– Откуда я могла знать, что берет с собой госпожа, когда ездит домой?

– Уважаемая госпожа! – вскричали хором служанки, обращаясь к матери Цзинь-гуй. – Это Бао-чань украла вещи вашей дочери, довела ее до смерти, а теперь клевещет на нас! Приедут власти производить расследование, мы так и заявим.

Бао-чай между тем велела своим служанкам передать Цзя Ляню:

– Не выпускайте из дому никого, кто приехал из семьи Ся!

В это время мать Цзинь-гуй обрушилась на Бао-чань:

– Стерва! Не распускай язык! Когда это было, чтобы моя дочь привозила домой какие-нибудь вещи?

– Вещи – мелочь, – возразила Бао-чань, – главное – кто ответит за смерть моей госпожи!

– У кого найдут ее вещи, тот и будет отвечать! – заявила Бао-цинь. – Нужно сейчас же сказать второму господину Цзя Ляню, чтобы он допросил молодого господина Ся и узнал, как тот покупал мышьяк. И мы сообщим об этом в ведомство наказаний!

– Бао-чань с ума спятила! – воскликнула взволнованная мать Цзинь-гуй. – Зачем моей дочери понадобился мышьяк? Конечно, мою Цзинь-гуй отравила Бао-чань!

– Мне понятно, когда другие сваливают всю вину на меня! – раскричалась Бао-чань. – Но как вы можете обвинять меня? Разве не вы постоянно подучивали мою госпожу, чтобы она безобразничала и скандалила, разорила семью мужа, а потом ушла от него, захватив с собой все свои вещи, и вышла снова замуж за хорошего человека? Ну, говорите, было такое?

Мать Цзинь-гуй не успела ответить, как жена Чжоу Жуя подхватила слова Бао-чань:

– Это ведь ваша служанка! Или вы и ей не верите?

– Я к ней относилась как следует! – скрежеща зубами от злости, закричала мать Цзинь-гуй, обрушиваясь на Бао-чань. – Ты что, хочешь свести меня в могилу? Вот придут чиновники, я скажу, что мою дочку отравила ты!

Бао-чань от гнева выпучила глаза и закричала:

– Пусть сейчас же отпустят Сян-лин! Незачем губить невинную девочку! Уж я-то знаю, что отвечать на суде!

Однако Бао-чай велела освободить Бао-чань и сказала ей:

– Ты ведь девушка правдивая! Зачем тебе что-то скрывать? Если у тебя есть что сказать, говори открыто. Лучше сразу все выяснить!

Бао-чань боялась попасть под суд и не заставила себя долго просить.

– Моя госпожа каждый день с затаенной обидой говорила мне, – стала рассказывать Бао-чань. – «Почему моя матушка оказалась настолько слепа, что выдала меня замуж не за второго господина Сюэ Кэ, а за этого негодяя и дурака Сюэ Паня? Я охотно отдала бы свою жизнь за то, чтобы хоть один день пожить со вторым господином!» После этого она особенно возненавидела Сян-лин. Я сначала не понимала, к чему она клонит, но затем увидела, что она подружилась с Сян-лин. Мне это показалось подозрительным, я была уверена, что это не сулит для Сян-лин ничего хорошего. Но разве я могла предположить, что суп, который мне было велено приготовить вчера, предназначен для того, чтобы совершить преступление?!

– Что ты плетешь! – вскричала мать Цзинь-гуй. – Если Цзинь-гуй хотела отравить Сян-лин, как же получилось, что отравилась она сама?

– Сян-лин, ты обычно все ела, что давала тебе госпожа? – спросила Бао-чай.

– В первые дни после того, как я перешла жить к госпоже, я себя так плохо чувствовала, что не могла поднять головы с подушки, – стала рассказывать Сян-лин. – Когда госпожа поила меня отварами и супами, я не смела отказываться. Однажды, когда она поднесла мне суп, я хотела подняться, но случайно выбила чашку из ее рук, и суп расплескался по полу. Мне было очень неудобно, что госпоже по моей вине приходится подтирать пол. А вчера госпожа велела мне съесть супу. Аппетита у меня не было, но отказаться я не могла. Сделав над собой усилие, я поднялась на постели и собралась есть, но тут у меня закружилась голова. Тогда сестра Бао-чань убрала чашку, и я этому обрадовалась. Только закрыла я глаза, как госпожа сама стала есть свой суп и велела мне есть. Я через силу сделала два глотка.

– Все так и было! Я правду говорю! – перебила Бао-чань. – Вчера госпожа велела мне приготовить две чашки супа и заявила, что будет есть вместе с Сян-лин. Я рассердилась и подумала: «Разве Сян-лин достойна того, чтобы я для нее готовила?» И я нарочно высыпала в одну чашку целую пригоршню соли. На чашке я сделала метку, намереваясь отдать ее Сян-лин. Но как только я стала подавать суп, моя госпожа позвала меня и сказала, чтобы я наняла коляску, так как она собирается домой. Я поспешила выполнить ее приказание. Когда я вернулась, то увидела, что чашка с пересоленным супом стоит перед госпожой. Я испугалась, что, если госпожа съест соленый суп, она рассердится на меня. Однако в этот момент госпожа куда-то вышла, я воспользовалась этим и поставила на место этой чашки другую, предназначавшуюся для Сян-лин. По-видимому, так предопределила судьба!.. Вскоре госпожа вернулась, взяла чашку, которую я поставила перед ней, и приказала Сян-лин, чтобы она ела из другой. Сян-лин не заметила, что суп пересолен, и выпила его. Госпожа тоже выпила все до дна. Я про себя смеялась, представляя, какую мину состроит Сян-лин, когда будет есть пересоленный суп! Мне и в голову не приходило, что госпожа хочет отравить ее! Разве я могла подумать, что, пользуясь моим отсутствием, она подсыплет мышьяку в чашку Сян-лин? Я не представляла себе, что произойдет, если я обменяю чашки! А теперь выходит, я сама же себе навредила!

Все призадумались, но дело было так ясно, что тут же отдано было распоряжение служанкам освободить Сян-лин и уложить ее в постель. Но об этом мы больше рассказывать не будем.

О том, как Сян-лин получила свободу, мы пока упоминать не будем. Речь пойдет о том, как мать Цзинь-гуй, не удовлетворившись рассказом Бао-чань, продолжала шуметь. Тетушка Сюэ и другие считали, что в смерти Цзинь-гуй виноват приемный сын старухи Ся.

– Не спорьте зря! – послышался из-за двери голос Цзя Ляня. – Лучше приведите дом в порядок! Сейчас прибудут чиновники из ведомства наказаний.

Старуха Ся и ее сын взволновались не на шутку. Боясь, что они будут наказаны, они взмолились перед тетушкой Сюэ:

– Мы поняли, что всему виной поведение Цзинь-гуй. Она сама угодила в ту яму, которую рыла для других. Госпожа, мы просим вас, замните это дело! Ведь если ведомство наказаний начнет расследование, и вам будет неудобно!

– Нет! – заметила Бао-чай. – В ведомство наказаний уже сообщили, и мы ничего не можем сделать.

– Если госпожа Ся хочет замять дело, пусть сама поговорит с чиновниками, – предложила жена Чжоу Жуя. – Мы мешать не станем.

Цзя Лянь припугнул сына старухи Ся, и тот охотно согласился выйти навстречу чиновникам, чтобы предотвратить расследование. После этого тетушка Сюэ приказала купить гроб и похоронить умершую. Но об этом мы не рассказываем.

Возвратимся к Цзя Юй-цуню, который недавно был повышен в звании, получил должность правителя округа Цзинчжао и ведал сборами налогов.

Однажды он выехал из столицы на обследование вновь запаханных земель и проезжал через уезд Чжицзи. Добравшись до переправы Стремительного течения, где ему предстояло переправиться через реку, он в ожидании паромщиков приказал остановить паланкин.

Неподалеку от реки высился небольшой храм с полуразвалившимися стенами, из-за которых виднелось несколько древних, словно покрытых сединою сосен и кипарисов.

Цзя Юй-цунь вышел из паланкина и направился в храм. У стен стояли статуи богов; позолота на них облупилась, и весь храм как-то покосился. Возле главного храмового строения стояла плита со следами иероглифов, разобрать которые было невозможно. Цзя Юй-цуню захотелось пройти вглубь храма, но ему бросилась в глаза камышовая хижина, примостившаяся под сенью кипариса, через раскрытую дверь которой виден был монах, сидевший с полузакрытыми глазами на циновке и предававшийся созерцанию.

Цзя Юй-цунь вошел в хижину и внимательно поглядел на монаха. Ему показалось, что он уже видел этого монаха, но сразу не мог вспомнить где. Слуги Цзя Юй-цуня хотели окликнуть монаха, но Юй-цунь сделал им знак молчать. Он медленными шагами приблизился к монаху и позвал: