– Ты точно уверена, что все, о чем ты мне рассказывала, правда?
– Еще бы! – отвечала Сюэ-янь.
– А от кого узнала Ши-шу?
– От Сяо-хун.
– Боюсь, что барышня слышала наш разговор, – покачала головой Цзы-цзюань. – Смотри, какое у нее настроение! Лучше молчать об этом деле.
Поговорив еще немного, девушки собрались спать. Цзы-цзюань прежде зашла в комнату Дай-юй, но увидела, что та снова сбросила с себя одеяло, и снова потихоньку укрыла ее. О том, как прошла ночь, рассказывать не будем.
На следующее утро Дай-юй проснулась рано, но не стала никого звать и, совершенно подавленная, сидела на постели.
Когда Цзы-цзюань увидела, что ее барышня уже не спит, она встревожилась:
– Что это вы так рано проснулись?
– Легла рано и встала рано, – коротко ответила Дай-юй.
Цзы-цзюань разбудила Сюэ-янь, и они вместе стали помогать Дай-юй умываться и причесываться.
Сидя перед зеркалом, Дай-юй машинально гляделась в него, но вдруг жемчужины слез покатились по ее щекам и омочили платочек.
Поистине:
Ты рядом лежишь, похудевшая тень,
в весенней реке отражаясь;
О тень, ты должна бы меня пожалеть,
а я пожалею тебя!
Цзы-цзюань, стоявшая рядом, даже не осмелилась утешать барышню, опасаясь, как бы не вывести ее из себя пустой болтовней. Через некоторое время Дай-юй привела себя в порядок, но слезы на ее глазах так и не высохли.
Посидев немного неподвижно, она приказала Цзы-цзюань:
– Зажги тибетские благовония!
– Барышня, вы почти не спали нынешнюю ночь! – удивилась Цзы-Цзюань. – Зачем вам благовония? Неужели снова собираетесь переписывать сутру?
Дай-юй кивнула.
– Вы проснулись слишком рано, – возразила Цзы-цзюань, – если будете писать, можете переутомиться.
– Ничего! – ответила Дай-юй. – Чем раньше я все перепишу, тем лучше! Мне хочется немного рассеять тоску. Если вы когда-нибудь увидите что-нибудь написанное мною, вспоминайте обо мне!
Слезы покатились из ее глаз. Цзы-цзюань совершенно растерялась и не только не делала попыток утешить ее, но и сама расплакалась.
Дай-юй, приняв решение, стала нарочно губить свое здоровье. Она не прикасалась к чаю и пище и постепенно слабела.
Иногда Бао-юй, возвратившись из школы, забегал навестить ее, но Дай-юй, которая многое хотела высказать ему, молчала, понимая, что они уже взрослые и не могут вести себя так же свободно, как в детстве, поэтому она скрывала теснившиеся в ее груди чувства. Бао-юю хотелось утешить ее ласковыми словами, но он боялся рассердить Дай-юй, ибо это могло усилить недуг девушки.
Таким образом, при встречах молодые люди лишь утешали друг друга и обменивались ничего не значащими словами. Поистине, «желая сблизиться, они отдалялись друг от друга».
Матушка Цзя и госпожа Ван любили и жалели Дай-юй, но их внимание к девушке ограничивалось лишь тем, что они приглашали к ней врачей. Разве они могли знать, что творится у нее на душе?! Цзы-цзюань хотя и знала причину болезни барышни, но не смела никому рассказать об этом. Дай-юй между тем таяла с каждым днем.
Через полмесяца Дай-юй совершенно истощилась, теперь она с трудом могла есть даже рисовый отвар. Когда кто-либо разговаривал в ее присутствии, ей казалось, что речь идет о свадьбе Бао-юя; если приходили люди со «двора Наслаждения розами», ей чудилось, что все они озабочены приготовлениями к свадьбе.
Иногда ее навещала тетушка Сюэ, но Бао-чай ни разу не показывалась, и это еще больше усиливало подозрения Дай-юй. Она предпочитала никого не видеть, отказывалась от лекарств, одна мысль владела ею – скорее умереть. Во сне ей часто казалось, что кого-то называют второй госпожой, и наконец все это превратилось в зловещую тень, которая постоянно преследовала ее.
Наступил день, когда она совершенно отказалась прикасаться к пище и в беспамятстве лежала на постели, ожидая смерти.
Если вас интересует дальнейшая судьба Дай-юй, прочтите следующую главу.
Глава девяностая, в которой речь пойдет о том, как бедной девушке, потерявшей кофту, пришлось терпеть недовольство служанок и как молодой человек, получивший в подарок фрукты, терялся в догадках
После того как Дай-юй приняла решение погубить себя, она стала постепенно слабеть и наконец в один прекрасный день совершенно отказалась прикасаться к пище.
Вначале матушка Цзя и другие навещали ее, и она иногда произносила несколько слов, но в последние дни она предпочитала молчать. Временами на душе ее становилось смутно, временами было чисто и ясно.
Матушка Цзя понимала, что эта странная болезнь не могла возникнуть без причины, и дважды пыталась допрашивать Цзы-цзюань и Сюэ-янь. Но служанки не осмеливались рассказать ей правду.
Цзы-цзюань очень хотелось узнать у Ши-шу последние новости о свадьбе Бао-юя, но при встрече с подругой она не решалась заговорить об этом из опасения, как бы вся история не получила широкой огласки, ибо если б Дай-юй узнала о ней, это ускорило бы ее смерть.
Сюэ-янь, которая разгласила тайну, что повлекло за собой столь серьезные последствия, теперь раскаивалась и досадовала, что у нее нет сотни ртов, чтобы заявить всем одновременно: «Я ничего никому не рассказывала!..» Поэтому, естественно, она хранила упорное молчание.
В тот день, когда Дай-юй совершенно отказалась от пищи, Цзы-цзюань решила, что больше нет никакой надежды на выздоровление барышни. Она поплакала украдкой и потихоньку сказала Сюэ-янь:
– Ты присматривай за барышней, а я пойду и сообщу обо всем старой госпоже, госпоже Ван и второй госпоже Фын-цзе. Барышня еще никогда не была в таком тяжелом состоянии, как сегодня.
Сюэ-янь кивнула, и Цзы-цзюань ушла.
Сидя подле Дай-юй, Сюэ-янь заметила, что та лишилась сознания. Ничего подобного Сюэ-янь прежде не видывала, так как была еще молоденькой неопытной девочкой. Она решила, что Дай-юй умерла, и сердце ее сжалось от боли и страха; она сердилась на Цзы-цзюань, которая до сих пор не возвращалась.
Снаружи послышались шаги. Девочке показалось, что это Цзы-цзюань. Страх ее понемногу прошел, она подбежала к двери, ведущей из внутренней комнаты в прихожую, откинула дверную занавеску и стала ждать. Через мгновение зашуршала занавеска на наружной двери, и в прихожую вошла Ши-шу.
Ее послала Тань-чунь навестить Дай-юй. Увидев Сюэ-янь, девушка спросила:
– Как чувствует себя барышня?
Сюэ-янь сделала ей знак войти. Ши-шу поняла, что Цзы-цзюань нет дома, и внимательно поглядела на Дай-юй. Девушка еле дышала, и Ши-шу затрепетала от страха.
– Где сестра Цзы-цзюань? – взволнованно спросила она.
– Ушла к старой госпоже, – отвечала Сюэ-янь.
Полагая, что Дай-юй ничего не слышит и пользуясь отсутствием Цзы-цзюань, Сюэ-янь потихоньку тронула Ши-шу за руку и спросила:
– Это правда, что какой-то господин Ван сватал второго господина Бао-юя, как ты мне рассказывала?
– А как же не правда?!
– На какое время назначен сговор?
– Какой сговор? – удивилась Ши-шу. – Я тогда рассказала тебе только то, что слышала от Сяо-хун. Потом я ходила ко второй госпоже Фын-цзе и услышала, как она говорила сестре Пин-эр: «Это всё друзья предлагали, чтобы снискать расположение господина Цзя Чжэна и добиться его покровительства. Я уж не говорю, что старшая госпожа отрицательно отозвалась о семье невесты, но даже если б она и хотела устроить этот брак и заявила бы, что девушка хорошая, кто стал бы считаться с ее мнением?! Кроме того, старая госпожа давно присмотрела для Бао-юя невесту из девушек, живущих у нас в саду. Разве старшая госпожа могла об этом знать?! Старая госпожа лишь для приличия решила спросить ее мнение после разговора с господином Цзя Чжэном, и только». Затем госпожа Фын-цзе добавила: «Старая госпожа решила просватать Бао-юя по своему усмотрению; пусть кто угодно приходит его сватать – бесполезно».
