– Я хотел учиться ради развлечения, – выслушав ее, сказал Бао-юй. – Но если соблюдать все, что ты советуешь, учиться действительно будет трудно!..
В это время вошла Цзы-цзюань и, увидев Бао-юя, с улыбкой спросила:
– Что это сегодня так воодушевило второго господина Бао-юя?
– Сестрица просвещает меня в моем невежестве! – воскликнул Бао-юй. – Чем больше я ее слушаю, тем больше хочется слушать.
– Я не об этом, – возразила Цзы-цзюань. – Скажите лучше, что вас воодушевило прийти сюда сегодня? Почему вы не приходили раньше?
– Я слышал, что сестрица больна, – отвечал Бао-юй, – и не хотел ее беспокоить. Кроме того, я сейчас хожу в школу, и мы немного отдалились друг от друга.
– Барышня только что поправилась, – прервала его Цзы-цзюань. – Пожалуйста, не слишком утруждайте ее своим присутствием.
– А я так ее заслушался, что даже не подумал, что она устала! – воскликнул Бао-юй.
– Для меня эта беседа – развлечение, и я вовсе не устала, – проговорила Дай-юй. – Только опасаюсь, что из моих объяснений тебе не все понятно.
– Так или иначе, постепенно я все пойму! – заверил ее Бао-юй. Он встал и произнес: – В самом деле, сестрица, тебе нужно отдохнуть! Завтра я расскажу о нашем разговоре Тань-чунь и Си-чунь и пришлю их к тебе учиться музыке, а сам буду вас слушать.
– Избрал себе самое легкое, – засмеялась Дай-юй. – Если все научатся играть, а ты не будешь понимать музыки, разве ты сможешь понять звучание…
Договорив до этого места, она вдруг вспомнила о своих чувствах к Бао-юю и умолкла.
– Только бы вы научились играть на цине, – с улыбкой произнес Бао-юй, – и я с удовольствием буду вас слушать. Не обращайте внимания, если я окажусь «быком»[32].
Дай-юй покраснела и улыбнулась, Цзы-цзюань и Сюэ-янь рассмеялись. Бао-юй собрался уходить, но в это время вошли Цю-вэнь и другая служанка, державшая в руках горшок с орхидеей.
– Госпоже прислали в подарок четыре горшка с орхидеями, – сказала Цю-вэнь, – но, так как ей некогда заниматься цветами, она велела один цветок отнести второму господину Бао-юю, а другой – барышне Линь.
Дай-юй оглядела цветок и увидела два бутона на одной веточке – сердце ее так и дрогнуло. Она не знала, счастливое это предзнаменование или печальное, и погрузилась в размышления. Бао-юй, все мысли которого были заняты цинем, вдруг сказал ей:
– Сестрица, тебе подарили орхидею, почему бы тебе не сочинить песню на мотив «Гляжу на орхидею»?
Дай-юй от этих слов стало не по себе. Проводив Бао-юя и вернувшись в комнату, она поглядела на цветок и подумала:
«Весной все растения покрываются цветами и пышными листьями, а я молода, но немощна, словно тростник или ива осенью! Если бы мои мечты сбылись, может быть, я постепенно поправилась бы! Как бы мне не уподобиться цветку, у которого в конце весны ветер и дождь срывают лепестки!»
При этой мысли слезы заструились у нее из глаз. Глядя на Дай-юй, Цзы-цзюань никак не могла догадаться, что случилось.
«Только что Бао-юй был здесь, – думала она, – и у барышни было хорошее настроение, а сейчас, взглянув на цветы, она расстроилась».
Как раз в то время, когда опечаленная Цзы-цзюань не знала, как развлечь свою барышню, явилась служанка от Бао-чай.
Если вы не знаете, в чем было дело, прочтите следующую главу.
Глава восемьдесят седьмая, прочитав которую можно узнать, как расстроенная печальными стихами и воспоминаниями о прошлом девушка играла на цине и как в молодую монахиню, предававшуюся созерцанию, вселился дух блуждающего огня
Дай-юй велела пригласить женщину, которую прислала Бао-чай. Та справилась о ее здоровье, а затем вручила Дай-юй письмо. Дай-юй предложила ей выпить чаю, а сама вскрыла письмо Бао-чай и принялась читать.
В письме говорилось:
«В день твоего рождения меня с тобой не было, так как у нас в доме много всяких неприятностей, да и мать моя уже стара и не может за всем углядеть. Грызня и брань у нас не прекращаются с утра до вечера; вдобавок на нас свалилось несчастье, от которого не скрыться, как от пронизывающего ветра или моросящего дождя. Ночами я ворочаюсь с боку на бок, и какие только печальные думы не одолевают меня! Ведь ты мыслишь так же, как я, разве ты можешь не сочувствовать мне?!
Я вспоминаю о том, как была создана наша „Бегония“, как осенью мы любовались хризантемами, ели крабов и как весело нам было в нашем обществе, и мне на память приходят строки из стихов:
Одна ты являешь презрение к миру,
но с кем же твой тайный союз?
Ты так же, как все, раскрываешь цветы,
но что ж запоздал твой цветок?
Никогда еще никто так горестно, как мы, не вздыхал о цветах, теряющих благоухание с наступлением холодов!
Пребывая в расстроенных чувствах и грустном настроении, я сочинила стихотворение из четырех разделов. Не подумай только, что в нем содержатся беспричинные стоны и безысходная печаль.
Скорблю, когда дни бесконечные года
промчатся один за другим,
И снова прозрачную осень встречаю.
Не вижу покоя от тяжких невзгод,
постигших всю нашу семью;
В разлуке и горе тоскую одна я.
В покоях своих
живет моя старая мать, —
Когда б ее грусть уничтожить могла я!
Но нет, не могу
рассеять я матери грусть,
И сердце тоскует страдая, страдая.
*
Ветра осеннего скорбь,
тучи, свинцом налитые;
Тихо иду по двору,
в инее листья сухие.
Что же мне делать, куда мне пойти?
Радости я растеряла былые.
Прошлые дни без конца вспоминая,
боль растравляю души я.
*
Когда б осетром мне укрыться в пучине
Иль аистом взвиться на крыши конек, —
Один защищен чешуей, как бронею,
Другой – в длинных перьях от шеи до ног!
В смятенье безбрежный простор вопрошаю,
что так бесконечно широк:
О неба высоты, о щедрые земли!
Души моей вечную боль
кто в мире постигнуть бы смог?
*
Тускло мерцает Небесный поток,
дышит прохладою он;
Ночь под косыми лучами луны,
яшмою мир напоен.
Грустное сердце горит и горит,
Скорбный из уст вырывается стон;
Стоны один за другим,
Каждый к далекой сестре обращен».
Грусть охватила Дай-юй, и она подумала:
«Эти стихи сестра Бао-чай не посылала никому, только мне одной – значит душа ее родственна моей душе, и она понимает меня».
Из этих размышлений ее вывел голос, послышавшийся из-за двери:
– Сестра Дай-юй дома?
– Кто там? – поспешно отозвалась Дай-юй, складывая письмо.
В этот момент в комнату уже входили Тань-чунь, Сян-юнь, Ли Вэнь и Ли Ци.
Девушки справились о здоровье Дай-юй. Сюэ-янь подала чай. Все выпили и принялись болтать.
Они вспомнили стихи о хризантеме, которые сочиняли в прошлом году, и Дай-юй сказала:
