– Только ничего не говорите жене! Разве нельзя поплакать украдкой? Зачем обращать на себя внимание?
– Ты права, – согласился с ней Цзя Лянь.
Приняв серебро, он протянул Пин-эр полотенце для вытирания пота и сказал:
– Этим полотенцем она обычно подпоясывалась дома. Сохрани его мне на память!
Пин-эр взяла полотенце и спрятала.
Получив деньги, Цзя Лянь немедленно распорядился заказать приличный гроб, затем распределил обязанности между слугами и служанками, которые должны были находиться возле покойной. Ночью он не вернулся домой, а остался ночевать возле гроба.
Гроб стоял семь дней. Цзя Лянь не осмеливался устраивать пышных церемоний, но в память о своей любви к Эр-цзе пригласил буддийских и даосских монахов, и они служили молебны о спасении души умершей.
Неожиданно Цзя Ляня вызвала к себе матушка Цзя.
Если вы не знаете, зачем он ей понадобился, прочтите следующую главу.
Глава семидесятая, в которой речь пойдет о том, как Линь Дай-юй возродила общество под названием «Цветок персика» и как Ши Сян-юнь случайно написала стихи об ивовых пушинках
Итак, Цзя Лянь семь дней и семь ночей провел во «дворе Душистой груши», где все это время буддийские и даосские монахи читали молитвы по усопшей.
Матушка Цзя предупредила Цзя Ляня, что не разрешает ставить гроб в родовом храме, и Цзя Ляню не оставалось ничего иного, как переговорить с Ши Цзяо и выбрать место для могилы там же, где была похоронена Ю Сань-цзе.
В день выноса гроба на церемонии присутствовали лишь родные, принадлежащие к семье Ван, да госпожа Ю с невестками. Фын-цзе ни во что не вмешивалась, предоставив Цзя Ляню делать все по своему усмотрению.
Год близился к концу, и ко всем делам прибавились еще новые хлопоты – Линь Чжи-сяо представил список восьми слуг, которые достигли двадцатипятилетнего возраста, но не были женаты и ожидали, пока отпустят девушек-служанок, отслуживших в доме положенный срок, чтобы жениться на них.
Фын-цзе просмотрела список, посоветовалась с матушкой Цзя и госпожой Ван. В доме имелось несколько служанок, которых уже следовало бы отпустить или выдать замуж, но у каждой были свои причины, которые мешали осуществлению этого намерения. Первой была Юань-ян, поклявшаяся никогда не покидать матушку Цзя. С того самого памятного дня она ни разу не разговаривала с Бао-юем, перестала пудриться и румяниться. Все видели, что решение ее твердо, и считали неудобным прибегать к принуждению. Вторая, Ху-по, болела, и выдавать ее сейчас замуж было невозможно. Цай-юнь вследствие недавно нанесенной ей Цзя Хуанем обиды, тоже тяжело заболела. Таким образом, замуж было выдано лишь несколько служанок, которые обычно использовались на черных работах в домах Фын-цзе и Ли Вань. Другие служанки еще не достигли нужного возраста, поэтому остальным слугам было приказано искать себе невест на стороне.
Все это время Ли Вань и Тань-чунь, занятые хозяйственными делами вследствие болезни Фын-цзе, почти не имели свободного времени. А тут еще приближались новогодние праздники, дел прибавилось, поэтому о поэтическом обществе все позабыли.
С приближением весны у Бао-юя появилось больше свободного времени, но настроение не изменилось. Уход Лю Сян-ляня в монахи, самоубийство Ю Сань-цзе, потом смерть Эр-цзе, которую Фын-цзе довела до отчаяния, и, наконец, усилившаяся болезнь У-эр после той ночи, когда она просидела под стражей, – все это произвело на Бао-юя тяжелое впечатление. Он словно помешался, стал заговариваться; казалось, у него началось нервное расстройство. Си-жэнь все время волновалась, но докладывать матушке Цзя не осмеливалась. Она прилагала все усилия, чтобы как-нибудь развлечь Бао-юя.
Проснувшись однажды ранним утром, Бао-юй услышал доносившиеся из передней оживленный говор, шутки, смех.
– Скорее иди сюда! – с улыбкой позвала его Си-жэнь. – Цин-вэнь и Шэ-юэ поймали Фан-гуань и щекочут ее.
Бао-юй поспешно надел подбитую беличьим мехом куртку и выбежал в переднюю. Он увидел девушек, еще не убравших постели и неодетых. На Цин-вэнь была только короткая салатного цвета кофточка из ханчжоуского шелка да длинная красная рубашка. Волосы ее растрепались. Она сидела верхом на Фан-гуань, а Шэ-юэ в красной сатиновой безрукавке и старом халате, накинутом поверх нее, держала Фан-гуань за бока и щекотала ее. Фан-гуань в пестрой кофте, красных штанах и зеленых чулках лежала на кане лицом кверху, дрыгала ногами и давилась от смеха.
– Ай-я-я! Две больших обижают маленькую! – со смехом воскликнул Бао-юй. – Вот я сейчас вас поцарапаю!
С этими словами он прыгнул на кровать и принялся щекотать Цин-вэнь. Девушка взвизгнула, соскочила с Фан-гуань, собираясь сцепиться с Бао-юем, но Фан-гуань, воспользовавшись удобным моментом, вскочила и навалилась на нее. Глядя на то, как они все вчетвером катаются по кану, Си-жэнь засмеялась:
– Смотрите не простудитесь! Это вам не шутки! Одевайтесь скорее!
Вдруг на пороге появилась Би-юэ.
– Вчера вечером моя госпожа Ли Вань потеряла здесь платок, – сказала она. – Вы его не видели?
– Он здесь, – отозвалась Чунь-янь. – Я подняла его на полу, но не знала, чей он, поэтому выстирала и повесила сушить. Он еще мокрый.
– А у вас здесь весело, – заметила Би-юэ, глядя на Бао-юя, забавлявшегося со служанками. – С самого утра возню затеяли…
– А почему вы не играете? – засмеялся Бао-юй. – У вас людей тоже немало!
– Наша госпожа сама не играет, а это связывает тетушек и барышень, – ответила Би-юэ. – А ныне, когда барышня Бао-цинь перешла жить к старой госпоже, стало еще тише. Потом две тетушки уехали домой до зимы, и у нас совсем опустело. Вы только подумайте, когда барышня Бао-чай отпустила Сян-лин, у нее в доме стало так скучно, словно ее покинула целая толпа людей. Барышня Ши Сян-юнь чувствует себя очень одинокой.
Разговор этот был прерван появлением Цуй-люй, которую Сян-юнь прислала передать:
– Прошу второго господина Бао-юя прийти прочесть замечательные стихи.
Бао-юй поспешно оделся и убежал к Сян-юнь. Там он увидел Дай-юй, Бао-чай, Сян-юнь, Бао-цинь и Тань-чунь, которые сидели рядышком и читали какие-то стихи, написанные на листах бумаги.
– Как поздно ты встаешь! – воскликнули девушки, завидев Бао-юя. – Наше общество не собиралось уже, пожалуй, целый год, и за это время ни на кого не снизошло вдохновение! Скоро праздник начала весны, все обновляется, нам тоже следовало бы как-то встряхнуться!
– Наше общество было создано осенью, потому деятельность его быстро замерла, – подтвердила Сян-юнь. – Ныне, когда все встречают весну, нам следует оживиться, тогда расцветет и наше общество. К тому же у нас есть чудесное стихотворение «Песнь о цветах персика», и я предлагаю переименовать наше общество из «Бегонии» в общество «Цветка персика». Как твое мнение?
– Очень хорошо, – одобрительно кивнул головой Бао-юй и протянул руку за стихотворением.
– А сейчас мы навестим «крестьянку из деревушки Благоухающего риса» и посоветуемся с ней, как возродить наше общество, – решили девушки.
Все встали и направились в «деревушку Благоухающего риса». Бао-юй последовал за ними, на ходу читая стихотворение:
ПЕСНЯ О ЦВЕТАХ ПЕРСИКА
Ласковый ветер восточный у полога,
полог, как персика цвет.
Утром за пологом, красным, как персики,
лень совершать туалет.
Персика цвет расцветает у полога,
девушку полог закрыл.
С девушкой рядом цветущие персики,
полог же их разделил.
Ветер восточный как будто бы с умыслом
полог желает поднять:
Полог цветам не откинуть, чтоб девушку
хоть бы на миг увидать.
Персик, как в прошлые годы, у полога,
вновь расцветает весной,
Девушка будто бы персик у полога,
стала прозрачной такой.
Эти цветы, видя грустную девушку,
тоже объяты тоской.
Ветер за полог, чтоб новости выведать,
тихо влетает порой.
Ветер кружится у алого полога,
дворик цветами покрыт,
Дворик весеннею яркой картиною
душу все больше томит.
Мох бесполезный во дворике стелется
возле закрытых дверей,
Девушка там под лучами вечерними
возле ограды стоит.
Девушка плачет, к ограде склоняется,
ветер восточный подул,
Рядом цветы свои к юбке сиреневой
персик тайком протянул.
Персика цвет вместе с листьями персика
в пестром смешении тут;
Пурпуром свежим цветы раскрываются,
стынет листвы изумруд.
Дымной завесой туман опускается
между бессчетных стволов.
Ярким огнем запылали строения,
пурпуром алых цветов.
Пламенем их, как парчою узорною,
жарко горит небосвод;
Трезвой подняться с подушки коралловой
хмель вешних дней не дает.
Воду служанка приносит холодную,
таз для воды золотой.
Холод румяна таят, охлажденные
благоуханной водой.
Этих румян красоту освеженную —
с чем ее можно сравнить?
С яркостью вешних цветов – освежаются
девы слезами они.
Рядом струиться с цветами на персике
девушки слезы должны,
Этим цветам придают обаяние
долгие слезы одни.
Очи в слезах на цветах остановятся —
высохнут слезы легко,
Высохнут слезы, цветы опечалятся,
кончатся вешние дни.
Тут уж, печалью цветов заслоненная,
девы печаль не видна.
Дева устала, цветы осыпаются,
ночь наступает, темна.
Только кукушки послышится пение,
кончится сразу весна,
Полога нити повиснут в безмолвии,
в небе померкнет луна.