Такая мысль опечалила Бао-юя, но, глядя на матушку Цзя, успокоившуюся после визита служанок из семьи Ши-хоу, он не стал плакать, а только сидел, погруженный в раздумье.

Вскоре Цзя Чжэн, который никак не мог успокоиться, вновь пришел навестить матушку Цзя. Убедившись, что ей лучше, он приказал позвать Лай Да, велел принести список слуг и служанок и стал внимательно его просматривать. Кроме слуг и служанок, принадлежавших Цзя Шэ и сейчас отошедших в распоряжение казны, во дворце Жунго оставалось двести двенадцать человек. Прислуги мужского пола насчитывалось более сорока. Цзя Чжэн приказал всех позвать и стал расспрашивать, что им известно о доходах и расходах дворца Жунго за последние годы. Главный управляющий принес ему приходно-расходные книги.

Цзя Чжэн проверил книги и убедился, что доходы не могли покрыть расходов. Таким образом, приходилось делать долги, что и значилось в книгах. Он проверил также доходы, поступавшие из поместий, находившихся в восточных провинциях, но и они оказались наполовину меньше, чем во времена его деда, а расходы за это время увеличились почти в десять раз.

Не досмотрев книги до конца, Цзя Чжэн с досадой воскликнул:

– Безобразие! Я думал, что, раз Цзя Лянь ведет хозяйственные дела, у него все в порядке! Оказывается, уже несколько лет мы живем за счет будущих доходов! А внешне все как будто хорошо! Если бы мы не относились с пренебрежением к жалованью, которое нам выплачивают из государственной казны, а старались жить на него, разве мы дошли бы до разорения?! Если даже начать экономить, теперь уже поздно!

Заложив руки за спину, Цзя Чжэн в раздумье стал расхаживать по комнате.

Слуги, видя, что он не разбирается в делах и только зря горячится, говорили ему:

– Не волнуйтесь, господин, не только у вас такое положение. Даже у ванов не всегда хватает денег! Но они внешне стараются показать, будто богаты и живут в роскоши, пока совсем не разорятся. Вы все же удостоились милости государя, и вам оставили ваше имущество! А если бы оно все перешло в казну?!

– Глупости! – раздраженно говорил Цзя Чжэн. – Совести у вас нет! Пока ваши хозяева жили хорошо, вы тратили сколько вам вздумается и все промотали, а когда хозяевам стало туго, одни из вас сбежали, другие стали просить, чтобы их отпустили! Разве кто-нибудь подумал, что будет с хозяевами?! Вы говорите, что мое имущество не конфисковано! Что вы понимаете? О нас идет такая молва, что никакое состояние не сможет поддержать нашу репутацию! Что же могут сделать бахвальством и обманом? Раз уж пришла беда, валите все на хозяев! Все считают Бао Эра виновным в том, в чем обвиняют Цзя Шэ и Цзя Чжэня, а я этого Бао Эра не вижу ни в каких списках! Как это объяснить?

– Его в наших списках и не может быть, – отвечали ему слуги. – Он сначала значился в списках слуг дворца Нинго. Потом второй господин Цзя Лянь, убедившись, что Бао Эр честен, взял его к себе вместе с женой. Когда у Бао Эра умерла жена, он возвратился во дворец Нинго. Когда вы, господин, еще служили в ямыне, а старая госпожа и госпожи уехали сопровождать гроб Гуй-фэй, хозяйственными делами в доме управлял господин Цзя Чжэнь, и он опять привел сюда Бао Эра. А через некоторое время Бао Эр ушел от нас. Разве вы можете знать об этом, господин, если не занимаетесь домашними делами?! Неужели вы думаете, что списки всегда соответствуют тому, что есть на самом деле?! Как каждый человек имеет по нескольку родственников, так и у каждого слуги есть по нескольку других, подчиненных ему слуг! Но не всех их заносят в списки.

– Вот это и плохо! – заметил Цзя Чжэн.

Понимая, что не так легко разобраться в этих списках, Цзя Чжэн выгнал слуг. Он принял насчет них твердое решение, но осуществление его отложил до тех пор, пока не освободят Цзя Шэ.

Однажды, когда Цзя Чжэн сидел у себя в кабинете и предавался размышлениям, к нему вбежал человек:

– Господин, вас немедленно требуют ко двору, государь хочет вас о чем-то спросить.

Взволнованный Цзя Чжэн стал собираться.

Кто не знает, зачем его вызывали, пусть прочтет следующую главу.

Прибыв во дворец, Цзя Чжэн повидался с сановниками из Высшей тайной палаты, а затем поклонился ванам.

Бэйцзинский ван сказал ему:

– Мы вызвали вас исключительно потому, что государь желает кое о чем вас расспросить.

Цзя Чжэн опустился на колени.

– Вы знаете, что ваш брат поддерживал связи с провинциальными чиновниками и притеснял народ, а племянник устраивал азартные игры и принуждал просватанную девушку стать своей наложницей, чем довел ее до самоубийства?

– После того как государь оказал мне милость, назначив уполномоченным по приему экзаменов в провинции, я проверял, как оказывается помощь пострадавшим от наводнения, и вернулся домой лишь в конце зимы прошлого года. Потом я имел честь быть начальником по сбору хлебного налога в провинции Цзянси. По возвращении я стал снова служить в ведомстве работ, ни днем, ни ночью не жалел сил, дабы меня не обвинили в нерадивости. Домашним делам я не мог уделять внимания из-за недостатка времени, не поучал младших членов нашего рода, не присматривал за ними, и выходит – не оправдал милостей, которые оказал мне государь. Поэтому я молю, чтобы меня за это наказали как можно строже.

Все слова Цзя Чжэна государю передал Бэйцзинский ван. Когда государь объявил свою волю, Бэйцзинский ван вышел и сообщил:

– Как явствует из доклада цензора на аудиенции, Цзя Шэ, вступив в сговор с чиновниками из провинции, помогал им притеснять слабых и беззащитных. Цензор прежде всего указал на правителя округа Пинъань, которого подкупил Цзя Шэ, и государь повелел с пристрастием допросить правителя округа. Но тот показал, что Цзя Шэ состоял с ним только в родственных отношениях и в его служебные дела не вмешивался. Таким образом, с Цзя Шэ осталось неснятым только обвинение в том, что он когда-то силой отнял веера у какого-то Ши. Но это не преступление, и поступок Цзя Шэ нельзя рассматривать как притеснение человека. Ши покончил с собой вскоре после этого происшествия, и, поскольку он был умалишенным, никто не может утверждать, что именно Цзя Шэ довел его до смерти. Поэтому государь решил проявить милость и повелел Цзя Шэ отправиться на северную границу, дабы ревностной службой он искупил свою вину. Что же касается Цзя Чжэня, который хотел взять себе в наложницы чужую жену, то здесь производила расследование палата цензоров. В результате было вынесено заключение, что, поскольку Ю Эр-цзе, помолвленная с Чжан Хуа, не была выдана за него замуж и ее мать пожелала расторгнуть брачный договор вследствие бедности жениха, предпочитая отдать свою дочь в наложницы младшему брату Цзя Чжэня, здесь и речи не может быть о каком-то принуждении или насилии. Затем покончила с собой Ю Сань-цзе, и ее похоронили, не сообщив ничего властям. По этому поводу тоже было произведено расследование и выяснилось, что Ю Сань-цзе сама решила выбрать себе мужа, и о ней пошли сплетни; девушка не могла вынести позора и покончила с собой, так что в смерти ее отнюдь нельзя винить Цзя Чжэня. Поскольку Цзя Чжэнь владеет наследственным титулом, он должен ревностнее других оберегать законы, и за то, что он тайком похоронил умершую, его следовало бы наказать вдвойне. Однако, памятуя о том, что он потомок заслуженного сановника, государь решил сделать ему снисхождение, ограничившись ссылкой его в приморские области, где он своей усердной службой должен искупить вину, а также лишением наследственной должности. Цзя Жуна, поскольку он молод и не имеет никакого отношения к делу, велено освободить. Цзя Чжэна, который длительное время занимал должность в провинции, где проявил себя старательным и усердным чиновником, велено наказанию не подвергать, а только вынести порицание за то, что он плохо следил за своей семьей.