

У Гу Юня мурашки по телу пошли от ее слов.

Чэнь Цинсюй продолжила:

— Когда я изучила записи об обстоятельствах его появления на свет и смерти, то узнала, что мать родила на свет двойню — мальчика и девочку, но об его сестре нигде больше не упоминалось. В том числе об ее смерти... Этому могут быть два объяснения: после того, как клан его был уничтожен, девочка пропала или же...

Мальчика и девочку превратили в одно живое существо, чтобы получить Кость Нечистоты. С тех пор мужское и женское уживались в одном теле. Именно это подразумевалось под «был ни жив, ни мертв, не являлся ни мужчиной, ни женщиной».

Гу Юнь с силой сжал руки на ребрах и Чэнь Цинсюй встревоженно спросила:

— Маршал, стальная пластина в корсете отошла?

Гу Юнь отклонился назад и сделал глубокий вдох, затем прошептал:

— Как кто-то может пойти на такое?

Чэнь Цинсюй поддержала его и помогла сесть.

— Этот жестокий способ применяли только тогда, когда страна пала, и народ оказывался на грани истребления. Чтобы почтить злое божество, племя приносило кровавую жертву в надежде на возмездие. Появление на свет людей вроде Уэргу, всегда вело к кровопролитию.

Гу Юнь сказал:

— Вы недавно говорили о том, что этот яд негативно влияет на психику человека. Нельзя ли рассказать об этом поподробнее?

Чэнь Цинсюй ответила:

— Люди с Костью Нечистоты сходят с ума. Все начинается с жутких кошмаров. Со временем человек становится слишком эмоционален и мнителен. Если не он не будет сдерживать свои чувства, то постепенно будут развиваться галлюцинации. И наконец...

— Поэтому... — голос Гу Юня заметно дрожал. Для того чтобы продолжить, ему пришлось прочистить горло. — Поэтому вы и прописали ему успокоительное...

Разумеется, она прекрасно понимала, о ком говорил Гу Юнь. Она только и могла, что молча с ним согласиться, ничего не сказав в ответ.

Прикрыв глаза, Гу Юнь вспомнил вдруг, как Чан Гэн не раз рассеянно говорил, что если сердце человека слишком пламенное, это может привести к беспокойному сну — и тому подобное. Вот только Гу Юнь никогда особо не воспринимал его слова всерьез. Думал, что этот ребенок так долго изучает медицину с семьей Чэнь, что немного помешался на теме здоровья и сам превратился в старика, которого не волнует ничего кроме болячек. Но как выяснилось... Чан Гэн испытывал невероятные страдания.

Гу Юнь спросил:

— А на какой стадии болезни Чан Гэн?

Чэнь Цинсюй все еще хранила молчание.

Тогда Гу Юнь сказал ей:

— Можете мне рассказать. Я приму правду, какой бы она не была. И если проживу ещё хоть немного, то неважно выпадет ли он в неистовство или потеряет рассудок, я все равно до последнего буду о нем заботиться.

— Его Высочество... — сказала Чэнь Цинсюй. — Его Высочество обладает невероятной силой воли, а на душе у него царит покой. Долгие годы Кость Нечистоты в его теле никак не проявлялась. Он знает о проблеме, поэтому куда более строг к себе, чем обычные люди. Разве что недавно... Мне пришлось поставить иглы, чтобы сдержать её. Аньдинхоу не о чем беспокоиться.

Хотя она говорила довольно уклончиво, Гу Юнь легко сделал выводы. Всегда всё было отлично, Кость Нечистоты никак не проявляла себя — до недавнего времени.

«Это все из-за меня», — растерянно подумал он и встал на ноги с грацией поднятого из мертвых трупа. Гу Юнь пошатнулся, словно от удара ножа.

Чэнь Цинсюй хотела подать ему руку, но он не взял ее; из-за жесткого металлического корсета маршал напоминал железную марионетку, у которой выгорел цзылюцзинь.

Чэнь Цинсюй замерла на месте. На строгом бледном лице отражалась буря эмоций. Ее взгляд невольно упал по направлению к столице. Отправленная ею деревянная птица должна была как раз прибыть на место, вот только... верное ли суждение она вынесла в своем письме?

Над столицей нависли мрачные тучи. Маленький силуэт деревянной птицы терялся среди тяжелых грозовых облаков, становясь едва различимым глазу.

Чжан Фэнхань выбрался из экипажа и сложил руки вместе, чтобы поблагодарить оставшегося внутри человека:

— Вашему Высочеству пришлось потратить свое время, чтобы подвезти этого дряхлого старика. Прошу прощения за беспокойство.

— Я целыми днями не выхожу из здания Военного совета, — приподняв шторку, с улыбкой ответил Чан Гэн. — Мне все равно нужно заехать в поместье Аньдинхоу, чтобы переодеться и постирать одежду. Да и нам ведь по пути. Так что господину Фэнханю не следует церемониться. Кстати, а разве институт Линшу не предоставил вам личный экипаж?

Чжан Фэнхань не обратил на его слова особого внимания.

— Все имеющиеся у нас экипажи теперь используются моими подчиненными для важных дел. А я не выезжаю дальше столицы. К тому же мне полезно размять старые косточки. Когда повсюду идут войны, а императорскому двору поступает множество прошений, лучше экономить там, где можем. Даже если мы не в силах предотвратить надвигающийся шторм, разве нельзя все равно попытаться немного облегчить ситуацию?

Чан Гэн засмеялся и ответил:

— Да, вы правы. Кое-чему мы все же научились.

— Я боюсь, вы мне льстите, — поспешил ответить ему Чжан Фэнхань и уже собирался удалиться, когда Чан Гэн окликнул его:

— Господин Фэнхань, пожалуйста, подождите, — с этими словами Чан Гэн достал смелое и дерзкое прошение Чжан Фэнханя о том, чтобы разрешить простому народу торговать цзылюцзинем, и двумя руками передал его автору. — Прошу прощения у господина Фэнханя за то, что не позволил передать прошение нашему правителю. Поскольку мы сейчас наедине, я бы хотел немного покритиковать вашу задумку. Прошу, не обижайтесь. Но свободный оборот цзылюцзиня всегда был больной темой для Императора. Со времен правления императора У-ди в стране не делалось никаких послаблений в этом вопросе. В глазах правителя цзылюцзинь — это как большая императорская печать, управляющая государством. Поставьте себя на его место. Будь вы Императором, разве позволили бы вырезать фальшивые печати из редиски и продавать такие поделки ради потехи?

Чжан Фэнхань прекрасно понимал, что бессмысленно отправлять подобное прошение: или его вернул бы ему Военный совет, или же оно дошло бы до Императора и вызвало его гнев. Однако господин Фэнхань держался с достоинством ученого мужа и жил по принципу «желаете ли вы это слышать или нет, я все равно озвучу то, что должно быть сказано». Кто же мог подумать, что Его Высочество Янь-ван лично обратится к нему из-за этого прошения, тем более столь почтительно?

Чжан Фэнхань забрал обратно свое письмо, покраснел и вздохнул:

— Ваше Высочество... Ох, Ваше Высочество совершенно правы. Похоже, я ненадолго впал в маразм. Столько беспокойства доставил Вашему Высочеству.

— Я знаю, что вы всем сердцем радеете за государство и народ. Вы — главная опора института Линшу. А в последние годы, когда обстановка в стране нестабильна, только на вас мы можем положиться в изготовлении брони и оружия, — махнул рукой Чан Гэн. — А если мы даже вас не в состоянии защитить, то о каком беспокойстве может идти речь?

Чжан Фэнхань растерялся, ведь Чан Гэн совершенно искренне за него переживал и разговаривал таким спокойным тоном. Он не знал, что ему ответить, и только повторял: