– Почтенный отец!..

Монах приоткрыл глаза и беззвучно рассмеялся:

– Вы по какому делу ко мне, уважаемый начальник?

– Проезжая через эту местность по делам службы, я узнал, что вы в совершенстве постигли святое учение, – отвечал Цзя Юй-цунь, – и мне захотелось послушать ваши наставления, которые рассеяли бы мое невежество.

– Само собой разумеется, что прийти можно лишь из какого-то места, – с усмешкой отвечал монах, – а уйти можно только в каком-нибудь направлении.

Цзя Юй-цунь сразу понял, что этот монах необычный, и поэтому, низко поклонившись ему, спросил:

– Святой отец, в каких местах вы начали свою праведную жизнь и почему построили себе здесь хижину? Как называется этот храм? Сколько в нем людей? Неужели для вас не нашлось священных гор, где вы могли бы познавать истину и заниматься самоусовершенствованием? Почему вы остановились на перекрестке дорог?

– Ведь и в «Хулумяо» – «Тыкве-горлянке» можно обрести покой! – отвечал монах. – Зачем же строить для себя жилье в знаменитых горах? Можно позабыть название храма, но плита с надписью будет существовать. Зачем искать себе попутчиков, если тень следует за тобой? Или вы уподобились людям, которые весь смысл жизни видят в строках: «Нефрит в шкатулку заключен – оценки ожидает; заколка в ларчик заперта – взлететь она стремится»?

Цзя Юй-цуню нельзя было отказать в догадливости и проницательности, и когда он услышал упоминание о «Хулумяо», а затем – параллельные фразы о заколке и нефрите, ему сразу припомнилась встреча с Чжэнь Ши-инем. Он еще раз внимательно присмотрелся к монаху и, заметив, что тот внешностью ничем не отличается от Чжэнь Ши-иня, отпустил сопровождавших его слуг и, обращаясь к монаху, сказал:

– Вы, наверное, господин Чжэнь?

– Что «истинное» и что «ложное»? – усмехнулся монах. – Пора вам знать, что все, считающееся «истинным», является «ложью», а все «ложное» – «истиной».

Услышав слово «цзя» – «ложный», Цзя Юй-цунь отбросил всякие сомнения и, низко поклонившись монаху, произнес:

– Благодаря вашей милости, учитель, я смог добраться до столицы, сдать экзамен и получить должность у вас на родине. Но когда я туда прибыл, то узнал, что вы убедились в тщетности земного существования и отправились искать обитель бессмертных. Я, ваш ученик, не раз мысленно обращался к вам среди жизненных треволнений, но мне не удавалось встретиться с вами. Я уже думал, что недостоин такой встречи! Как я счастлив, что увидел вас! Умоляю вас, святой отец, просветите меня в моем невежестве. Если вам не трудно, я просил бы вас переехать в мое убогое жилище, которое находится неподалеку отсюда, чтобы я мог с утра до вечера слушать ваши наставления!

Монах встал, совершил перед Цзя Юй-цунем ответную приветственную церемонию и произнес:

– Изо дня в день я сижу на своем молитвенном коврике и не знаю, что находится между небом и землей за пределами моей хижины. Я не понимаю ничего из того, о чем вы говорите, почтенный начальник!

С этими словами монах снова опустился на место.

Опять Цзя Юй-цуня охватили сомнения:

«Если это не Чжэнь Ши-инь, то почему монах так похож на него? Мы с Чжэнь Ши-инем расстались девятнадцать лет назад, но лицо монаха в точности напоминает его. Я уверен, что это Чжэнь Ши-инь – только он не хочет вспоминать о прошлом. Мое высокое положение не подействовало на него, поэтому не стоит заводить разговора о его жене и дочери».

Подумав так, он вслух произнес:

– Вы не желаете вспоминать о прошлом, святой отец, и я могу только сожалеть.

Цзя Юй-цунь хотел распрощаться с монахом, но в этот момент вошел один из его слуг и сказал:

– Господин, уже вечереет – надо скорее переправляться!

Цзя Юй-цунь не знал, как быть, но в этот момент монах заговорил:

– Поспешите с переправой, почтенный начальник! Если задержитесь, на реке подымутся волны! В назначенное время мы встретимся, я буду ждать вас на переправе и тогда сделаю вам наставления!

С этими словами монах снова погрузился в созерцание. Цзя Юй-цуню не оставалось ничего иного, как поклониться и выйти. Но как раз в тот момент, когда он собрался переправляться через реку, он увидел, что к нему со всех ног бежит человек.

Если вы не знаете, что произошло, загляните в следующую главу.

Итак, когда Цзя Юй-цунь собрался переправляться через реку, он внезапно увидел человека, который бежал к нему и кричал:

– Господин! Храм, где вы только что были, горит!

Цзя Юй-цунь мгновенно обернулся. Над храмом поднималось к небу яркое пламя, дым и гарь заслонили солнечный свет.

«Странно! – подумал Цзя Юй-цунь. – Я только что вышел оттуда и не успел далеко отойти – откуда возник пожар? Может быть, с Чжэнь Ши-инем случилось несчастье?

Цзя Юй-цунь хотел вернуться в храм, но боялся опоздать с переправой. Вместе с тем он думал, что, если не вернется, душа его никогда не будет знать покоя.

Поразмыслив немного, он обратился к прибежавшему слуге:

– Ты не знаешь, тот монах успел выйти из храма?

– Я вышел следом за вами, господин, – отвечал слуга. – Потом у меня вдруг заболел живот, и я отбежал в сторонку. Когда я снова посмотрел в сторону храма, там уже полыхал пожар, и я поспешил к вам. Я не видел, чтобы кто-то оттуда выходил.

Хотя Цзя Юй-цунь был охвачен сомнениями и тревогой, свои собственные интересы он ставил превыше всего, поэтому он не вернулся, а только приказал слуге:

– Останься здесь! Когда огонь погаснет, пойди и посмотри, жив ли монах! Потом доложишь мне!

Слуге не оставалось ничего иного, как повиноваться.

Цзя Юй-цунь, переправившись через реку, отправился дальше по своим делам. Устроив проверку в нескольких местах, он остановился отдыхать в первой повстречавшейся гостинице для чиновников.

Через день Цзя Юй-цунь наконец направился в столицу. Служители ямыня, сопровождавшие его, шли впереди и позади его паланкина и кричали прохожим, чтобы те освобождали дорогу.

Вдруг Цзя Юй-цунь, сидевший в паланкине, услышал ругань. Он осведомился у людей, шедших впереди паланкина, что случилось. Его люди притащили какого-то человека и, поставив его на колени перед паланкином Цзя Юй-цуня, сказали:

– Это пьяный, он не хотел уступить вам дорогу и лез напролом. Мы прикрикнули на него, но он расшумелся, лег посреди улицы и стал кричать, будто мы его побили.

– Ты знаешь, что я здешний правитель и ты обязан мне подчиниться? – грозно спросил Цзя Юй-цунь, обращаясь к нарушителю спокойствия. – Ты почему напился пьяным, не уступаешь мне дорогу да еще буянишь?

– Если я пью, то на свои деньги, – дерзко отвечал человек. – И валяюсь я на земле, которая принадлежит государю! Пусть вы какой угодно начальник, мне до вас дела нет!

– Наглец! Ему нипочем никакие законы! – гневно вскричал Цзя Юй-цунь. – Ну-ка, спросите его имя!

– Меня зовут Ни Эр, – отвечал человек, – а прозвище – Пьяный алмаз!

Цзя Юй-цунь рассердился еще больше и приказал людям хорошенько выпороть провинившегося да проверить, действительно ли он окажется таким крепким, как алмаз.

Слуги повалили Ни Эра и дали ему несколько плетей. Почувствовав боль, Ни Эр сразу протрезвился и начал молить о пощаде.

– Вот так алмаз! – кричал Цзя Юй-цунь из паланкина. – Ладно, бить тебя не буду. Мои люди заберут тебя в ямынь, и я на досуге тебя допрошу!

Служители связали Ни Эра и потащили. Ни Эр умолял отпустить его, но его мольбам никто не внял.

Возвратившись в ямынь, Цзя Юй-цунь прошел во внутренние покои и занялся составлением донесения в ведомство о выполнении высочайшего повеления. Разумеется, у него не было времени думать о происшествии с Ни Эром.

А в это время люди, присутствовавшие при столкновении Ни Эра с Цзя Юй-цунем, говорили друг другу: