– Да, конечно, вы должны были постараться все подробно узнать, – согласился Цзя Юнь. – Садитесь, пейте, а потом доскажете!
Молодые люди сначала отказывались, но затем выпили и продолжали рассказ:
– Господин Цзя Юй-цунь – человек очень способный и благодаря своему умению находить покровителей получил высокую должность. Однако он жаден до денег, и его уже несколько раз обвиняли в вымогательстве. В обвинении говорится, что он «обирал своих подчиненных» под видом, будто берет у них деньги взаймы. Нынешний государь – пусть он здравствует десять тысяч лет – самый мудрый и просвещенный, самый гуманный и добрый из всех правителей! Стоит ему услышать, что кто-то «алчен», «грабит народ» или, «пользуясь своею властью, обманывает людей», как его охватывает гнев. Когда ему донесли о Цзя Юй-цуне, он сразу же издал указ об его аресте. Если обвинение подтвердится, Цзя Юй-цуню придется плохо! Если же окажется, что обвинение было необоснованным, несдобровать тем, кто оклеветал Цзя Юй-цуня. Поистине, сейчас благоприятный момент. Кому судьба сулила счастье, тот может без труда стать чиновником – место освободится!
– Твой старший брат и так счастлив! – сказали все, обращаясь к сыну Лай Да. – Разве плохо быть начальником уезда?
– Пусть мой брат начальник уезда, – отвечал сын Лай Да, – но если он будет действовать так, как Цзя Юй-цунь, ему долго не удержаться!
– Неужто и у него руки длинные? – удивились все.
Парень кивнул, поднял кубок и осушил его.
– Что еще удалось разузнать? – спросили его.
– Больше ничего. Слышали только, будто поймали разбойников, орудовавших на морском побережье, и доставили их на допрос в судебный ямынь. Потом еще выявили несколько злодеев, скрывавшихся здесь же в городе и занимавшихся похищением людей. Их переловили благодаря усердию господ, которые служат при дворе государя.
– Значит, те, которые были в городе, пойманы! – воскликнули слушавшие. – А не нашли среди них разбойников, ограбивших наш дом?
– Об этом мы не знаем, – отвечали молодые люди. – Правда, мы слышали, будто один из разбойников похитил какую-то женщину и бежал с нею на морское побережье, но женщина отказалась ему покориться, и он ее убил. Тот разбойник и его сообщники хотели бежать через заставу, однако стража их задержала, и они были казнены.
– Может быть, это Мяо-юй, которую похитили из «кумирни Бирюзовой решетки»? – выразил предположение кто-то.
– Ну конечно, это она! – вскричал Цзя Хуань.
– Откуда ты знаешь?
– Эту Мяо-юй я ненавидел как никого! – вскричал Цзя Хуань. – Когда она с кем-либо встречалась, на ее лице появлялось кислое выражение, но, как только ей на глаза попадался Бао-юй, она вся расплывалась в улыбке. Меня она не желала даже удостоить взглядом! Как бы я был рад, если б это оказалась она!
– Может быть, это и не она? – сказал кто-то. – Разве мало похищают людей?
– А мне кажется, Цзя Хуань прав! – вмешался Цзя Юнь. – Недавно мне рассказывали, что одной монашке в кумирне приснился сон, будто Мяо-юй убита.
– Да что значат сны! – засмеялись все. – Выдумки!
– Выдумки или не выдумки – нас не касается! – закричал дядюшка Син. – Давайте есть, а ночью будем играть!
Предложение было охотно принято, и после еды все снова принялись за игру. Игра продолжалась до четвертой стражи, пока за дверью не послышался голос слуги:
– Четвертая барышня Си-чунь повздорила с супругой своего брата и остригла себе волосы. Она просит госпожу Син и госпожу Ван, чтобы ей разрешили стать монахиней, иначе грозится покончить с собой. Госпожа Син и госпожа Ван не знают, что делать, и просят на совет господина Цзя Цяна и господина Цзя Юня.
Цзя Юнь слышал, что подобная мысль зародилась у Си-чунь еще тогда, когда ее оставили присматривать за домом, и знал, что Си-чунь все равно не отговорить от принятого ею решения. Поэтому он сказал Цзя Цяну:
– Мы ничем не можем помочь госпожам, да и решать что-либо нам неудобно. Лучше для виду поговорим с четвертой барышней. Если она нас не послушает, дело ее! Мы напишем письмо Цзя Ляню и таким образом снимем с себя ответственность!
Выработав план действий, они направились к госпоже Син и госпоже Ван, где пытались уговорить Си-чунь отказаться от своего намерения. Однако Си-чунь упорно твердила, что непременно уйдет в монахини, а если ей не разрешат, она просила отвести хоть пустую комнату, где она могла бы читать сутры и совершать поклоны Будде.
Никто не знал, на что решиться. Тогда госпожа Ю, боясь, как бы Си-чунь не покончила с собой, сказала:
– Если мы ее отпустим, люди подумают, что мы не могли ужиться с барышней и вынудили ее уйти в монахини! Поэтому отпускать ее нельзя! Она останется дома, и я беру ответственность за это на себя! Брат Цзя Цян напишет письмо Цзя Ляню и Цзя Чжэню и расскажет им об этом!
Цзя Цян в ответ поддакнул.
Если вы хотите знать, согласились ли на такое предложение госпожа Син и госпожа Ван, прочтите следующую главу.
Глава сто восемнадцатая, в которой повествуется о том, как дядя и брат за свои прежние обиды мстили беззащитной девочке и как жена и наложница, встревоженные загадочными высказываниями, пытались вразумить странного юношу
Сейчас речь пойдет о госпоже Син и госпоже Ван, которые, выслушав госпожу Ю, поняли, что им не удастся уговорить Си-чунь отказаться от своего намерения.
– Видимо, желание Си-чунь стать монахиней связано с ее предыдущей жизнью и мы не в силах ее удержать, – произнесла госпожа Ван. – Как бы только люди не сочли неприличным, что девушка из такой семьи, как наша, уйдет в монастырь. Жена твоего старшего брата говорит, – продолжала госпожа Ван, обращаясь к Си-чунь, – что, разрешив тебе заниматься самоусовершенствованием, мы сделаем доброе дело. Но все же я советовала бы тебе не остригать волос. Если твое желание искренне, какое может иметь значение, острижены или не острижены у тебя волосы? Подумай сама, ведь Мяо-юй тоже не остригла волос. Я не представляю себе, как она могла дойти до того, чтобы с кем-то сбежать. Но если твое решение твердо, мы охотно будем считать дом, в котором ты живешь, твоею кельей, а твоих служанок – послушницами. Нужно только поговорить с ними. Если они захотят остаться при тебе, мы не выдадим их замуж, а если откажутся – придется позаботиться о них!
Слова госпожи Ван успокоили Си-чунь, она вытерла слезы и поблагодарила ее, а заодно поклонилась госпоже Син, Ли Вань, госпоже Ю и другим.
После этого госпожа Ван позвала служанок и спросила их, хотят ли они вместе со своей барышней стать монахинями.
– Как вам угодно, госпожа, – отвечала за всех Цай-пин.
Госпожа Ван поняла, что никто из служанок не жаждет быть послушницей, и задумалась, кого же дать Си-чунь. Си-жэнь, стоявшая позади Бао-юя, опасалась, как бы происходящий здесь разговор не взволновал его и не вызвал приступа болезни. Но против ее ожиданий, Бао-юй был совершенно спокоен и только вздохнул и тихо произнес:
– Да, поистине найти трудно!
Слова Бао-юя опечалили Си-жэнь. Бао-чай молчала, снова убедившись, что Бао-юй заблуждается, и украдкой уронила слезу.
Госпожа Ван между тем хотела опросить других служанок, но неожиданно Цзы-цзюань опустилась перед ней на колени и проговорила:
– Госпожа, вы только что разговаривали с девушками, состоящими при четвертой барышне! Что вы думаете с ними делать?
– Разве я могу насильно заставить их идти в монахини? – сказала госпожа Ван. – Все зависит от их собственного желания.
– Барышня захотела заниматься самоусовершенствованием сама, и никто из служанок не оказывал на нее влияния, – заметила Цзы-цзюань. – Я хочу кое-что сказать вам, госпожа, пусть другие служанки не сочтут это упреком по своему адресу, так как каждый поступает в соответствии со своим желанием. Я долго служила барышне Линь Дай-юй, и вы, госпожа, знаете, как она ко мне относилась. Доброта ее поистине простиралась выше гор, и я не знаю, как ее отблагодарить! Сейчас барышни Линь нет в живых, и я очень досадую, что в свое время не последовала за нею. Я не могла этого сделать, так как не успела отблагодарить своих господ за великие милости, которые я от них получала. Ныне, когда четвертая барышня решила заняться самоусовершенствованием, я прошу разрешить мне всю жизнь прислуживать ей. Если мне не откажут, я буду бесконечно счастлива!