– Сын у меня хорош, но мал, – возразила Ли Вань. – Пока он вырастет, неизвестно, что станет с нашей семьей! А каков, по-вашему мнению, Цзя Хуань?

– Отвратительный! Глаза у него вороватые, так и бегают; посмотришь – кажется, глядят на восток, а на самом деле косятся на запад. Он как будто оплакивает покойную, но стоит появиться барышням или молодым госпожам, обо всем забывает и пожирает их глазами!

– Он уже не маленький, – сказала Ли Вань. – Я слышала, его собираются женить, но сейчас, видимо, придется повременить с этим… Да! Мне кажется, наши забыли кое о чем! Ведь послезавтра вынос гроба, а хватит ли колясок на всех родственников?

– Госпожа Фын-цзе ходит словно в воду опущенная, и мы не слышали, чтобы она отдавала распоряжение насчет колясок, – сказали служанки. – Вчера, правда, второй господин Цзя Лянь велел второму господину Цзя Цяну заняться колясками, но только своих колясок у нас мало, да и кучеров не хватает, поэтому придется занимать коляски у родственников.

– Неужели и коляски придется брать взаймы? – горько усмехнулась Ли Вань.

– Вы вот смеетесь, госпожа, – ответили ей женщины, – а что делать?! Возможно, в тот день коляски понадобятся самим родственникам, и одолжить у них не удастся. Придется, видимо, брать наемные!

– Для слуг придется нанять, – согласилась Ли Вань, – но разве можно нанимать для господ?

– А на чем поедут старшая госпожа Син, госпожа Ю и супруга господина Цзя Жуна? Ведь своих колясок у них нет.

– Прежде, когда нашим госпожам или невесткам приходилось ездить в наемных колясках, мы над ними смеялись, – вздохнула Ли Вань. – А теперь пришел и наш черед! Предупредите своих мужей, чтобы в день похорон они наши коляски заложили пораньше, во избежание толкотни.

Женщины закивали и вышли, но это не столь важно.

Сейчас речь пойдет о Ши Сян-юнь. Вследствие болезни мужа ей лишь один раз удалось приехать во дворец Жунго после смерти матушки Цзя. Рассчитав день, когда должны были состояться похороны, она решила приехать во что бы то ни стало. Так как муж ее чувствовал себя немного лучше, ей удалось прибыть даже на день раньше.

Вспоминая, как любила ее матушка Цзя, как неудачно сложилась ее жизнь, как судьба жестоко обошлась с ней, послав ей мужа с прекрасной внешностью и замечательным характером, но смертельно больного, Сян-юнь, сидя возле гроба, горько рыдала до самой полуночи, и ни Юань-ян, ни другие служанки не могли ее успокоить.

Бао-юю было больно смотреть, как убивается Сян-юнь, но подойти и утешить ее он не решался. В простом платье, без украшений, ненакрашенная и ненапудренная, она казалась еще более прекрасной, чем до замужества. Бао-цинь и другие молодые девушки в простых платьях тоже выглядели прелестно. Однако Бао-чай, с головы до ног облаченная в траур, была красивее всех!

«Древние говорили, – думал он, – что тысячи красных и десятки тысяч пурпурных цветов по красоте уступают цветку сливы. Это не только потому, что цветы сливы распускаются рано, но и потому, что они обладают „необычайной белизной и тончайшим запахом“. Ах, если бы сестрица Дай-юй могла так нарядиться, какой прекрасной она бы выглядела!»

При этой мысли комок подступил к его горлу, и слезы, словно жемчужины, покатились по щекам. И так как во время траура можно было плакать, Бао-юй открыто изливал свое горе.

В это время служанки утешали Сян-юнь, и когда из передней послышался плач Бао-юя, они подумали, что он плачет, вспомнив, как любила его матушка Цзя. Им и в голову не приходило, что Сян-юнь и Бао-юй оплакивают собственную судьбу.

Плач молодых людей вызвал новый взрыв рыданий у всех, кто находился в комнате. Тетушке Сюэ и Ли Вань насилу удалось их успокоить.

На следующий день во время ночного бдения в доме было очень оживленно. Фын-цзе с ног сбилась. Она даже охрипла, отдавая приказания. До полудня еще кое-как удавалось следить за порядком, но после полудня родственников наехало столько, что при всем своем старании она не могла за всем уследить. Как раз, когда Фын-цзе совершенно растерялась, прибежала девочка-служанка:

– Вот вы где, вторая госпожа! Старшая госпожа Син все время возмущается: в доме людей полным-полно, порядка никакого нет, а вы прячетесь!

От этих слов у Фын-цзе перехватило дыхание, в горле что-то сжалось, из глаз полились слезы. Она почувствовала сладковатый вкус крови во рту, в голове помутилось, и она стала медленно опускаться на пол. К счастью, Пин-эр успела подхватить ее. Потом подбежали другие служанки и увидели, что у Фын-цзе пошла кровь горлом.

Кто желает узнать о дальнейшей судьбе Фын-цзе, пусть прочтет следующую главу.

Итак, мы остановились на том, что Фын-цзе, услышав слова девочки-служанки, задохнулась от возмущения и обиды, а вслед за тем почувствовала вкус крови во рту, в голове у нее закружилось, и она стала медленно опускаться на пол. Пин-эр подхватила ее, а затем приказала служанкам отвести ее домой и уложить на кан. Здесь она велела Сяо-хун налить чашку кипяченой воды и поднесла ее к губам Фын-цзе. Та отпила глоток и впала в забытье.

К кану подошла Цю-тун, окинула Фын-цзе быстрым взглядом и вышла. Пин-эр не стала ее удерживать и, увидев возле себя Фын-эр, приказала ей:

– Доложи госпожам, что Фын-цзе заболела.

Фын-эр передала госпоже Син и госпоже Ван, что Фын-цзе не может помогать на похоронах, так как у нее горлом идет кровь. Госпожа Син заподозрила, что Фын-цзе сказалась больной, чтобы скрыться от хлопот, но, так как в комнате было полно родственников, она только произнесла:

– Ладно, пусть отдохнет!

Больше ей об этом не говорили. В тот вечер родные и друзья приезжали и уезжали непрерывно; к счастью, нашлось несколько близких родственниц покойной, которые могли принимать приезжающих и следить за порядком, что же касается слуг и служанок, то они, пользуясь отсутствием Фын-цзе, отлынивали от дел, шумели и только устраивали суматоху.

Во время второй стражи, когда разъехались гости, начался обряд прощания с покойницей. Родственницы, облаченные в траур, плакали возле гроба. Юань-ян так безутешно рыдала, что даже упала в обморок. Ее подхватили и лишь с большим трудом привели в чувство. Но, придя в себя, она решительно заявила, что должна последовать за своей госпожой, так как госпожа ее очень любила. Все сочли, что она говорит это лишь в приливе горя, и не придали ее словам никакого значения.

Когда настал момент прощания и в зале собрались хозяева, их родственники и слуги числом более ста человек, отсутствия Юань-ян никто не заметил. Лишь когда настало время Ху-по и другим служанкам плакать у гроба и совершать жертвоприношения, они хватились Юань-ян, но, подумав, что она отдыхает после пережитого потрясения, никому не сказали об этом.

После того как прощание окончилось, Цзя Чжэн позвал к себе Цзя Ляня, чтобы посоветоваться с ним, как устроить обряд выноса гроба и кого оставить присматривать за домом на время их отсутствия.

– Из хозяев останется Цзя Юнь, так как ему не обязательно сопровождать гроб, – отвечал Цзя Лянь, – а из слуг – Линь Чжи-сяо со всей своей семьей. Вот только не знаю, кого из женщин можно оставить!

– Твоя мать говорила, что Фын-цзе заболела и не сможет поехать, – заметил Цзя Чжэн, – пусть она и останется! Жена Цзя Чжэня уверяет, что Фын-цзе чувствует себя совсем плохо. Пусть Си-чунь и несколько женщин присмотрят за комнатами.

«Жена Цзя Чжэня не ладит с Си-чунь и хочет, чтобы она осталась, – подумал про себя Цзя Лянь. – Но поручать Си-чунь что-нибудь бесполезно! Фын-цзе тоже ни за чем присмотреть не сможет».

– Ладно, господин, – сказал он. – Я пойду посоветуюсь, а потом окончательно решим, кого оставлять.

Цзя Чжэн молча кивнул, и Цзя Лянь ушел.

В это время Юань-ян, немного успокоившись, думала: