Они вместе наблюдали за тем, как красное солнце исчезает за горизонтом. Гу Юнь услышал, как старый Аньдинхоу с чувством обратился к стоявшему рядом помощнику:

— Для генерала считается большой удачей отдать жизнь за родину среди рек и гор [6].

Тогда Гу Юнь не понял его слов, но с тех пор минуло двадцать лет.

«Маршал, — подумал он про себя: — Быть может, я... и правда обречен отдать жизнь за родину».

...Словно упавший в ущелье жеребенок, словно камень в огне, словно старик во сне.

И вдруг кто-то толкнул дверь, приобнял Гу Юня, помог ему сесть и напоил водой. Вошедший действовал так бережно и ласково, словно всю жизнь провел, ухаживая за другими людьми — ни капли не пролилось.

Человек понизил голос и прошептал на ухо Гу Юню:

— Цзыси, выпей лекарство и поспи еще немного.

Гу Юнь не стал открывать глаза и лишь рассеянно ответил:

— Половину большого часа?... Разбуди меня через половину большого часа. Если я не проснусь, можешь вылить мне на голову миску холодной воды.

Со вздохом Чан Гэн молча напоил его лекарством, а потом остался сидеть рядом.

Гу Юню сильно нездоровилось, он постоянно ворочался и метался по постели, скидывая одеяло. Несколько раз Чан Гэн пытался его укрыть, пока ему не надоело, и он просто-напросто как следует не закутал его в покрывало и крепко обнял.

Так странно. Наверное, дело было в том, что с самого детства Гу Юнь ни с кем не был особо близок, поэтому, почувствовав теплые объятия, сразу затих. Обнимавший его человек осторожно переместился так, чтобы сидеть было удобнее. Аромат прописанного барышней Чэнь успокоительного наполнял дыхание Гу Юня. Одной рукой человек коснулся его подбородка; огладил пальцами затылок, шею, плечо, лоб. Прикосновения повторялись — легкие и в то же время осторожные.

Гу Юню ни разу в жизни не доводилось спать на столь удобном «ложе». Не успел он и глазом моргнуть, как неважно стало, ночь за окном или день.

Мирные мгновения утекают стремительным потоком. Половина большого часа пролетела незаметно.

Чан Гэн взглянул на часы и понял, как сильно ему не хочется исполнять просьбу Гу Юня. Ведь ему не хватало духа ни выпустить его из объятий, ни разбудить, но другого выбора у них не оставалось.

Неотвратимо надвигалась военная катастрофа. Когда маршал в следующий раз сможет забыться мирным сном?

Чан Гэн призвал всю силу воли для того, чтобы разбудить Гу Юня вовремя, и легонько нажал на акупунктурную точку, после чего ушел на кухню.

Сердце постоянно сжимала тревога, но, когда Гу Юнь хорошенько пропотел и выпил лекарство, недуг временно отступил. Он проспал половину большого часа и жар почти спал. Он еще немного полежал в постели, прежде чем натянуть одежду, и заметил, как тело его постепенно оживает.

Самочувствие стало гораздо лучше, даже нервы немного успокоились.

Гу Юнь подумал: «Ведь, по сути, они всего лишь шайка иностранцев? Если бы они обладали выдающимися способностями, то зачем им использовать хитрые уловки?»

К худу или добру, пока он еще жив и носит фамилию Гу, никому не удастся полностью уничтожить Черный Железный Лагерь.

Гу Юнь тяжело вдохнул и только тогда понял, что смертельно проголодался. Он потрогал свой живот и с тоской подумал: «Без раздумий женюсь на той, что принесет мне пару горячих печеных лепешек».

И стоило ему произнести это про себя, как Чан Гэн принес ему миску бульона с горячей лапшой. От тарелки поднимался горячий пар, а потрясающий аромат совершенно бесцеремонно ударил в нос. У Гу Юня от голода аж желудок свело.

Он разочарованно поспешил отказаться от своих слов: «Кроме него. Он не считается...»

Стоило ему подумать об этом, как за окном внезапно ударил гром.

Гу Юнь решил никак не комментировать это событие.

Чан Гэн прикоснулся к его лбу, проверяя температуру:

— Жар спал, ифу следует немного поесть.

Гу Юнь уже молча взял палочки для еды, но, стоило ему услышать обращение «ифу», как его сердце сжалось. На душе стало как-то странно. Правда, то смутное ощущение промелькнуло и исчезло без следа.

Гу Юнь спросил:

— Это ты приготовил?

— Так как времени было мало, успел приготовить только миску лапши. — Как-то так... — проговорил с невозмутимым видом Чан Гэн.

Гу Юнь чувствовал себя не в своей тарелке: он не понимал, чего добивается благородный «Яньбэй-ван» столь благочестивым [7] поведением.

Чан Гэн определенно догадывался о терзающих его думах, потому что спокойно предложил:

— Если страну уже не спасти, откажись от службы Ли Фэну. Я открою лапшичную на северо-западе, на жизнь нам хватит.

Гу Юнь, набивший рот лапшой, подавился и сильно закашлялся.

Чан Гэн засмеялся и признался:

— Да шучу я.

Гу Юнь взял чашку холодного травяного чая и разом ее осушил:

— Какой хороший мальчик. Уже начал меня поддразнивать. То ли еще будет!

С серьезным выражением лица Чан Гэн ответил ему:

— Когда ты внезапно решил увезти меня из Яньхуэй в столицу, то я хотел сбежать. Думал охотиться на зверей глубоко в горах или найти в приграничье скромное жилище и открыть там лавку, чтобы не умереть с голоду. Но когда я понял, что не так-то просто сбежать из-под твоего надзора, то успокоился.

Гу Юнь покопался палочками в миске и отодвинул в сторону зелень, чтобы добраться до мяса и съесть его. Не успел он тщательно прожевать пищу, как Чан Гэн облокотился на спинку стула и, облегченно вздохнув, признался ему:

— Ифу, ты не знал об этом, но пока я не убедился, что ты цел и невредим, то не мог сомкнуть глаз, пока наконец не...

Гу Юнь холодно произнес:

— Сто восемь тысяч ли [8] отделяют меня от твоего «цел и невредим», но расскажи мне все, что знаешь.

Чан Гэн понял, что речь о тех поступках, в которые он не посвятил Ли Фэна.

Гу Юнь предположил:

— Именно ты отозвал Черный Железный Лагерь. Иначе Хэ Жунхуэй дрался бы до последнего солдата.

— Я подделал твой почерк, — признался Чан Гэн. — Приказал Черному Железному Лагерю отступать к крепости Цзяюй, а генералу Цай Биню — отправиться на север с подкреплением. Прошло довольно много времени, генерал Хэ уже должен был получить поставку цзылюцзиня. Ли Фэну не обязательно было об этом знать, раз он все равно собирался упразднить указ «Цзигу Лин».

Гу Юнь моргнул:

— Ты подделал мой...

— Это всего лишь закулисные интриги. — Чан Гэн покачал головой. — Я отправил письмо учителю в Цзяннань, но было слишком поздно. Кроме того, я подозревал, что тогда, двадцать лет назад, во дворце остались северные варварские шпионы. Я уже попросил кое-кого заняться расследованием. Нет и вестей от генерала Шэня, но боюсь, хороших новостей от него ждать не стоит.

— Отсутствие новостей — самая лучшая новость, — подумав, ответил Гу Юнь. — А эта старая дева чересчур удачлива, ничего ему не сделается.

Тогда Чан Гэн спросил:

— Ифу, враги яростно наступают на северо-западе, но похоже, какое-то время войска там продержатся. Как думаешь, сумеем ли мы защитить столицу после катастрофы в Восточном море?

Гу Юнь внимательно на него посмотрел и заметил, что глаза юноши точно кремень. Взгляд его был холоден, тверд и невыразим — казалось, только тронь и во все стороны полетят искры.

Кроме них двоих в комнате больше никого не было, а их самих разделяла лишь миска с лапшой. Гу Юнь не собирался болтать попусту и честно признался:

— Зависит от того сумеем мы продержаться до прибытия подкрепления. Раз иностранцы готовы пройти тысячи ли ради внезапной атаки, то значит, они рассчитывают на быструю победу. Иначе зачем начинать со столь эффектного маневра? Чем дольше продлится война, тем большее преимущество мы получим, но...

Вот только ресурсов Великой Лян не хватит на затяжную войну.

Ли Фэн не просто так помешался на идее захватить цзылюцзиневые шахты в Лоулани. Причиной служило то, что на территории их обширной и богатой природными ресурсами державы имелось не так много цзылюцзиневых шахт. Запасов не хватало даже чтобы удовлетворить текущие потребности. Дань от восемнадцати племен составляла около четырех десятых от всего цзылюцзиня в Великой Лян, оставшееся количество составляли закупки из различных источников. Обращение товаров через морскую торговлю приносило казне немного серебра, но эти средства быстро заканчивались.